Александр Яблонский - Президент Московии: Невероятная история в четырех частях
Первый: необходимо тщательно проверить хорошо нам известные эмигрантские круги в Лондоне на предмет их участия (соучастия) в операции «мистер X». Дело это не кажется особо затруднительным, так как сотрудники CIA плотно внедрены в эти круги. У нас нет никаких документальных доказательств, равно как и аргументированных предположений, что названные лондонские круги как-то причастны к этому процессу. Однако больше никто за пределами Московии и, особенно, внутри страны, не имеет такого интеллектуального потенциала, чтобы «заварить подобную кашу», то есть организовать дело.
Второй: тщательно проверить в районе большого Бостона (включая Brown University в Providence, RI) всех профессоров-эмигрантов из бывшего СССР и бывшей России. Искать нужно выпускника и затем профессора Ленинградского (С.-Петербургского, Петроградского) гос. Университета, последние годы перед эмиграцией возглавлявшего какой-то исследовательский институт. Возраст: лет 60–65. Кажется, женат. Блестящий оратор. Высокого роста. В политической деятельности не замечен. Имеет двойное гражданство. Кстати, по неподтвержденным данным, в Великом Вече Московии ходят слухи о готовящемся законопроекте, отменяющем ограничение для участия в выборах Президента, связанное со сроком непрерывного проживания в России – Московии до выборов. Ныне этот срок – 10 лет непрерывного проживания в стране. Возможно, что это – слухи, если слухи имеют под собой почву, возможно, это – совпадение. Однако, по нашему согласованному мнению, все эти совпадения складываются в реальную картину подготовки прихода к власти нам пока не известного лица. Все выше приведенные данные никак документально не фундированы и построены на предсказаниях неизвестной гадалки из Уральского адм. округа. Однако их интерпретация в самых высоких и проправительственно ориентированных кругах (про оппозиционные говорить не приходится, там эта идея про смену режима и «торжество демократии» муссируется активно и непрерывно, однако, как известно, никакой реальной силы и, соответственно, влияния эти группки интеллектуалов не имеют), на общенациональных каналах, форумах, в блогосфере и т. п. – всё это заставляет относиться к слухам, как к фактам. Идея, овладевшая массами, рано или поздно материализуется. Это утверждал один из теоретиков и практиков социалистической революции, победившей в начале XX века в России.
* * *Что я делаю? Что со мной происходит? Ведь я не сумасшедший… Куда меня несет? Это какое-то наваждение…
Сознание Чернышева двоилось, как двоится отражение в потревоженной стоячей воде. Он прекрасно понимал всю нелепость предложения, поступившего из Лондона. Даже если бы оно было реально и осуществимо, принимать его было нельзя хотя бы потому, что из – Лондона! Надо обладать извращенным или атрофированным чувством брезгливости, чтобы на него клюнуть. Но эта задумка была, при всем при этом, нереальна и, стало быть, неосуществима. Посему надо было от нее отмахнуться и забыть, что Чернышев и делал. Однако время от времени он начинал размышлять, какие шаги бы предпринял, с кем бы встретился, как провел разговор с тем или иным собеседником, какие лозунги бы озвучил, то есть как бы повел себя, если бы согласился, и если бы предложение было бы сделано другими людьми, – а весьма, кстати, вероятно, что оно и было сделано другими людьми, ибо это он сам выдумал, что раз Лондон, значит руконеподаваемо. Одни «бы» да «бы», сплошное сослагательное наклонение… Бред, конечно, но эти раздумья посещали его всё чаще и чаще и превращались они в некую увлекательную игру, а поиграть, уговаривал он себя, не вредно, это ни к чему не обязывает. То, что игра может со временем подменить реальность, стать реальностью, его поначалу не пугало – слишком нелепо и фантастично плюс он верил в свой здравый смысл, в свою силу воли, наконец, он знал, что у него есть семья, и он никогда ее не бросит, не сможет бросить – предать… Впрочем, почему бросить, почему предать – где бы он ни был, они могут и должны быть вместе. И вообще, о чем он думает. Надо подготовиться к завтрашней лекции. Но лекция не готовилась, о грибах не думалось, спать не хотелось. Игра засасывала.
Иногда он радостно вспоминал, что не имеет юридического права даже думать о фантазиях лондонских мечтателей, которым явно делать нечего. Но самое главное, он прекрасно понимал: никогда и никто ни в Кремле, ни на Старой площади не допустит даже малейших непредвиденных или непредсказуемых изменений. Для них любое дуновение свежего ветерка смерти подобно. Всё залито асфальтом, наглухо закупорено, тщательно прозомбировано. Так что… почему бы и не поиграть, не помечтать… Стоп! О чем мечтать? Что, он жаждет власти? – Ни в коем случае! Власть над людьми никогда его не прельщала, его отталкивала возможность играть чужими судьбами или хотя бы воздействовать на них, а без этого любое лидерство немыслимо а priori, упоение своим всесилием было для него омерзительно. Когда ему довелось стать руководителем исследовательского института, он ощутил в полной мере тяжесть своего положения, его угнетали просящие жалкие глаза, заискивающие улыбки, фальшивые признания в любви и уважении, взаимные доносы и подсиживания, суетня при его появлении, недобрые взгляды, упиравшиеся в его спину. И это при том, что он был всего-навсего руководителем большого, значимого, при нем расцветавшего, но всё же локального, даже в масштабах города, учреждения, и имел над собой сонм начальствующих, контролирующих, анализирующих и доносящих. Быть же всевластным и неподконтрольным хозяином огромной страны, – а в бывшей России и по всему законодательству, и по традиции, и по ментальности нации иное положение властителя немыслимо – пребывать в роли непогрешимого богдыхана было для Чернышева делом немыслимым и отвратительным. Хотя… Хотя можно сделать множество полезного. Первым делом – амнистировать политзаключенных. Нет, не амнистировать – амнистировать значит признать их виновность. Он даст указание этих несчастных, оклеветанных и бессудно замордованных вывезти, в одну из своих будущих резиденций и там тайно содержать в комфортных условиях, а тем временем начать независимое расследование законности приговоров, следствия и т. п. с тем, чтобы их оправдать и наказать всю эту сволочь… А если не сволочь? Да и всех резиденций не хватит, чтобы вместить эту армию горемычных… Всё одно – расследовать. В любом случае: если бы он стал Президентом, то первым указом он освободил бы Сидельца и иже с ним плюс всех политических. Вторым указом он бы арестовал нынешнего Лидера, а премьером назначил выпущенного Сидельца. Было бы славненько, хотя Сиделец, наверное, за годы в «Черных песках» и в бесконечных процессах подрастерял свои таланты и знания, да и силы не те. А за Лидером в Лефортово всю его камарилью… Хотя кто бы выполнял его приказы? Впрочем, это же мечты. Так сладостно перед сном помечтать: врывается спецназ в Гагринский дворец Отца Народов, который выстроен на месте снесенного Гагрипша, и его – жалкого, без грима, в ночной рубашонке, кустики вылинявших волосинок растопырились, глазки бегают, ладошки потеют – в тюремный «Бесцветный питон» и на всей скорости… Куда? – Да хоть в Черное море… А лучше – народу, пусть разбираются… Нет, это уже самосуд, хунта какая-то получается. – В Лефортово, благо это узилище перестроили, специзоляторами снабдили, новой психодопросной техникой оснастили… Жутко, но по закону, им самим же придуманному. Хорошо, но так хорошо только в мечтах бывает. А в жизни… А в жизни всё проще: чипы всему взрослому населению засадили, только буйно помешанные и несмышленые дети остались необчипенными.
Странно, Наполеон справедливо замечал, что штыками можно сделать всё что угодно; только нельзя на них сидеть. А в России и в нынешней скукоженной Московии сидели, сидят и будут сидеть, радуясь. Либо жопа у них чугунная, либо штыки помягчали. Да нет, не помягчали, просто стали многофункциональными. Чипы – одна из новых модификаций старого штыка, и более того: это и уздечка, и хлыст, и шпоры, и, если понадобится, и гильотина; это и регистрация и итоги голосования, и индивидуальная история каждого жителя Московии, всех высказываний, мыслей и поступков. Вздумал ночью подрочить – опаньки и в хистори – рекорд. Подумал, что Сучин есть мудак – записано. Шепнул жене, что надо бы валить из этого рая – утром вызвали в районный комиссариат Чрезвычайного отдела, а оттуда не возвращаются или возвращаются предупрежденными – лучше бы не возвращались. Засомневался в мудрости Великого Отца Наций – отключили питание чипа, и всё – привет вдове. Это только в Московии уверены, что типы облегчают им жизнь, избавляя от бумажной волокиты при регистрации. Единственно, что спасает большинство, так это извечное головотяпство, непрофессионализм «органистов», вечные поломки системы, нехватка энергии и кадров – все 70 миллионов москвитян не охватишь. Справляются только с оформлением результатов Всенародных и Единодушных. Психокомпьютер все пожелания Тайного Совета и Лидера зафиксировал, обработал и выдал результат: коммунисты получат шесть мест в Вологодской губернии и три в Зоне спецпоселений, либерал-радикалы по одному в Самарском регионе, Таймырском округе и на Дальнем Востоке, Новые Легальные Правые обойдутся одним местом в волостном парламенте Керченского анклава. Демократия в совершенном виде! Всё остальное – «Единой и Неделимой». Так что отсосешь ты, Чернышев, с присвистом. Ну и слава Богу. Хоть помечтал.
