Олег Рой - Человек за шкафом
– Что ж… – проговорил Вилен после паузы. – Очень рад за вас. Но, признаться, совсем не рад за себя.
– Что же так? – кокетливо улыбнулась Мария.
– Как говорил один из героев Островского, всегда жаль, когда красивая женщина выходит замуж, – отшутился Меркулов.
– Вот только не говорите, что вы имели на меня виды. – Мария погрозила ему пальчиком. – Все равно не поверю!
– Но почему же? Имел. И очень большие, – Вилен говорил как будто серьезно. – Сегодня, например, хотел послушать продолжение истории о Назаровых.
Мария нахмурилась и ненадолго задумалась.
– Хорошо, – согласилась она, наконец. – Я расскажу вам, что было дальше. Хотя совсем не могу сказать, что это доставит мне удовольствие. Мы с вами подошли к довольно мрачным страницам этой истории.
– Я весь внимание, – заверил Меркулов. И тут же подумал о Тамаре. Что, если и она тоже научилась пользоваться Интернетом?
Глава седьмая
Пришла беда – отворяй ворота
После школы Андрей, как и планировал, не стал поступать ни в вуз, ни в техникум. Сколько ни уговаривали его и мать, и отец, и бабушка «хотя бы попробовать», чтобы «не терять год», парень не соглашался ни в какую.
– Сначала армия, – говорил он. – А потом уже, когда вернусь, можно будет подумать о военном училище.
– Молодец, верен себе, – хлопал его дед по плечу. Он единственный в семье поддерживал внука. Еще Антон, конечно, был на стороне Андрея, но это не считалось, младший брат все-таки довольно смутно представлял себе и что такое вуз, и что такое армия.
Чтобы не сидеть дома без дела, Андрей пошел по направлению от военкомата в автошколу и через полгода получил права на вождение как легкового автомобиля, так и грузовика. Ожидая августа, в котором ему должно было исполниться восемнадцать, он подрабатывал в детско-юношеской стрелковой секции ДОСААФ, где когда-то занимался сам и даже стал сначала кандидатом, а потом и мастером спорта.
Накануне его дня рождения Ольга попробовала по секрету от сына поговорить с отцом.
– Папа, я понимаю, что ты категорически отказываешься пользоваться своим служебным положением, но тут исключительный случай, – убеждала она. – Он ведь действительно на войну пойдет! Упрямый – хоть кол на голове теши. И в кого только? Может, ты все-таки как-нибудь посодействуешь, чтобы его не взяли…
Но отец и слушать ее не стал.
– Никаких «как-нибудь»! – перебил ее Назаров. – Забыла, как ты сама в его годы высказывала матери, что та не дает тебе прожить собственную жизнь, навязывает свое мнение? Вот и ты в его судьбу не лезь. Пусть сам выбирает дорогу.
И Андрюшка, обрадованный поддержкой деда, выбрал свою дорогу. На другой же день после совершеннолетия пошел в военкомат и написал заявление в Афганистан, где к тому времени уже почти семь лет шла кровопролитная, страшная в своей абсурдности война.
До этого момента в семье, конечно, тоже тревожились об Андрюше, как всегда любящие взрослые тревожатся о мальчике-подростке. Боялись, что он свяжется с плохой компанией, что схлестнется по своей горячности и отчаянности с какими-нибудь хулиганами, что спалит, напившись с дружками, дачу или что позволит по простоте душевной окрутить себя какой-нибудь ушлой девице, которая позарится на «приданое» генеральского внука, – вон их сколько, этих девиц, вечно вокруг него вьется… Теперь же все это казалось не стоящими внимания пустяками. Да пусть хоть сто раз женился бы «по залету», только бы остался дома… Но Андрей ничего не пожелал слушать и был на седьмом небе от счастья, когда его взяли в десант, о котором он так мечтал.
Проводы закатили грандиозные, арендовав для этой цели самый большой зал ресторана «Националь» – почти напротив их дома, с видом на улицу Горького и Красную площадь. Собрали всех знакомых семьи, всех друзей, приятелей и бывших одноклассников Андрея. Гуляли всю ночь, до утра, а позже он еще на несколько часов укатил куда-то прощаться тет-а-тет с Алиной, которую считал на тот момент своей девушкой. Назаровым Алина не нравилась – типичный «номенклатурный» ребенок, представительница «золотой молодежи». Отец – дипломат, работал в Швейцарии, мать – народная артистка, снималась в кино, впрочем, не слишком часто, поскольку была хоть и красива, но не так уж и талантлива. Сама Алина училась на журфаке МГУ, но занималась через пень-колоду, «заинтересованные» преподаватели еле-еле вытягивали ее на экзаменах на тройки. Учеба не входила в систему ценностей Алины, ее привлекали только деньги, вечеринки, парни и всякое импортное новомодное барахло. Ясно, что ни о какой любви к Андрею у такой девицы не могло быть и речи, они просто тусовались вместе, но Андрей был сильно привязан к ней. Хотя и понимал – уж кто-кто, а Алина ждать его из армии точно не будет. Завтра же закрутит роман с кем-то другим так же легко, как пару месяцев назад закрутила с ним.
Пока Андрей был в учебке под Ташкентом, Ольга и Татьяна все еще надеялись на чудо. Вдруг в последний момент что-то случится и все изменится. Вдруг война успеет закончиться, тем более что об этом уже говорили все больше и больше. Или дед все-таки передумает и попросит за Андрея. Или же непосредственное армейское начальство само решит не отправлять генеральского внука в адское пекло войны… Но чуда не произошло. Вскоре после того, как Илья и Оля, взяв на работе отпуск за свой счет, съездили на присягу, часть, к которой был приписан Андрей, отправили в Афганистан.
С тех пор вся семья жила от письма до письма. Примерно раз в две недели приходили тоненькие конверты, где были открытки с видами Афганистана – дворцы и мечети со стенами, расписанными узорами, горы, укрытые шапками снегов, каменистые степи – или сложенный пополам одинарный, изредка двойной тетрадный листок в линейку, исписанный крупным торопливым почерком. В этих кратких письмах Андрей почти ничего не писал ни о себе, ни о своих сослуживцах, командирах и тем более военных действиях. Только сообщал, что жив и здоров, что рад письмам из дома, что видел сегодня во сне всю семью, что днем и ночью грезит о Катином борще и пирожках с вареньем, что выиграл пари, поспорив с товарищем, насчет Останкинского телецентра – тот почему-то был убежден, что телецентр находится в самой башне, а не рядом. И дальше переходил к обсуждению домашних новостей, которые сообщали ему в письмах родные, расспрашивал подробно, как здоровье дедушки и бабушки, как дела у Катерины, что происходит на работе у мамы и у отца и какую новую музыку сочинил Антошка. Однако все старшее поколение по многу раз читало и перечитывало эти письма, пытаясь хотя бы между строк разглядеть хоть что-то, что подробнее рассказало бы им об их Андрюше. А потом Антон забирал эти письма к себе за шкаф и складывал в хранящуюся там большую жестяную коробку из-под импортного печенья. После расставания с братом он все больше времени проводил там или в комнате Андрея, а не в своей собственной комнате.
Никаких подробностей о себе Андрей не сообщал и по телефону – ему целых три раза за время службы удалось позвонить домой. Связь была плохая, почти ничего не было слышно, но и родные все на свете готовы были отдать за родной голос, еле различимый в телефонной трубке. Главное, живой, здоровый – а со всем остальным можно справиться.
Андрею родные тоже писали, рассказывали, что все в порядке, что все здоровы и благополучны. Однако на деле это было совсем не так – Степан Егорович начал сдавать буквально на глазах. Начавшаяся перестройка и перемены, которые происходили в стране на его глазах, нравились старику все меньше и меньше. Будучи человеком старой закалки, Назаров не привык оценивать власть, верно служил и Сталину, и Хрущеву, и Брежневу, а после смерти «бровеносца» принял как должное и Андропова, и Черненко. Однако с политикой пришедшего следом за ними Горбачева Степан Егорович в глубине души не был согласен. Ну что за нелепость – вводить сухой закон в такой стране, как Россия?! Ясно же, что всегда пили и все равно будут пить, несмотря на запреты, – только тайно, в обход закона. Раньше алкоголь всегда был верной статьей государственных доходов, а теперь, когда ни вина, ни водки уже просто так стало не купить, народ, чтобы не стоять в километровых очередях, начал гнать самогонку да травиться всякой химией. Ну что в этом хорошего, спрашивается? Или взять эти кооперативы, которым в последние годы дали зеленый свет, – это ж, получается, открыли прямую дорогу всякому жулью, ворам, цеховикам и спекулянтам! А пресловутая гласность, с которой все так носятся? Разве ж можно давать людям полную свободу слова – это ж неизвестно до чего они договорятся! А это заигрывание с Западом, в которое вдруг ударилось советское руководство? Ребенку же ясно, что капиталистические Америка и Европа как были, так и всегда будут нашими идеологическими врагами, и тут ничего не изменится. Так что из всех лозунгов и нововведений начавшейся перестройки Назарову пришлось по душе только «ускорение», но о нем как-то очень быстро забыли.
