Игорь Соколов - Метафизика профессора Цикенбаума
Метафизика интимной близости Шульца
С девой Шульц увидел дуб
И взобрался на верхушку,
И касаясь нежных губ,
Целый час любил подружку…
А она потом рыдала,
Что со мной наделал Шульц,
Живот полон идеала,
Видит Бог, я разрожусь…
Шульц шептал ей виновато, —
Девонька, я не со зла,
Это все цветенье сада
Раззадорило тела…
А потом я был не в силах,
Слыша, как поют дрозды,
Вдруг расстаться с норкой милой
При сиянии звезды…
Раз не смог, давай, женись! —
Ножкой топнула подружка,
А не то сгублю я жизнь,
Тот же час пойду топиться!…
Прекрати, мой милый друг! —
Закричал Шульц в раздраженье, —
Буду я тебе супруг,
Лишь дари мне наслажденье!
Наслажденье – это блажь! —
Прошептала грустно дева, —
Лучше строй для нас шалаш,
Я не буду спать под небом!…
Шульц шалаш соорудил
За одно всего мгновенье,
Обратившись в шепот крыл,
Дева дарит ощущенья…
Проникая в глубь ее,
Шульц от счастия рыдает,
В мгле молчит Небытие,
Только тени кружат стаей…
А вокруг растут кресты,
Накрывают прах гробницы,
Люди в лоне у мечты
Растеряли свои лица…
Шульц дрожит в объятьях плоти,
Он не верит ничему,
Он как дух уже бесплотен,
Только дева тащит в тьму…
И сжимая своим лоном
Шульца дух в глухой ночи,
Шепчет разумом влюбленным:
Смысла в жизни не ищи!…
Все мы быстро умираем,
Забывая жизнь как сон,
Лишь друг в друге точно в рае
Мы находим нежный дом…
Шульц кричит уже в экстазе,
В лоне ощутив себя
И как будто Бога дразнит,
Деву сладостно любя…
Но молчит во мгле Всевышний,
Удивляясь, – что наш прах
Полон сладости излишней
У Земли в ее лесах…
Беседа Шульца с Цикенбаумом о девах
– Подготовленность дев для выполненья функций, —
Шульц разбогатев, не спал ночами и сам с собою в одиночестве шептал…
– Поступательно сближаясь с каждой девой, приближаясь чудно к стадии оргазма, теоретически я всех осеменю! У каждой будет дом, бассейн, машина, служанка, повар… То есть повариха! Прекрасный летний сад и садовод… То есть просто баба – садоводка!
Цикенбаум к Шульцу ночью постучал, – Шульц, не хочешь со мной выпить водку?!
– Конечно, буду! – засмеялся Шульц, – И ты мне поможешь разобраться в нормах секса!
– Ты что, свиней решил как будто разводить?! – осведомился с любопытством Цикенбаум…
– Нет, не свиней! – обиделся вмиг Шульц, – А самых ярких характерных дев!
– Из сферы самых доблестных услуг?!
– Да, нет же, чистых, юных и прекрасных, нежнейших, девственных и самых милых дев!
– Да где ж ты видел их?! Таких уж разобрали!
– Надеюсь, Цикенбаум, что не всех!
– Те, что остались, те, конечно, все со мною!
– Профессор, вы не лопнете от счастья?!
– С тобою?! Никогда! Мой дорогой! Однако бы, пора нам выпить водку! – бутылку водки вскрыв, из горлышка сосет, и тотчас Шульцу выпить подает…
– Значит, дев решил собрать ты для содома?!
– О, да! Для сада и для дома!
– В саду и в доме будешь наслаждаться?!
– И наслаждаться, и осеменять!
– Так сколько ж хочешь ты, содомный мой, собрать?!
– Штук десять, может, двадцать, я не знаю! Ты ведь профессор – спец, так пособи!
– В любви всегда была значительной наука! – Цикенбаум снова булькнул водкой…
– Так сколько штук собрать мне, дев для счастья, чтобы добиться с ними нежного согласья?! – в нетерпенье возвышает голос Шульц…
– Разрешая столь серьезнейший вопрос, – шутливо сдвинул брови Цикенбаум, – Штук сорок бы, зараз к себе привез! И к черту бы послал ненужный разум!
– Но как же так, – не согласился Шульц, – Как раз бы с девами я сообща подумал, где нам прилечь, а где пощупать пульс!
– Не знал, что у тебя отличный юмор!
– Профессор! Цикенбаум! Сукин сын! – Шульц закричал и топнул раза два ногою, – Я дев хочу иметь как властелин! И не шучу с такою нежностью святою!
– Да ты никак, Любовь обожествил?!
– Ну, не совсем, но вес ее удельный чуть приподнял из всех последних сил! Теперь проблема – с кем залечь в постели?!
– Поверь, что это не проблема, при твоих значительных деньгах любая дева прибежит к тебе мгновенно! И каждой будешь наслаждаться в тайных снах!
– К чему мне сны, мне ближе всех реальность, люблю я видеть то, куда вхожу, пусть может с виду это и банальность, но не привык я доверяться миражу! Хочу я в центре быть и возрастать в объеме, чтоб из меня текли потоки масс и дети с девой голосили в каждом доме, символизируя собой весь мой экстаз!
– Да, ты, никак, вождь сексуальных революций?! Решил природу переделать на свой лад?!
– Да, да! Я изменю всю суть конструкций, создав из сладких дев безумный агрегат! Я новый секс создам, а с ним и производство! Я изменю интимных связей элемент!
– Да, ты, никак, опять про свиноводство, расписываешь мне эксперимент?!
– Да, да, эксперимент с девичьим сердцем! Я страсть поставлю на поток, от эффективности любви не отвертеться! Я натворю такое, что не делал Бог!
– Да, ты никак уже Создатель?!
– Да, я – создатель сферы основной, стыдливых лон я первооткрыватель, концептуально связанный с весной!
– О, бедный Шульц, о, как же ты напился! Не знаешь уже сам, о чем твердишь!
– А разве в чувствах есть хоть капля смысла?!
– Смысл есть во всем, о, бедный мой малыш!
– Однако, Цикенбаум, ты пьян больше! И сам соображаешь как ребенок!
– Зато ты, Шульц, болтаешь еще дольше! И несуразицу несешь как из пеленок!
– Что делать нам, несчастным алкашам, одним и позабытым среди ночи?!
– Надо дев позвать, чтоб стали утешать! А еще лучше, чтобы рвали нас на клочья!
– Ты, Цикенбаум, за интимный вандализм?!
– Но на основе самых нежных ощущений!
– А я за вожделенный деспотизм с прекрасным качеством глубоких наслаждений! Представь себе тьму самых страстных дев! Все невесомы и вращаются все в трансе! Ты прилипаешь к каждой, обалдев, стихи читаешь и поешь романсы о той же сладостно сближающей любви!
– А по мне бы, Шульц, в воздушном танце проникновения в их тайный мир ловить!
– А что я делаю, когда пою романсы, взаимодействуя с их чувственным нутром?! Я тоже увеличиваю шансы – заловить свою красавицу потом!
– Однако, Шульц, пора уже бай-бай, видишь, солнце тычется в окошко?!
– Как хорошо о девах покумекать хоть немножко!
– Но еще лучше, Шульц, почуять с ними рай!
– Но это надо все обдумать, подготовить!
– Пожалуй, Шульц, я спать уже пойду, а ты уж разбирайся сам с любовью, поштучно дев собрав, как хрюшек во хлеву!
– Ну, что ж, адью, мой Цикенбаум, твои шутки, – все ж не лишили меня сладенькой минутки!
Стыд Цикенбаума
Сердце бьется, счастье близко,
Дева вся уже дрожит,
Цикенбаум ей истискан,
Ощущает в речке стыд…
Стыдно голым в ее лоне
Наслажденье получать,
Каждый смертный в этом тонет,
На всем близости печать…
Два холма вдруг из тумана,
Нежных две ее груди,
Округляют суть обмана,
В круге вся Земля плодит…
И объятый глубиною,
Девой жаркою обвит,
Цикенбаум под волною
Растерял свой детский стыд…
Дева в страсти
Отчего мы все теряем разум,
Под ногами не чувствуем твердь?!
Цикенбаум моргнув деве глазом,
За мгновенье ее смог раздеть…
Ой, профессор, что это такое?!
Мне так стыдно, ведь это же грех!
Грех одной потеряться в покое,
Избегая сладость утех!
Как же быть нам потом? – Я не знаю,
Если хочешь, сбегаем в ЗАГС!
Я б не против, но муж заругает,
У него здоровенный кулак!
Вон, соседку сосед наш ударил,
Так снесли ее враз на погост,
Вот и мой, как напьется, в угаре
Воспитаньем займется всерьез!
Будет бить по лицу кулаками,
Мол, умней дорогая жена!
Сколько дев таких бедных с мужьями?!
Да, неужто, их целая тьма?!
Цикенбаум сливается с девой
И что-то жаркое нашептывает ей,
А через час она уже запела,
И домой устремилась смелей…
Дома муж по привычке ударил,
Водку выпил и тут же уснул,
Но дева в страсти, ее дом горит в пожаре,
Она с профессором летит в ночной разгул…
Цикенбаум шел вдоль речки
Цикенбаум шел вдоль речки,
С девой юною шутя,
Дева блеяла овечкой
И смеялась как дитя…
Они пили, стоя, водку,
Залезали вверх на дуб
И качались точно в лодке,
Сев вдвоем на тонкий сук…
Полетела вниз одежда
И слиянья дикий крик
Над Окою взвился нежно,
А потом совсем затих…
Цикенбаум, дева с дуба
Приземлились вечерком,
Ну, а после ночь голуба
С ним носилась среди волн…
Я, Амулетов, Цикенбаум
