Сергей Семипядный - Украл – поделись
Бабухин пожал плечами.
– Да чем там любоваться-то было? Возня щенячья.
– А ты, пёс матёрый, стоял, хвост поджав, у стеночки!
– Я стоял под дулом пистолета, – веско произнёс Бабухин.
– Под каким дулом?
– Под дулом Андрея.
– Не видел никакого Андрея, – пробормотал Литиков.
– Что ты мог там видеть, в прострацию помещённый? Смотрел только, кого бы за ногу цапнуть со страху.
– Не знаю, кто больше в прострации был, я или ты! – огрызнулся Литиков.
– Да нечего тут знать. Ты почему без команды руками начал размахивать? Я говорил про тёплую зиму и холодное лето? Нет. И скажи после этого, что не в прострации был. А твой отзыв? – издевательски выговаривал Бабухин. – Ты был нем, как рыба. Глух и нем. Впрочем, что-то лопотал ты там. Нечленораздельное. Бы-бы-бы.
Бабухин замолчал.
– Легче всего других винить, – сказал с обидой Литиков.
– Ладно, если они расценили это как эксцесс слабонервного, – задумчиво произнёс Бабухин. – А вот если они просекли, хотя бы частично, наш замысел – жди ужесточения режима содержания.
– И мне наручники наденут? – ахнул Литиков.
– И тебе. А может, и ещё чего придумают.
– Тогда хана, – заключил Литиков. – Была хоть надежда.
Бабухин скептически усмехнулся.
– Какая на тебя надежда! Видели.
Бабухин и Литиков не знали, что комната, в которую они были помещены, прослушивалась. Бабухин с Литиковым не знали, что все их планы – не секрет для противника.
Поэтому вошедшие к ним Алексей и Лёма были в курсе того, что их ожидает. Лёма решил надеть бронежилет, а Алексей не без торжества заявил:
– Мой пресс непробиваем. Просто чуть сгибаешься вперёд и напрягаешь все мышцы живота – бей, сколько хочешь.
– Эта сматрет как ударят, – засомневался Лёма. – Нэт, я жилэтка буду надэват.
Решено было, что Андрей останется за дверью и будет наготове.
Лёма и Алексей вошли к пленникам и ждали команды Бабухина, когда вдруг Литиков, не дожидаясь, в отличие от них, условного сигнала, пустил в ход кулаки. И это бы ещё ничего, когда бы не последовавшее за актом рукоприкладства вгрызание озверевшего заключённого в мягкие ткани тюремщика.
Чуть оправившись, Лёма – ногу ему перебинтовал Алексей – порывался отыграться на Литикове и, изрыгая ругательства, нетерпеливо притопывал здоровой ногой.
Однако Андрей задумчиво смотрел в стену и приговаривал:
– Подожди, подожди. Дай подумать. Тут нельзя ошибаться. Сейчас всё просчитаем.
– Патом, патом, – бил копытом Лёма. – Эта успэваем. Дай ломат три рёбра и четырэ зуб. Эта правильна для справэдливастэй.
– Почему именно три и четыре? – полюбопытствовал Алексей. – Я тоже не прочь попрыгать на этих козлах.
– Нада всэ рёбра ломат, всэ зуб выбиват! – внёс коррективы Лёма.
– Деньги бы найти – вот что надо бы, – напомнил Андрей.
– Дэньги – патом. Ныкуда нэ дэнуца, – возразил Лёма и хлопнул себя по колену здоровой ноги.
– Деньги? – решил уточнить Андрей.
– Этот козлы, – презрительно скривился Лёма.
– Я о деньгах, – многозначительно поправил Андрей.
– Выйдем на деньги. Через них, – уверенно заявил Алексей.
– Похоже, они действительно и сами не знают, где их искать.
– Деньги? – спросил Алексей.
– Деньги… – Андрей почесал затылок. – Или Светку. Или Таньку.
– Надо брать их в оборот, – решительно заговорил Алексей. – Поставить условия, назначить срок, включить счётчик. Одного сделать заложником…
– А для сначал – всэ зуб и рёбра! – вмешался покусанный бандит.
– Бродяги. Они, считай, бродяги, – с сомнением покачал головой Андрей. – Что им чужая жизнь? Им собственная-то до лампочки, считай. Зацепить их нечем – вот она беда. А если зацепить нечем, что остаётся?
– Всэ зуб и рёбра! – обрадовался Лёма.
– Дурак! – осадил его Андрей. – Материальная заинтересованность. Деньги всем нужны. И им – тоже.
– А чья доля – этот козлы? Твоя? Шефа? – прищурился Лёма.
– Пропорционально. Расходы пропорциональны доходам.
– Ты веришь, что не знают, где деньги? – спросил Алексей.
Андрей пожал плечами.
– Склонен верить, так бы я выразился. Посмотрим, что они ещё нам сообщат.
– И сколка слушат будим? Месяца, года? – раздражённо сказал Лёма.
– Пока у тебя нога не заживёт, – посуровел Андрей. – Или пока мозги не просветлеют.
22
– Вам девушка не нужна? – услышала Татьяна и повернулась.
И поняла, что этот вопрос был обращён к мужчине средних лет в бобровой шапке. А спрашивала молодая женщина в красном шарфе поверх нутриевого манто.
– Такая же красивая, как вы? – весело и не без игривости в голосе спросил мужчина и зачем-то потрогал шарф на груди женщины.
– Нет, ещё красивей, чем я, – ответила женщина. Её ответ звучал серьёзно и по-деловому.
– И сколько это будет стоить? – перешёл на деловую волну и мужчина.
– Сто пятьдесят долларов.
– Сто пятьдесят? О, это дорого! – задумался мужчина.
Женщина в красном шарфе мгновенно утратила интерес к бобровой шапке и, шагнув в сторону, уже готовилась обратиться к следующему потенциальному потребителю любовных утех.
Татьяна стояла и наблюдала за женщиной в нутриевом манто. Как та просто и без обиняков обращалась то к одному, то к другому прохожему с одним и тем же вопросом: не нужна ли девушка. И получила-таки утвердительный ответ. Она и мужчина с пузатым портфелем отправились за угол дома. Татьяна последовала за ними.
Спустя несколько секунд она увидела, как сутенёрша и клиент подошли к двум девушкам, наблюдавшим за обезьянкой. Сделка, видимо, состоялась, потому как вскоре мужчина и одна из девушек удалились в сторону «Макдональдса». Сутенёрша вернулась на прежнее место, а Татьяна приблизилась к оставшейся проститутке и принялась украдкой её рассматривать.
Девушка как девушка. И далеко не красавица. У проститутки был слишком маленький подбородок и остренький носик. И реденькие брови. А если её умыть, то и брови наверняка окажутся белесыми. Ну совершенно бесцветная девица.
Бесцветная девица тем временем с каким-то детским выражением на лице наблюдала за выходками обезьянки, которая, периодически вскрикивая, водила с детьми хоровод.
Татьяна вдруг представила себя стоящей рядом с этой девицей. В такой же беличьей шубке и сапожках со шнуровкой и инкрустацией. Это оказалось не сложно сделать.
А в действительности? Парализующие газы? Генераторы специальных импульсов, влияющие на психику и парализующие волю? Нет, просто желание заработать деньги. Которых нет.
Вторые сутки она жила на ту мелочевку, что осталась в кармане пальто. Кошелёк с тремя сотнями ушёл ещё вчера до обеда – вероятно, вытащили на Арбате. После кладбища она фланировала по Арбату и глазела по сторонам, высматривая Светку. Казалось, вот сейчас возникнет знакомое лицо бывшей подруги и придёт конец мытарствам. Но время шло, а Светка всё не появлялась. Татьяна покупала то пирожное, то хот-дог, однажды взяла шаурму и бутылку импортного пива.
Когда же обнаружила пропажу кошелька, пришлось ограничивать себя буквально во всём. К тому же, надежда скоро отыскать Светку поблёкла, вымерзнув на морозе.
Татьяна подошла к проститутке и тронула её за рукав.
– Слушай, я вот спросить хотела. Как вообще, работать можно?
Проститутка окинула её настороженно-оценивающим взглядом и, не найдя, очевидно, повода для беспокойства, снисходительно улыбнулась.
– А ты из каких пампасов? Из провинциальных учительниц, небось? Детям, наверно, говорила «ай-яй-яй», а сама намылилась?
– Я из провинции, но не учительница. И никуда я не намылилась, просто интересуюсь.
– Только не надо врать! – прикрикнула проститутка с невесть откуда взявшимися металлическими нотками в голосе. – Но ты учти: это не так просто. Мол, пришла и встала.
– Да я понимаю, – пролепетала Татьяна.
– И прикид должен быть соответствующим. И рожа в порядке. И вообще. А то знаешь анекдот? «Я бы тебе больше трёх рублей не дал. – А я больше и не беру». Ты брови-то когда последний раз щипала?
Татьяна взглянула на реденькие брови собеседницы и робко заметила:
– Да нынче, вроде, нещипаные в моде.
– Но форма-то должна быть, согласись.
– Ну да. Наверное.
– А о кремах твоя мордель и не слышала, поди? Лицо надо чистить, – продолжала наставлять девушка. – Ты свой нос в зеркало видела?
– Слушай, а если мужик совсем не нравится? – спросила Татьяна.
– Ну это ещё не самое страшное. Нет некрасивых женщин – есть мало водки. Слыхала такое? – Лицо проститутки обрело многозначительное выражение. – Так же и с мужиками. Вольёшь сколько надо, и пошла писать губерния.
– А что самое страшное? – простодушно спросила Татьяна.
– А всё равно не поймёшь, пока не въедешь в эту систему.