Евгений Клюев - Translit
А что – дивное утешение: у всех проблемы, не беспокойтесь… И действительно, чего ж беспокоиться, раз у всех проблемы? Утешение из эпохи глобализации: какова эпоха, таковы и утешения.
С правой стороны маме позвонить удалось.
– Ну, ты со шведами? Аста, наверное, совсем устала…
– М-да, Аста… Со шведами. Но лучше бы без них. Без них и без тети Лиды с мужем. Устроила ты мне Берлин, мягко говоря… Сплошные спутники, даже по городу не походил.
– Да ты ведь уже был там не раз, и еще будешь – по своим делам. А сегодня необязательно все это: облако, вон, до сих пор висит, никого из аэропортов не выпускают. И я вот еще о чем подумала: не лучше тебе было все-таки тут дожидаться, пока самолеты начнут летать? Поездами – страшно больно, волнуюсь я… только что телевизор посмотрела: как одного иностранца из поезда выбросили… такие попутчики попались, – и оказался он потом в незнакомом городе: без денег, без языка!
– Язык ему попутчики, что ли, отрезали?
– Тьфу… что ты говоришь такое!
Короче, в результате они поругались. Потому как… иногда терпение лопается – с характерным треском. Не мама ли все эти годы сокрушалась, что ему самолетом туда-сюда летать приходится, а не поездом ездить? Ну так вот тебе, пожалуйста, – поезд… и что же? Теперь получается, что из-за поезда она волнуется еще больше. Под конец он ей сказал: у всех проблемы, не беспокойся, но это только еще больше ее расстроило: если у всех проблемы, значит, и у него? Он что-то скрывает!
Расстались прохладно… надо будет перезвонить через полчаса – если связь совсем не рухнет: в открытом ведь море барахтаемся, берегов даже не видно.
На экране мобильного – четыре непринятых звонка. Ничего, этот потерпит, и эти двое потерпят… и тут еще Гвидо. Гвидо-Гвидо-Гвидо – бормотал он… – загадочный Гвидо!
Нет, не то чтобы Гвидо представлял собой какую-то отдельную проблему в его жизни – совсем даже наоборот: не было в его жизни вовсе никакого Гвидо, это-то и странно! Потому как имя высветилось на экране, что могло означать только одно: номер Гвидо имелся в «Контактах»… А он между тем голову мог дать на отсечение: не вносил он Гвидо в «Контакты». Уж что-что, а память на имена у него была абсолютная, так у людей от рождения бывает абсолютный музыкальный слух: от него новые студенты даже шарахались… услышит имя один раз – и в следующий раз обращается уже по имени. Какое-то, видимо, сильно особое значение в его жизни имели имена… имена собственные. Вообще – Слово, слова, но среди них – прежде всего имена собственные. Так что Гвидо… Гвидо-Гвидо-Гвидо, итальянское имя – в его мобильном телефоне… Когда он адресную книгу наизусть рассказать может и присутствующих там итальянцев по алфавиту перечислить…
Связь пока была: оператор, Telia Danmark, светился ярче не бывает – ох… Счет за телефонные разговоры, предпринятые за время его обратной поездки, и так лишит его покоя на месяцы, но – имя собственное!.. Имя собственное требовало действия – и он нажал на клавишу «Соединить».
Гвидо оказался немецкоговорящим, причем немецкий был родным.
– Добрый день, Гвидо… я увидел вот Ваше имя на моем мобильном… что Вы хотели спросить?
– С каких пор мы на «вы», Рольф?
– Ммм… мое имя не Рольф – Вы уверены, что правильно набрали номер?
– Ты совсем с ума сошел? Я не набирал никакого номера, я просто выбрал твое имя в адресной книге… как всегда!
– Это не мое имя… а откуда у Вас этот телефон в адресной книге?
– Ты так сильно обиделся, что ли? Я ж, собственно… я ж, собственно, про Лауру-то не всерьез! Это недоразумение просто. Но, если это тебя задело, ты уж прости, ради Бога…
– Кто такая Лаура?
– Нет, знаешь… я, пожалуй, в другой раз позвоню, когда у тебя настроение лучше будет. Чего-то ты сегодня совсем… плохой.
Связь прервалась на «плохой», оператор исчез с экрана. Вокруг было открытое море.
Он, конечно, для порядка заглянул в адресную книгу. Понятно, не было там никакого Гвидо… кто бы сомневался.
Постояв еще немного на палубе и поискав хоть какие-нибудь следы Гвидо и Лауры теперь уже в собственной памяти, он отправился ходить по Promenade, на шестом этаже. Пространство напоминало ГУМ: ряды пассажей, громоздящиеся друг на друга и постепенно исчезающие вверху, где стеклянный купол. А вот огни, подсветки, фонари – это как на ночном Бродвее. Ресторанчики, магазины, киоски, игровые автоматы… в общем, не скучайте в дороге. Тут соскучишься, с этими левыми звонками!
Он чувствовал, что нервы сейчас сдадут… ну, сдадут – и что? Ухмыльнулся, зашел в один из магазинов, купил баллантайнса. Сразу отметя мысль о том, чтобы хватануть полфляжки в своей четырехместной каюте, он выбрал какой-то диванчик на одном из более низких уровней, полуразлегся на нем и отпил… виски был противный, следовало бы купить чего-нибудь на закуску – конфетку-шоколадку, все равно. Вынул жвачку, закусил ею.
Жизнь пошла лепить кренделя.
За возлияниями его и застукал Свен: оказывается, плыл на том же пароме, как-то удалось купить билет, обретается на одиннадцатом уровне.
– Hvad så?
Вот так сразу и расскажи ему все! Дескать, видишь ли, Свен, свен-очей-моих, жизнь пошла лепить кренделя – и я в данный момент давлюсь этими кренделями… из ушей, извини, прет. Я полностью потерял ощущение себя, не знаю, где нахожусь, не знаю, куда еду… правда, приблизительно знаю, где я должен в конце концов оказаться, но это когдаааа еще! А пока – изоврался вконец ради того, чтобы всем было хорошо, избегался, издергался, измотался… о каждом подумал, только о себе забыл – и вот… тихонько схожу с ума, пью в одиночестве, а сейчас, наверное, выброшу тебя за борт, к чертовой матери, или себя выброшу за борт, такой вот отчет, свен-очей-моих.
– Да все в порядке, спасибо, Свен.
– Скоро на ужин можно идти будет, ты купил талон?
– Талон… нуда, талон! Купил, конечно, вместе с билетом, даже два, на вечер и утро, но вечером с восьми, вроде, еду предлагают.
– Можно и раньше, с шести. А зачем пьешь, когда там спиртное тоже бесплатно?
Ах ты, свен-очей-моих, практичный ты мой!
Пришлось идти на ужин вместе с ним.
Аккуратным челночком скользнув вдоль длинных рядов с яствами (такому ли изобилию блюд да не развеять все печали!), Свен в мгновение ока, усиленного очками, набросал на тарелку типично-шведского, не удостоив остальное даже взглядом, налил себе бадью пива – и уже сидел за столом… уже ел даже (в Скандинавии других ждать не особенно принято: получил еду – ешь), между тем как сотрапезник его все мотался от яства к яству, никак не решаясь на чем-нибудь остановиться. В результате подошел к свену-очей-своих с одинокой устрицей на тарелке – не без отвращения глядя на нее и, кажется, даже не очень понимая, что она тут делает.
– Обильный улов, – чавкнул Свен через свиную котлету и загнал ее внутрь хорошим глотком пива. – Ты не голодный, или как?
Он не знал ответа на этот вопрос. Вдруг вспомнил, что за день в Хельсинки съел всего-то навсего полтора круассана да чашку кофе выпил… но и это сомнительно, поскольку пропавший куда-то на данный момент прилипала именно сей факт и отрицал.
Поставив перед собой тарелку с устрицей, он бросил тоскливый взгляд в тарелку Свена: там было уже почти пусто.
– Я по второму разу, – отчитался Свен, и его как ветром сдуло.
Тарелку с нетронутой, разумеется, устрицей пришлось тайком от Свена отнести туда, куда складывали грязную посуду. Теперь имело смысл тоже пойти к стойкам «по второму разу».
– Я вот что хочу сказать, – сделал вступление Свен, вперив беспощадный взгляд в горку овощей на его тарелке, – вы, датчане, уделяете слишком большое внимание здоровой пище. Мужчина должен есть мясо!
– Откуда ты-то это знаешь? – спросил он Свена, задним числом отметив жуткую просто нелояльность вопроса.
– Так я ж мужчина, – весело напомнил Свен, слава Богу, не уловив модальности.
– Ну, тогда-а-а… – как бы согласился он, не собираясь однако тут же доказывать и свою принадлежность к сильному полу. Просто съел овощи, попил минеральной воды и пошел за мороженым.
Вернувшись, увидел, что Свен сидит над третьей бадьей пива и опять уже пустой тарелкой.
За пивом и мороженым снова говорили о вулканическом облаке, страстного гнева по поводу которого за минувший день в Свене, оказывается, не убавилось.
После ужина произошло просто совсем уже лишнее событие: как-то пробившись через капризы операторов, позвонил Ансельм.
– Что случилось? Ты шесть часов не подходил к телефону! Куда ты пропал в Берлине? Где ты сейчас? Аста плачет, говорит, что тебя дикие животные в зоопарке на мелкие кусочки разорвали! Поговори ты с ней, ради всего святого…
– Здравствуй, маленькая Аста… а вот плакать не надо, со мной все в порядке. Я просто не по той дорожке пошел… м-да. Потом искал вас всех, искал… но найти не смог, больно уж вы быстро ходите, и остался в Берлине еще ненадолго. Я и сейчас в Берлине, но мы скоро увидимся – обещаю тебе. Не плачь, маленькая Аста…
