Роман Сенчин - Минус (сборник)
Но тут я, конечно, проснулся, разлепил глаза, потянулся, хрустя костями. Огляделся. Напротив лежит мой соседушка, задрав морду, раскрыв пасть. Безобразно храпит, острый кадык ползает по горлу туда-сюда. В комнате холодно, пахнет носками, портящейся картошкой… Нет и следа от прелестей, подаренных сном. Все как всегда, как каждое утро.
Вспоминаю вчерашнее. Что-то там было, одновременно хорошее и грустное. Да, было: встретил знакомого парня из Абакана, тот, захлебываясь от восторга, рассказал о недавнем фестивале эсхатологической песни «Последняя осень». Групп двадцать, сказал, играли. А меня вот не пригласили. Забыли, наверное, просто – давно ведь я в Абакане не появлялся, а когда приезжаю, то пью сижу где-нибудь у Сереги Анархиста или с другом своим, бывшим барабанщиком Олегом Шолиным, а им на фестивали и прочие общественные события давно наплевать… Да если б и пригласили меня на эту «Последнюю осень», вряд ли бы я выступал – тексты песен своих забыл, к гитаре года два не прикасался. Монтировщик я – тупой, злобненький, вечно похмельный рабочий сцены…
– О-о, а-а-ах-х, – Лехин храп сменяется стоном, он надсадно взглатывает, кадык судорожно пляшет на горле. – О-ой… Сколько время?
Нахожу взглядом будильник:
– Половина девятого.
– У-у, ну что ж это такое? – Почесываясь и кряхтя, Лёха сползает с кровати. – Вечно не вовремя!..
– А я сон видел класснейший, – не могу не поделиться. – Будто я миллионером стал. Даже не миллионером, а вообще… Лежу в таком кресле раздвижном, пляж вокруг, загорелые телки такие, типа мулаток. Яхты, виллы разноцветные, солнце такое. – Проглатываю слюнку, слюнка кислая, отравленная ядом гниющих зубов. – Так все реально, как на самом деле. И я, представляешь, хозяин всего. Могу делать что захочу, вообще… Передо мной столик мраморный, ананасы, кокосы…
– Хуёсы! – гавкает Лёха. – Достал уже, свинота! Итак настроения нет.
Натягивает штаны, подбирает с пола обрывок местной газеты «Власть труда» и выходит из комнаты, а я отворачиваюсь к стене, кладу ладони под щеку, как маленький. Зажмуриваюсь. И вот снова золотой песок, молодые мулатки в ничего не скрывающих купальниках, снова яхты, виллы, кокосы. И сам я – здоровый, богатый, всемогущий. Развалился в кресле и аж покряхтываю от счастья. Но… но теперь это не живое всё, не настоящее, оно как разрисованный щит, какой есть в абаканском парке «Орленок» возле ларька фотографа. У меня, у мулаток вместо лиц – черные дырки, и любой желающий может всунуть туда свою небритую, уродскую рожу.
Коротко, вскользь стукнули в дверь и тут же открыли. Кто-то вбежал. Сопение, топот незнакомых ног… Я дернулся, еще не успев раскрыть глаза, сел, сжал кулаки, приготовился к драке…
Нет, это всего-навсего Павлик, только изменившийся почти неузнаваемо – вместо прежнего линялого барашка задерганный, на трех дрожащих лапах, скулящий песик.
– Не получается! Ничего не получается! – мгновенно наполнилась комната его вскриками. – Всё, амба мне, парни! Полный крышак!.. О-ох, твари, подонки… Как же теперь?!
– Ты чего? – Я стал одеваться.
– Ромка, мне конец, конец, понимаешь? – рыдающим голосом провопил Павлик. Упал на незаправленную кровать Лехи. – Влип глобальнейше!
– Да толком скажи.
Вытряхиваю из пачки две сигареты. Одну себе, другую Павлику. Закурили.
– В общем, Ромка, такое дело… Предложили мне подзаработать… Семь тыщ навара… Э-э!.. Короче, гаш перевезти из Кызыла в Красноярск.
– У!
– Ну, мы с мамой… с Оксаной посовещались. Денег же надо… Решили так, что поеду. Многие ездят, этим живут. Договорились тут, в общем, поехал. Дали мне штуку аванса, ну и на дорогу… Деньги потратили сразу, ясное дело – Ксюхе сапоги на зиму…
– Кайфе-ец! – преисполненный глубокого удовлетворения выдох Лехи.
Увидел Павлика и моментально осунулся, как обычно, когда обнаруживает в нашем жилище постороннего без выпивки и жратвы.
– А, привет, – лениво пожал руку гостя, попросил освободить кровать.
Павлик перебрался на стул, заскулил по новой:
– Вот, попал я, парни, не выбраться. Прогорел, как последний лошара!.. – затушил-затыкал окурок в пепельнице, повторил Лехе то же, что до этого успел рассказать мне.
Я тем временем поставил на плитку чайник, привел в порядок постель, стал расчищать стол. Лёха, мало реагируя на скулеж гостя, развалился на кровати, уставился в потолок.
– Короче, сел в автобус и поехал в Кызыл этот гребаный. Гадство, проклятое место!
– Почему это? – я слегка обиделся за свою малую родину.
– Ну, так влипнуть!.. На сколько я влип?! – Собрав лоб в жиденькие морщинки, Павлик считает: – Грамм стоит у них семьдесят. Пятьсот граммов – это сколько? Пятьсот на семьдесят… М-м, не соображу… – Он шевелит губами, загибает пальцы, но сосчитать не получается, мы тоже не в состоянии ему помочь. В конце концов Павлик машет рукой: – А, всяко разно хрен расплачусь… В общем, приехал в Кызыл рано утром. Я на ночном решил, это удобней… Встретился с парнями, получил товар – пять брусков по сто граммов. Сел ждать рейс на Красноярск в кафе рядом с вокзалом. С собой ни кропалика, трезвый до прозрачности, даже пива выпить боялся. Чики-чики всё – интеллигентный молодой человек с томиком Стивена Кинга…
Я посмотрел на Павлика, на его высушенное многолетними укурами личико, на фигуру дистрофичного подростка и не выдержал, хмыкнул. Он не услышал, слава богу, он слишком занят рассказом:
– Сел в автобус одним из первых. Сразу на заднее сиденье. Пакет с гашем под сидушку засунул. Знаете, в этих старых «Икарусах», где мотор, там вечно сиденья раздолбанные, а под ними сор всякий. Вот мне парни и объяснили, что там самое надежное место, чтоб тарить… Все путем, короче, занял свое место, какое в билете указано. Трезвый, чистый, послушный. Поехали. Вечер уже, в салоне темно, спокойно, я задремал. Все путем. И тут – трясут за плечо… Свет, возня, надо мной мент: «Уважаемый, прошу пройти на досмотр». А это мы уже у Ермаковского стоим, у таможни. Ну, знаете?
– Еще бы! – с готовностью отзываюсь. – Вот в натуре хреновое место. Меня там каждый раз так потрошили, до носков.
– Во-во, – Павлик вздохнул и закурил чинарик из пепельницы. – Так же и меня ошмонали, к паспорту придрались, что прописки нет, но отпустили, даже счастливого пути пожелали. Еще там каких-то проверили тоже… Все нормально, но в башке-то молюсь: «Лишь бы затарку не пропалили». И тут, только собрался в салон залезть, мне: «Пройдемте!» И под нос кулек с двумя башиками граммов по пять. «Ваше?»
Павлик неожиданно и надолго умолк. Сидит, свесив голову, в руке, возле самых пальцев, дымится окурок.
– Ну и как? – подгоняю его, увлекшись рассказом.
– А? – он вздрогнул, поднял на меня тоскливые глаза, с отвращением зобнул и, обжигаясь, сунул окурок в пепельницу. – Свинтили, короче. Тихонько, без лишних слов. Отвели на таможню обратно, забрали паспорт, сунули в клетку. Я стал, ясно, доказывать, что не мои это башики. А мне: «Примолкни!» И так, что им прям не терпится звиздюлей мне ввалить… Потом завели каких-то тувинов с автобуса, сделали их понятыми. Мол, у меня под сиденьем нашли наркоту. Те покивали, расписались, ушли. И, вижу, мой автобус поехал. «Да вы что, – ору, – как же это?!» – «Примкнись, тебе сказано. Сядь и сиди. Жди».
– У них с этим железно, – подал голос Лёха. – Втрезвяке тоже хрен поспорить – пьяный ты или полупьяный.
– Сравнил трезвяк и это… У меня ж в автобусе полкило гаша, мне за него головой отвечать! – Павлик, наверно, с новой силой почувствовал всю тяжесть и безвыходность своего положения и почти завизжал: – Что теперь делать-то?! Они ведь на все башли предъявят! Чем отдавать?.. О-о, ну и влип…
Худо-бедно успокоившись, потянул нить повествования дальше:
– Приехал опер, забрал в отдел. Молодой парень, чуть не моложе меня. И, таких же сразу видать, сам по траве, сто процентов даю, западает конкретно. Ну, завел меня в кабинет свой, начал крутить: «Признавайся, дескать, по-хорошему. Зачем нам экспертизы, геморрои всякие? Мазки брать с нёба, с гортани, смывы с рук… Давай напиши просто, где взял, у кого». Я ему: «Да не мое, понимаешь?! Что я, придурок, что ли, под свое же сиденье бросать. Я бы, говорю, понадежней затарил». Ну, сказал, что курю иногда, по случаю, но чтоб с собой таскать – нет… Короче, мозги повтирали друг другу, потом он предложил написать объяснение, что, мол, у меня обнаружено меньше полуграмма, а с таким количеством, мол, ничего страшного, просто штраф заплачу восемьдесят шесть рублей и дальше поеду.
– Ха-ха! – хохотнул Лёха.
И Павлик усмехнулся, но горько:
– Н-да, я тоже думал, что это просто прием ментовский. Подловить таким методом хочет. Отвечаю, конечно: «Слышал про новый закон, что теперь за любую песчинку по полной дают. Не надо, мол, так. Не моя это трава, честное слово». Опер сует уголовный кодекс: «Мы работаем вот по нему, и никакие постановления силы закона пока не имеют. Найди статью двести двадцать четыре, часть первая, почитай»… Ну, и я согласился.
