Ася Лавруша - Шведский стол (сборник)
Спустя две недели наконец приехал Ульф. К этому времени Нильс научился сам справляться с задачей. К тому же плановики подсчитали, что общий строительный процесс пойдет быстрее, если у них будет две единицы рекогносцировщиков – Нильс и опытный Ульф, которого решили объединить с Матсом Карлегардом. Матс был совсем мальчишкой, только что закончившим училище, его взяли разнорабочим, на подхват, но он оказался настолько толковым, что ему запросто можно было доверить более серьезную операцию. То есть без привлечения дополнительных ресурсов предприятие получало возможность организовать работу более продуктивно с тем, чтобы на завершающем этапе у них появился приличный люфт по времени для электрики. Электрика имела обыкновение преподносить сюрпризы даже дома, в Швеции, так что выигрыш по срокам на первом этапе шел на пользу всему проекту.
В общем, Нильсу сделали какую-то особую прививку и официально позволили работать в пустыне без напарника в течение максимум сорока восьми часов. После чего он обязан был вернуться в лагерь, дабы соблюсти свое – свято охраняемое шведскими профсоюзами – право на отдых.
Нильс всегда выбирал себе районы пустыни, расположенные подальше от лагеря. Все всегда происходило по одной и той же схеме. Он выезжал из лагеря рано утром, к полудню добирался до места. Устраивался, разбивал бивак. Заранее монтировал походный душ, представлявший собой складную конструкцию из легкого алюминиевого профиля с полиэтиленовой шторой, потом выкатывал большой бак воды, присоединял шланг к гусаку и маленькому насосу. Устанавливал примус. Откидывал сиденья машины так, чтобы вечером можно было лечь спать. Готовил геодезические инструменты.
Свив в пустыне гнездо и подготовив себе поле деятельности, устраивал перерыв – варил крепкий кофе и не спеша выпивал две чашки с кунжутовыми или тминными хрустящими хлебцами. Потом приступал к работе – выбирал место для станции, вымерял ландшафт, тщательно контролировал рельеф песка, определяя наиболее устойчивые участки, то и дело менял инструменты. Прежде, чем сделать окончательный выбор, обедал. Еду он возил в сумке-холодильнике. Повариха Берит его баловала.
Достать в Ливии свинину было практически невозможно. Многих его товарищей это возмущало. Особенно по субботам, за ужином, когда строителям официально позволялось крепкое пиво. Нильс этих жалоб никогда не поддерживал: во-первых, в жару вообще не очень-то хотелось мяса, а во-вторых, ему нравилась местная кухня.
Большая энтузиастка своей профессии, Берит подружилась с женой представителя заказчика Али, и та научила шведскую повариху готовить по-ливийски. В лагере новую кухню не приняли, а Нильс ее оценил – и ягнятину с розмарином, и кус-кус, чем-то похожий на рис, который по правилам надо есть руками, и все эти необыкновенные блюда из овощей. Открывая сумку с едой, он всегда улыбался, потому что, к каждой посудине из алюминиевой фольги Берит приклеивала скотчем маленькую записку, где сообщалось, из чего это приготовлено, и как это нужно есть – что-нибудь вроде «обязательно разогрей» или «если хочешь, можешь есть холодным». Иногда Нильсу хотелось чего-нибудь шведского, и его всегда поражало, что именно в такой день у него в сумке обнаруживалось классическое жаркое «искушение Янссона» или тефтельки с картофельным пюре. Нильс узнавал их, не поднимая крышку – по отсутствию инструкций. И улыбался еще шире.
Йосте, кстати, не нравилось, что Берит готовит Нильсу отдельно. Это противоречило шведской демократии вообще и положениям о производственной этике их предприятия в частности. Но запретить Йоста не мог. Ведь то, что Нильс столовался по-ливийски, экономило драгоценную свинину. Начальник умудрялся доставлять в Ливию шведских поросят – под видом то ли красящего пигмента, то ли сушильного агента, – в общем, такого специального стройматериала, о котором, по его словам, в Ливии еще и слышать не слышали. Материал, мол, транспортируется исключительно замороженным в непрозрачной упаковке и мгновенно портится при открывании… Йоста ждал от подчиненных восторгов и благодарности за свою заботу и изобретательность. Подчиненные благодарили и восторгались. Все, кроме этого хренова отшельника и этой стокилограммовой бабы с кухни! Которая к тому же попыталась поучить его жизни – мол, местная кухня лучше приспособлена к местному климату. Какой климат! У них свой климат! У них везде кондиционеры! И даже бассейн!
Сидя в пустыне на складном стульчике, Нильс ел вкусное и легкое овощное блюдо с труднозапоминаемым названием. Вспоминал Йосту и остальных соотечественников. И ему было приятно оттого, что он от них вдалеке… От всех вдалеке. И что скоро он увидит, как с пьедестала упадет солнце.
После обеда он совершал разметку выбранного участка, забивал маркировочные сваи, отмечал все нужные оси. Составлял план на бумаге, скрупулезно записывая все размеры и расстояния. Потом он передаст от руки сделанный эскиз чертежникам, а те при помощи потрясающе умной компьютерной программы «Автокад» превратят набросок в официальный документ, который будет храниться в государственном архиве Ливии…
Нильс совершал еще какие-то мелкие операции и со временем начинал готовиться к главному удовольствию дня. Принимал душ, надевал чистую футболку и шорты, вытаскивал из машины специально позаимствованный в лагере шезлонг а-la Баден-Баден, вынимал из холодильника бутылку джина, усаживался. И ждал падения солнца за горизонт.
Он наблюдал эту мгновенную перемену огромного мира уже много раз, но ощущения чуда не исчезало. Работая, он иногда поднимал глаза к небу, смотрел на солнце, которое казалось ему твердым, тяжелым, металлическим. Днем оно почти не двигалось – просто меняло металл. Утром светило поднималось энергично – со скоростью, но без спешки, сохраняя достоинство. Оно было молодым и серебряным. В жгучий от жары полдень тяжелело и становилось стальным. А вечером – платиновым. В предзакатные часы солнце было величественным и царственным. А потом вдруг убегало за горизонт, как сумасшедшее. То ли, по-мусульмански не доверяя женщинам, оно тянуло до последнего и не хотело уступать небо луне с ее ослепительной свитой. То ли, наоборот, по луне тоскуя, хотело невозможного – в последний момент пересечься с ней, оказавшись в небе одновременно…
Нильс ночевал в пустыне три-четыре ночи в неделю. Дни в лагере казались ему скучными. У бассейна вечно сидели жены коллег. Сухой закон строительства на женщин не распространялся. Они с утра до вечера пили мартини и выясняли отношения. Нильсу было их жаль – местные обычаи позволяли женщине появляться в общественных местах исключительно в сопровождении мужчин. Шведские мужчины же все время работали, а по выходным отсыпались.
В свои свободные дни Нильс всегда старался куда-нибудь уехать и с удовольствием брал с собой Берит, если их выходные совпадали. Они гуляли по Зеленой площади в Триполи, среди руин мертвых городов и по удивительным аллеям реликтового каменного леса. В путеводителях рассказывалось, что двести семьдесят миллионов лет тому назад в этом месте плескалось древнее море с огромными известняковыми отложениями на дне. Вода придавала известняковому камню обтекаемые формы, он был живым, он рос – и однажды, примерно двести миллионов лет тому назад, поднялся над уровнем моря, словно впитав его в себя. С тех пор над камнем трудились ветра, дожди и время. Словно надеясь, что вода вернется, здесь возникли озера, водопады и гроты. Одни глыбы были похожи на деревья, другие – на основательные патриархальные дома, третьи – на стариков…
Нильсу нравилась Ливия, ее прошлое и ее настоящее – в котором он многого не понимал. На месте все выглядело гораздо сложнее, чем на страницах книжки, которую Нильс когда-то подобрал в офисе. Борец за народное благополучие Каддафи как-то, к примеру, решил начать новое летоисчисление – обнулить календарь и заодно перекроить год, сделать так, чтобы год делился не двенадцать, а на восемь единиц. По той простой причине, что у него было не двенадцать, а восемь детей, каждому из которых он и хотел посвятить по революционному месяцу. К счастью, из этого ничего не получилось. Зато с дореволюционной памятью он расправился самым безжалостным образом – ливийский руководитель сжег государственный архив, и целую неделю улицы Триполи покрывал пепел прошлого…
В точном соответствии с нормами организации труда за рубежом, один раз в два месяца Нильс летал на выходные домой. В Стокгольме он встречался попеременно то с секретарем генерального директора Ульвой, то с главным офис-менеджером Петрой. Приглашал девушку в дорогой ресторан, гулял по городу, приводил домой. Среди ночи просыпался, подходил к окну, смотрел в северное небо с его дискретными звездами и чувствовал острую тоску. Ему хотелось назад в Ливию. К своему пронзительному одиночеству под диким небом пустыни.
