Александр Архангельский - Коньяк «Ширван» (сборник)
Но государственные мотивы, дипломатические увертки и пропагандистские жесты придумались позже, пристегнулись задним числом. А вначале было это: хлоп шапкой об пол, всех обхитрим, всех обведем вокруг пальца. Как сказал Хрущев Че Геваре, «право правом, а сила силой»; где сила, там особого ума не надо.
5И потянулись в море корабли.
Капитанам выдавали три пакета, как три загадки в сказочном сюжете, как три матрешки внутри одной, как три тайны Кощея: в дупле яйцо, в яйце игла, а в игле смерть.
Первый пакет велено было вскрыть, покинув территориальные воды СССР.
Вскрыли.
Приказ: следовать к Босфору и Дарданеллам, после чего распечатать второй пакет.
Проследовали, распечатали, узнали: нужно направляться к Гибралтару, за Гибралтаром вскрыть третий пакет.
А там таилась последняя царская воля: курс держать на Кубу.
На Кубе военные, дождавшись ночи, разгружали загадочный груз, везли на боевые точки; рыли шахты; неспешно вращались установки наблюдения, высматривая вражеские самолеты в надзвездной высоте. Между тем U-2 сбить не смогли. Генералу с говорящей армейской фамилией Плиев и генералам с продовольственными микояновскими фамилиями Гречко и Гарбуз был устроен полноценный нагоняй. Они расстроились; Гречко с Гарбузом крепко выпили, договорились: больше никаких проколов, следить внимательно, спуска врагу не давать. А то звездочку снимут, не с неба – с погон. Запомним это обстоятельство; оно потом едва не обернулось настоящей катастрофой.
6Устав от непонятного Хрущева, Кеннеди переключался на веселых кубинских вождей. С этими ребятами было попроще. Он их видел как облупленных. Их не заботила великая война. У них были свои обиды и тревоги.
Шесть лет назад, в 56-м, на Кубу высадился небольшой революционный десант. Всего-навсего восемьдесят два человека. На десант никто внимания не обратил. Шла война в заливе, лилась кровь в Будапеште, западные разведки утверждали, будто Советы спровоцировали Суэцкий кризис, чтобы Западу стало не до венгров; советские чекисты упреждали удар и подзуживали арабов; штабисты писали реляции; дипломаты шуршали бумажками; все были при деле.
Но уже к январю 59-го регулярная 11-тысячная армия кубинского диктатора Батисты разбежалась, сгнивший режим охотно рухнул, как трухлявая пальма, уставшая от болезнетворных жучков. Власть взяли молодые бородатые хулиганы. Они тут же попросили с острова американцев, реквизировали колониальные виллы, присвоили роскошные коллекционные лимузины, поделили плантации тростника, подмяли наркотрафик, устроили общенародную самбу, пообещали кубинцам свободу и справедливость; кубинцы торопливо поверили.
Первые три года прошли в эйфории анархического счастья. Братья Кастро и друг их, бунтующий астматик Че Гевара, хамили Америке, дружили с Советским Союзом, клялись в верности коммунизму, принимали гостей, делились с ними маленькими кубинскими радостями, а в ответ получали бесплатную помощь. Товарищ Микоян впервые побывал на Кубе зимой 1960-го; посмотрел на молодых дурачков хитрым взглядом опытного бойца, все про них понял и ласково сторговался: вы нам сахарный тростник, мы вам уборочную технику без денег, за натуральный товар. Ничего, что нам невыгодно, мы же коммунисты, за одну идею боремся, чего там. И оружия дадим, пусть Че Гевара приезжает поскорей в Москву на переговоры. Хороший парень. Экая беретка лихая, молодец, молодец, настоящий партизан. А мы вам пока специалистов пришлем и военных советников, пусть научат ваших людей защищать завоевания социализма, а нашим людям ярко расскажут, как вы идете по пути свободы и демократии.
Специалисты и советники прибыли. Че Геваре особо полюбился молодой московский журналист Александр К. В первую же ночь, после дневного знакомства и вечернего братания за ромом и сигарой, под гостиничными окнами Александра К. прошуршал и требовательно забибикал «роллс-ройс». В дверь небрежно постучали. На пороге стояла роскошная мулатка. Туго набитая формами гладкая кожа, но без лишнего жира. Очень высокая, под блескучим платьем явно ничего нет, соски торчком, слегка навеселе.
Мулатка хрипло спросила:
– Ты русский друг моего Че?
От неожиданности Александр К. ответил по-русски, потом перевел на испанский:
– Я. А ты кто?
– А я кубинская подруга твоего друга. Он попросил меня, чтобы тебе было не хуже, чем было ему.
И Александру было хорошо. А потом еще лучше. И еще. Хотя казалось, что лучше не бывает.
Следующей ночью история повторилась. Шелест шин по гравию, «роллс-ройс» с откинутым верхом, требовательный стук в дверь. На этот раз красавиц было сразу две; вместе и попеременно они показали ему то, о чем в СССР тогда не все догадывались. Девочки были правильными проститутками дореволюционной выучки, настоящими любовными звездами развратной эпохи Батисты; теперь они охотно перешли в ведение веселого Че. Тот их слегка разогревал (переусердствовать не мог: разыгрывалась свистящая астма) и передавал русскому другу, как табачные сомелье в дорогом ресторане передают гостю хорошо раскуренную сигару.
Русский друг к концу командировки резко похудел, осунулся, но глаза сияли и он был положительно счастлив. Днем писал заметки о молодом торжестве революции, вечером нырял в шипящие океанические волны, ночью учился бурному искусству любви.
Но за все на свете приходится платить. Таких батистовых женщин у Александра К. никогда больше не было. Интерес к дебелым отечественным блондинкам и поджарым нервическим брюнеткам, которые заваливались на спину, молча пыхтели и чего-то ждали, у него постепенно гас; пришлось поскорей раздобреть, оплыть, стать медлительным и важным, сместить основной интерес на славу и деньги, завоевать телевизионную любовь многомиллионного советского народа, заочно вступить с ним в платоническую связь, а в начале 80-х, во время съемок очередного правильного фильма, подцепить какую-то афганскую заразу и внезапно бессмысленно умереть…
Александр К. расплатился за кубинские восторги импотенцией, ожирением, одышкой. А Че Гевара и Фидель расплатятся за романтическую связь с СССР настоящим шоком, от которого не оправятся уже никогда.
Нет, их не смутил разговор с равнодушным послом СССР (поближе к кризису его поменяют на бойкого журналиста-разведчика Алексеева), от которого поздней весной 62-го они узнали, что Хрущев намерен разместить на Кубе 66 ядерных ракет, способных снести башку всей планете. И потихоньку доставить на остров до 40 000 человек военной обслуги (посол поскромничал и на всякий случай снизил цифру до 20 000). Против этого решения возражали даже члены Президиума советского ЦК; Микоян и вовсе позволил себе невинную фронду: визируя протокол, как бы забыл приписать «за», просто подмахнул; пришлось повторно отправлять к нему фельдъегеря. А кубинцы, которые в случае чего должны были погибнуть вместе со своим свободным островом, выказали неописуемую радость. Как можно думать о личных амбициях, если необходимо защищать революцию? Тем более, что Америка недавно запретила закупки кубинского сахара, оставив их в полной сладости и худой бедности. Надо готовиться, мобилизовать нацию, обеспечивать тылы. Мы ж договорились: коммунисты друг другу помогают.
Фидель был страшно зол на Кеннеди; Че Гевара вообще всю жизнь играл в бесшабашного Троцкого; для него мир был сплошным партизанским отрядом; отразить удар из Вашингтона – лишний повод проявить героизм. Но после 22 октября, как только станет ясно – американцы все знают, тучи не помогли, – Кастро и Че ощутят непоправимую перемену. Русские советовались с ними для проформы, а действовали сами и наверняка; на их острове, в царстве их революции хозяйничали краснозвездые колониалисты. Великие кубинские бойцы почувствуют себя заискивающими египетскими вельможами, раболепными индусами, дикими камерунцами; им станет обидно, они впадут в неуправляемую ярость. 28 октября, в самый опасный момент кризиса, Кастро вообще потребует от Хрущева нанести первый ядерный удар. Но до этого трагикомического эпизода нам с тобой еще нужно дожить; погибнуть мы можем в любую секунду.
7Кубинцам предстоит понять: не они управляют своей историей. Но Кеннеди не кубинец. Он американец. Он принимает личное решение, и от этого решения зависят все и зависит всё. Он снова и снова проигрывает вариант упреждающей атаки. Не в цифрах и схемах, этим пусть займется оборонный министр Макнамара, а в деятельных образах, в наплыве политических видений. Вот он жмет спусковой крючок, топит гашетку, взлетают бомбардировщики, буравят ночное небо, чередой детских пистонов взрываются самолеты на аэродромах, журналист Александр К., отлипая от смуглой плоти своей мулатки, прячется под кровать, советские инструкторы пинками гонят ленивых солдат к установкам, минутная готовность, тридцать секунд, пять, четыре, три, две, одна, пуск!..
Через миг вакуумная бомба выковырнет остатки человеческой слизи из бетонного подвала; ответная советская ракета успеет покинуть шахту, и, вращаясь, дымящейся кубинской сигарой помчится на Штаты. И еще ракета. И еще.
