Василий Гурковский - Семь жен Петра, кузнеца-гинеколога
Не зная Петра лично, но доверяя старшему брату, областной медицинский начальник направил Петра сразу в гущу событий – областную детскую больницу, в структуру которой входило и главное родильное отделение области. Больница была у всех на виду, да и родильный дом при ней принимал, как правило, солидных пациенток…
Начальник в какой-то мере рисковал, но решил проверить Петра как акушера с первого дня. И он не ошибся. Четверть века проработал Петр в той больнице и около двадцати лет возглавлял её родильное отделение. Сменив тяжелый молот на белые перчатки врача, он постепенно стал ведущим специалистом этого направления в области, держал и развивал «лебединскую» марку все эти годы. Много учился, получил диплом врача, а прославился именно своим природным даром помощника-спасателя. Сотни женщин и их новорожденных детей остались живы и здоровы благодаря его сильным рукам, природной интуиции и высокому чувству долга перед поверившими ему людьми. В родильном доме, где он работал, и куда бы ни вызывали его в разное время разные случаи, итоговый аргумент был всегда один: «Лебедь – есть Лебедь!» И все – больше ничего говорить не надо. Но… все это было позже.
А в первый год жизни семьи на новом месте, в Днепропетровске, им было очень трудно, причем по всем направлениям, особенно в плане материального обеспечения. На хуторе у них практически никогда не возникали проблемы с тем же питанием, одеждой. Там это все было свое, из подсобного хозяйства и из рук мастерицы Фроси. Здесь же сразу стало заметно, что в семье таки шестеро детей и двое взрослых и… на одну зарплату фельдшера. Хорошо, что в первый год привезли с собой какие-то запасы продовольствия с хутора, и их хватило почти на всю зиму. Петр был вынужден подрабатывать в других больницах, давать какие-то консультации, куда-то постоянно выезжать, в первую очередь, чтобы иметь больше заработка.
Не отставала от мужа и Фрося. Её швейная машинка снова заработала на сторону. Используя то положение, что напротив их дома находился заезжий дом от колхоза и туда постоянно приезжали люди из села, она начала принимать заказы на пошив и ремонт швейных изделий, любой формы и на любой возраст. Это тоже приносило доход в семейный бюджет, не говоря уже о том, что Фрося обеспечивала все основные текущие нужды семьи в плане одежды.
Понимали ситуацию и шли навстречу родителям и дети. Трое старших – Мария, Клава и Владимир, сын Фроси, пошли на учебу туда, где можно было получить специальность быстро, через год-два. Это давало возможность быстрее стать помощниками родителей, выйти на работу и получать зарплату. А продолжать учиться можно будет и позже, тем более при бесплатном советском образовании в то время. Трое старших с нового учебного года учились по специальностям, трое младших пошли в городскую школу, и все младшие впоследствии получили там полное среднее образование. И, конечно же, все дети делали все необходимые работы по дому, помогали родителям и друг другу и все вместе преодолели тяжелый начальный период. А когда уже вышли на работу трое старших детей – в семью вернулся прежний достаток, и можно было им сказать самим себе: да, мы прижились и в городе, и всем нам здесь теперь – хорошо…
Прошли годы… Петр стал дипломированным врачом, задачи перед его направлением деятельности становились все сложнее и интереснее. Он не работал по старинке, а все время что-то искал и находил, внедрял и дорабатывал. Постепенно, еще в довоенные годы, доктор Лебедь получил широкую известность в области и за её пределами. К нему ехали учиться, к нему обращались за консультациями, а чаще за практической помощью, многие люди. Слава его как доктора давно обогнала его славу кузнеца…
Не думал Петр, да и кто это думал, что опять придет беда в наш дом, что опять его старые знакомые – немцы – появятся у него на глазах. Двадцать три года назад это были «приглашенные» кайзеровцы, а теперь это были гитлеровские захватчики. Напав на Советский Союз 22 июня 1941 года, они стремительно приближались к Днепру. К началу осени того же года немецкие войска были в Днепропетровске. И пришли более чем на два года…
С первых дней фашистской оккупации жителям города дали понять, что они представляют собой лишь мешающий новым хозяевам мусор, от которого они будут избавляться разными способами.
Неверны нынешние разглагольствования отдельных «знатоков», что солдаты, мол, народ подневольный, они войны не хотят, и весь народ тоже не хочет, а хотят те, кто сидит наверху. Это правда только частично. На самом деле, на примере той же гитлеровской военной машины периода Второй мировой войны, эту самую «войну» полюбило абсолютное большинство немцев, и военных, и гражданских, в тылу. Полюбили за возможность безнаказанно грабить и убивать, регулярно посылать (а другим – получать) дорогие посылки, иметь ежемесячно солидное денежное довольствие и всевозможные бонусы, и за многое другое, то, что грело их сердца и карманы… Война – дело приятное, пока кого-то бьешь ты…
Давно подмечено, что наиболее просвещенные и «продвинутые» в плане цивилизации народы – наиболее изощренно издевательски ведут себя по отношению к тем народам, куда приходят как завоеватели и поработители. Немцы не были исключением.
С первых дней оккупации новые власти делали все, чтобы заставить горожан выбирать один из трех путей: либо к ним на работу за скудный продовольственный паек, либо добровольно ехать на работу в Германию, либо – на кладбище… Иное – просто запрещалось. Поставок топлива и продовольствия в город не было абсолютно, кроме как для нужд оккупантов. Было издано специальное (античеловеческое) постановление, под страхом расстрела запрещающее обмен товаров из города на продовольствие из окрестных сел. Продовольствие, изъятое при таком обмене, официально шло на нужды местной полиции.
Этими действиями власти пытались решить сразу несколько проблем: подтолкнуть население работать на немецких предприятиях, передать вопросы обеспечения питанием полицейских (предателей Родины) в руки самих полицейских и не тратить на них продовольствие, столь нужное для действующей армии, и заинтересовывать добровольцев в выезде в Германию. Этим постановлением власти развязали руки полиции и местным властям, которые под предлогом пресечения обменных операций «город-село» начали сплошной откровенный продовольственный грабеж сельского населения. Провезти продукты в город имели право только «фольксдойче» или представители власти. Резко возросли масштабы черного рынка продовольствия, цены выросли во многие разы против номинальной стоимости товара, те, кто купить не имел возможности – тихо покидали бренную землю…
Такое положение с продовольствием сказалось и на здоровье населения. Здесь действовали те же правила зверской оккупации. Как заявил однажды «партайгеноссе» Борман: «Славяне должны работать на нас… Заботы по их медицинскому обслуживанию – излишни», ему вторил министр восточных территорий Розенберг: «Славяне не должны иметь возможности пользоваться немецким медицинским обслуживанием». Этим все сказано, и это проводилось в жизнь. Те гражданские больницы, которые как-то еще оставались в то время в городе, не имели средств не только для обеспечения их медикаментами, но и минимального уровня питания пациентов. Но даже такая полуживая система здравоохранения распространялась не на всех жителей… Производить медицинские услуги евреям, цыганам и военнопленным было запрещено категорически.
Для этнических немцев, и военных и гражданских, была установлена своя, особая система медицинского обслуживания. Некоторым из них, гражданским лицам, разрешалось лечиться в военных госпиталях. Все они состояли на специальном учете, для них действовали специальные аптеки. Для «фольксдойче» были введены специальные поощрительные меры по повышению рождаемости и даже были запрещены аборты. Оккупантам надо было заселять Приднепровье чистокровными арийцами…
С началом войны Петр и Ефросинья остались вдвоем. Стало совсем тихо в некогда большой, веселой и дружной семье. Все девочки выучились, вышли замуж и разлетелись по городам и весям большого Союза, с родителями оставался один Володя, сын Фроси. Когда фронт подошел близко к городу, он вместе с демонтированным оборудованием завода, на котором работал, отправился куда-то на восток страны. Николай был на фронте.
Петр так и заведовал родильным домом при областной детской больнице. Больницу эту эвакуировать не стали по той простой причине, что большинство детей области остались в местах проживания. Лечение в больнице сделали платным, обеспечение – нулевым. А жизнь-то продолжалась. Роженицы шли в роддом независимо от военного времени, и где-то около года рождались дети «довоенного» производства. Но они рождались, их надо было принимать, выхаживать, «доращивать» и т. д.
Управа платила врачам буквально копейки, но у семьи Петра и Фроси были кое-какие запасы, и, учитывая небольшие текущие запросы, им на жизнь хватало. Иногда Иван пробирался в город или Катя что-нибудь привозила в качестве подарков. Петру шел уже шестой десяток, но он работал практически по две смены – не из-за зарплаты, а потому что просто некому было работать, а надо…
