Татьяна Веденская - Ягодка, или Пилюли от бабьей дури
– Вот ведь, – подосадовал он, но принес инструменты и подбил столбик обратно.
Света сидела не шевелясь в шезлонге и думала, что все же Костик – отличный муж, хоть и не всегда у нее есть возможность об этом помнить. Слишком уж много в их жизни быта, ругани всякой, замечаний и упреков. Иногда кажется, что они вообще ничего не могут друг другу сказать, кроме каких-то дурацких «это все твое воспитание» или «ты посмотри, во что квартира превратилась». Давно ли все так? Еще пару лет назад, помнится, они сидели где-то у друзей и заливисто хохотали. У Мишки, кажется, на дне рождения. Они были подшофе, обнимались, и все было хорошо.
– Свет, ты как? – спросила Ирма, тряхнув ту за плечо.
– Нормально.
– Я думала, ты уснула.
– Практически, – улыбнулась Света. – Ладно, надо посуду помыть.
– О чем думала?
– Знаешь, о разном. О прошлом.
– Это хорошо, – кивнула та. – Знаешь, а Костик твой – ничего.
– Это да.
– Ты кончай дурить побыстрее, – попросила Ирма, помогая собрать посуду со стола.
Света ничего не ответила, но про себя подумала, что и сама была бы страшно рада перестать дурить. А что, может, вот так взять и решить, что с сегодняшнего дня все, в завязке? Не дурю больше. Бегаю и улыбаюсь. Получится? Смешно. Нет, конечно. Кто из нас управляет собой? Кто может взять и перестать дурить? Ни у кого нет такой силы, даже если бы все мы знали, к чему это может привести.
Вот и Лера тогда ведь не хотела того, что вышло из ее «дури». Она просто хотела себе звездной судьбы, она шла напролом, оставляя в стороне слабости и привязанности, и думала, что никогда ни за что не придется отвечать. А если что, всегда можно прийти и поправить все одной только улыбкой. Но это не так, и иногда ничего уже не исправишь. Не изменишь, как ни рыдай.
Света помнила, как умер Лерин отец. Шестого декабря, за четыре дня до дня рождения единственной дочери, от сердечного приступа. Лерина мама позвонила из Твери в общежитие, потому что просто не знала, куда еще позвонить.
– Светочка, я подумала… может, ты знаешь, как ее найти. Похороны девятого. Я не хотела бы хоронить его десятого, потому что… Лерочкино рождение. – Глухие рыдания сдавили горло Лериной мамы. После смерти мужа она осталась совсем одна, и это было совсем не то, чего Лера на самом деле хотела. Но ведь и избежать не смогла бы никак. Вот тебе и «не дури». Знала бы прикуп, жила бы в Сочи. Там, кстати, и Олимпиада.
Глава IX
Конечно же, все закончилось традиционно. Костина водка, самодельно настоянная на брусничке, – это вам не ерунда какая-нибудь, чистая слеза, бронебойная вещь. К вечеру все взрослые у костра перестали отвечать за свои поступки и впали в состояние какого-то перманентного аффекта. Костик все порывался что-то выяснить у своей жены, однако с трудом был в состоянии сформулировать вопрос. Все время выходило что-то вроде «ты меня уважаешь?», да и то, если вслушиваться. Свету же, хоть она и не пила водки и сохраняла некую трезвость и ясность мысли, тоже захлестнули эмоции, и она даже, кажется, рыдала на диване, в доме, сама не зная почему. Неожиданный приезд мужа внес полнейшую дисгармонию в ее чувства, создав впечатление, что ее поймали на месте преступления. Преступница, незаконно наслаждающаяся украденным красным солнышком и спокойной июльской погодой.
– Как ты можешь чувствовать себя счастливой без меня, ведь ты обещала любить меня всю жизнь, – как будто спрашивал ее строгий следователь, светя в лицо яркой лампой.
Света щурилась, обхватив себя руками, и бормотала что-то неуверенное и нелепое:
– Я не знаю. Я же не могу отвечать за свои чувства.
– Ты что, хочешь остаться одна?
– Ни за что! Ни в коем разе!
– Не верю. Ты врешь. Ты знаешь, что с тобой сделают? С тобой разведутся! Знаешь, сколько тут, в России, одиноких женщин, которые только и мечтают о твоем муже? Думаешь, он останется один?
– Нет, это я. Я во всем виновата, я останусь одна.
– И что, ты не боишься?
– Боюсь, очень боюсь.
– Так что будем делать? Будем признаваться?
– Будем, – обреченно соглашалась она. – Мне кажется, я состарилась. Мне кажется, что я – это больше не я. Все кончено, да. Кончена жизнь. Все утекло сквозь пальцы.
– С этого места поподробнее, – потребовал следователь, но тут в дом пришел муж, завалился спать рядом со Светланой. Он раскинул руки на весь диван, накрыв одной ладонью ее плечо, и уснул, беспокойно и громко дыша. Он спал, вцепившись в нее и повернув лицо в ее сторону, словно боялся, как бы она не убежала. Света тоже провалилась в какое-то нехорошее, нездоровое забытье, прямо в одежде, забыв о том, что в доме, вообще-то, еще есть и дети, которых надо накормить ужином, уложить, вымыть им ноги перед сном, почитать сказку. Ей снились какие-то мужики, с одним она даже целовалась – страстно, жадно, удивляя саму себя. Мужик был незнакомый совершенно, лет сорока, худой, с острым носом и темными глазами. И он страстно любил ее и почему-то ждал этого момента много лет, хотя она могла бы поклясться, что видит его впервые.
Утром, когда она открыла глаза, ощущение этого поцелуя еще оставалось на ее губах. Света воровато огляделась вокруг, боясь (как бы глупо это ни прозвучало), что кто-то поймет, что именно ей снилось. Конечно, за собственные сны человек не в ответе, но Светлане совсем не улыбалось, чтобы кто-то поймал ее с поличным. Поцелуй из сна был чем-то из ряда вон, восхитительным, страстным, таким, какого никогда не было в ее реальной жизни. Разве что тот, самый первый, сто лет назад.
Она вообще с трудом могла припомнить, когда в последний раз они с мужем целовались. Как-то этот вопрос был уже проработан и закрыт за ненадобностью. Что это за глупость двум взрослым, много лет женатым людям тыкаться друг в друга губами? Сколько Света могла припомнить, они с мужем занимались сексом, могли сидеть, обнявшись, за столом, а еще Света могла прижаться к мужней груди в минуты слабости или трудности, но поцелуев не было. Разве что в щечку, с утра, перед работой. Формальность, к которой все привыкли и выполняли фальшиво, слегка скользя губами по коже или даже вовсе только приближаясь, но не касаясь на самом деле. Какие уж тут страстные поцелуи – без тени улыбки, так серьезно, будто это последний шанс на счастье! Поцелуй с горящими глазами, со сцепленными пальцами рук… Ужас, что это с ней такое! Света вздрогнула и поежилась.
Все это не имело бы никакого значения, не будь эффект от этого приснившегося поцелуя таким… м-м-м… сногсшибательным. И, главное, что больше всего потрясло Светлану, мужчина-то, мужчина был другой. Не Константин! Вот что самое удивительное, ведь в жизни Светланы никогда никого другого не было. Для кого-то это может показаться старомодным и глупым, но так уж сложилась ее жизнь, так уж ее воспитала мама, что, если уж ты выходишь замуж за мужчину, других в твоей жизни нет, не будет и не должно быть. Даже во сне.
– Светка, ты тут? – окликнула стоящую посреди террасы Светлану вошедшая с улицы Ирма. Судя по помятости ее лица, эта ночь тоже не была самой освежающей в ее жизни.
– Привет, Ирмочка, – улыбнулась Света, – а я вчера отключилась, но даже не помню как. Хоть вроде бы и выпили немного…
– Да уж, весь трехлитровый пакет, – хмыкнула Ирма. – Как там твой герой?
– А где дети? – вдруг дернулась Света, и вместе с этой мыслью на нее свалились все повседневности, которыми была до отказа заполнена ее жизнь. Оказалось, детей уложила спать Ирма, причем справилась с этим идеально. Нашла постельное белье, разложила диван, открыла окно, оставив только марлевую перетяжку от комаров.
– Думала, они никогда не уснут. Бесились чуть ли не до полуночи.
– Это все воздух. Они тут такие энергичные, прямо хоть привязывай.
– А мы что-то никак не зарядимся, – усмехнулась Ирма. – Нет, дело не в этом. Они же встают тут к обеду.
– Ну, пусть поспят, – пожала плечами Света.
Дети сладко дрыхли на втором этаже, с открытым окном, в которое пробивались нежные солнечные лучи. Идея поднимать детей, кормить, одевать, отправлять на речку купаться – все это не вызывало у обеих дам никакого энтузиазма. Лучше в самом деле кофейку попить.
– Мы должны вернуться в Москву, – вздохнула Ирма. – Мне надо еще по одному делу вечером смотаться, так что все равно будить придется.
– Хочешь булочку? – предложила Света.
– Вот они у меня где, эти булочки! – фыркнула Ирма, оттянув жирок на талии. Но булочку взяла.
– У тебя-то лишнего веса практически нет. А вот у меня просто беда, – пожаловалась Света, показывая на свои бока. Это была их любимая игра – выяснять, у кого из них дела обстоят плохо, а у кого – хуже некуда. Ирма была значительно моложе, и фигура у нее была – вполне ничего. Все на месте, в приемлемых пропорциях, с допустимыми отклонениями. Если бы еще одеваться как-то, более по-Лериному, что ли? Ну что это, все эти штаны и футболки! Не вьетнамками едиными жив человек.
