Александр Махнёв - Жизнь продолжается (сборник)
Наверное, так со многими бывало.
В больничном холле он был не один. В углу, сдвинув стулья и свернувшись на них калачиком, кто-то спал.
Наверно такой же счастливчик, папа новоиспечённый – подумал Иван и пристроился на жёстком кресле рядышком.
Часок ему удалось прикорнуть.
– Товарищ, а товарищ, спичек нет?
Иван вздрогнул от неожиданности. Напротив него сидел взлохмаченный мужичок его возраста с заспанной физиономией.
– Тоже папаша? А?
– Слушай, у тебя кто родился?
– Дочь? А…
– А у меня сын! Наследник! Во как! В три часа жинка родила.
– Как, и у тебя тоже в три? Вот это да! Держи краба! Поздравляю!
Два молодых отца, счастливо улыбаясь, вышли на крыльцо.
Коллегу Ивана звали Тарасом. Тарас Степанович, как он представился Ивану.
Так состоялось первое знакомство двух молодых отцов.
Практически ежедневно они встречались у роддома. Пообщавшись через окно с жёнами и передав им посылочки, в больничном дворике устраивали перекур. Им приятно было вместе, общение было ненавязчивым и интересным.
Жён с малышами они забирали так же в один день.
Такие совпадения просто не проходят.
Новые друзья, теперь уже отцы, познакомили своих супруг, договорились по возможности встретиться.
Пару раз в том же году, на ноябрьские, и затем на Новый год, встречались семьями, сначала у Ивана, а затем Тараса. И летом, уже на следующий год, встречались, да не раз.
То было начало дружбы нового уровня, дружбы уже семьями.
Детишки росли. Родители шутили: подрастут, поженим, и внуков ждать будем.
Конец лета девяносто первого года.
Помните, что это было за время? СССР развалился.
Естественно, этот процесс не мог не затронуть судьбы наших героев.
В общем-то, всем в те девяностые годы было несладко.
Знаете, если соседу так же плохо, как и тебе, это ещё не самое страшное. Много нас, выдюжим! В коллективе выживать значительно легче. Опять же – дружба, кумовство, соседство и прочие обязательные атрибуты сельской жизни всегда помогали пережить беду.
Но тут новая напасть свалилась на наших друзей.
Оказалось, что живут они в разных странах.
Сначала улыбку вызывало то, что Ребров Иван Петрович, его жена Валентина Ивановна и дочурка Оксанка стали гражданами самостийной Украины, а Тарас Охрименко, Зинаида Ивановна, жена его и малыш Валька стали россиянами.
Кто же при Советской власти думал о своей национальности? Живём в едином и могучем, живём, да и ладно.
Как поговаривали на завалинках старушки: «Лишь бы не было войны». Вот это действительно пугало.
А остальное…
Да ерунда, переживём!
– Ну, шо, москаль, як там ваш Ельцин, всё пьёт?
– Ладно тебе, хохол, хорош про политику, давай стол накрывай, да сало, сало не забудь, горилку мечи поскорей…
Итак. Верхняя Алексеевка, где жил Тарас, принадлежала российской стороне, а Иван в своей Нижней Алексеевке, жил на украинской территории, и граница – по реке, их любимой речушке, где рыбы да раков не счесть.
При прежней, Советской, власти своей национальностью интересовались разве что евреи, многие становились тогда не Израилевичами, а Изотовичами, не Сарами, а Светами. Ну, время такое было.
Да, было так.
Но чтобы вспоминать о своей национальности каждый день? Такого при власти Советов не было, это уж точно, поверьте.
– Тарас, сгоняй в продмаг.
– Так це ж в Украину надо идти, в нашей лавке ещё три дня не будет привоза.
– Ваня, что-то давненько мы к Тарасу не ходили. Может, в выходные подъедем, а, как ты считаешь?
– Можно, но только до восьми, а то переход на границе закроют, как в прошлый раз, опять ночевать у них придётся.
Почту в Ванином селе закрыли, медпункт, как, оказалось, держать в умирающей Нижней Алексеевке нерентабельно. Поликлиника – и детская, в том числе – находилась уже в двадцати километрах, в России, что значительно ближе к дому Ивана, однако их, «этих иностранцев», здесь уже не принимают.
Украинское село понемногу пустело. Мужики, что покрепче да помастеровитее, на заработки в Россию подались. Тоскливо стало в Нижней Алексеевке.
Российская сторона, наоборот, пошла в гору. Нашёлся «богатый Буратино», купил колхозное тепличное хозяйство, наладил его, со временем животноводческую ферму открыл. Селяне пошли на работу. Сначала зарплату мясом, яйцами да укропом получали. Со временем и денежки в карманах стали шелестеть. В их село газ подвели, дорогу отремонтировали. Продмаг стал уже не продмагом, а «Супермаркетом». Открылось кафе «У Петровича». В клубе по вечерам дискотеки, видеопросмотры.
В десяти километрах, на трассе, АЗС построили. Тарас, поскольку в колхозе слесарил, механиком на заправку устроился. Мало того, что при деньгах стал, он ещё и Ваньке помогал с заработком.
Придёт цистерна на АЗС, Тарас на пейджер Ивану – «вперёд!», и тот уже на своей четвёрке с пятью канистрами мчит через границу за бензином. Зальёт бензин, и на украинскую сторону, продавать. Копеечку какую даст на границе, его как бы и не замечают.
А что? Толковый бизнес. Цена на бензин в России и Украине сильно разнилась. На том и зарабатывал Иван. У него уж и свои клиенты появились. Правда, менты повадились мзду с него брать, а пару раз «братки» наехали. Много их было в те годы. Так что проблем хватало.
Друзья по-прежнему встречались, и довольно часто, но разговоры всё более и более становились тоскливыми и сугубо житейскими.
– Тарас, как ты думаешь? Может мне податься в Москву? Сосед Петро зовёт, каменщики нужны, я ведь, сам знаешь, по этой части мастак.
– Что я тебе скажу. Думай. Ты сейчас хоть за какую никакую денежку держишься, да семья рядом. Огород, вон, содержишь в порядке. Картошку, капусту продаёшь. А там что? За житьё плати, от ментов прячься. Опять же от хозяина полностью зависишь. А может, он и не будет тебе совсем платить. Что, не было так? Было. Вон у Шматковых Сергей чуть выбрался. Хорошо, что живым остался. Так что думай, брат, думай.
От дум этих у Ваньки голова кругом.
Ну, а детишки?
Как детишки?
Те самые, что в сентябре девяностого родились?
А что детишки? Выросли дети.
Причём уже без помощи Советской власти выросли. Матери грудью вскормили. Дом, школа, хозяйство да улица – вот и все воспитатели того нелёгкого периода.
Валька, Тарасов сын, умница паренек, ещё в школе задумал – как вырастет, пойдёт нефть качать. Тарас говорил: «Видать, нанюхался бензина на заправке, вот мозги набекрень и пошли».
– Какая тебе нефть? Иди вон в сельскохозяйственный, в Ростов. Кончишь, на земле, как твой дед, да и я, трудиться будешь.
Ан нет, пацан школу кончил и, несмотря на скандалы родных, в Москву подался. Так и поступил всё же. Да ещё и стипендию получил, место в общежитии. Ворчал Тарас, ворчал, а, читая письма сына, радовался в душе за отпрыска, гордился. А уж как тот на третьем курсе на математической олимпиаде первое место завоевал, и слезу втихаря от жены пустил.
– Это же надо? И в кого такой шустрый пошёл? Точно нефтяным магнатом будет. Слышь, мать! В столицах жить будем. Может, скважиной заведовать возьмет сынок, а? Как ты думаешь?
– А в Тюмень не хочешь? Прекрати шутковать. Иди лучше кур покорми, – скинула с небес на землю мужа Зинаида.
Вот, и помечтать не дадут…
Оксанка, Ивана да Валентины дочь, к совершеннолетию из белокурого гусёнка превратилась в красавицу. Хлопцы глаз от неё оторвать не могут, сверстницы завидуют красоте писаной.
И радость, и горе для родителей.
Запереть бы красавицу такую дома, да и любоваться на неё. Но как это сделать? Не спрячешь, время не то.
Опасно жить стало. Хоть и опустело село, но нет-нет да и нагрянут какие-нибудь охальники на машинах на их речку покуражиться. И драки, и выстрелы слыхать, разборки всякие повадились именно у их села проводить. Места безлюдные здесь, хоть и красивые, но глухие.
Боязно родителям за дивчину свою, ох как боязно.
Ещё до выпуска Оксанка решила уехать из села. Родители также понимали, не будет здесь жизни дочери.
И вот на семейном совете решили отправить девушку в областной центр. Благо там дальняя родня проживает, и комнату в своём доме родственники готовы были предоставить, свои дети уж выпорхнули из родного гнезда. Дом большой, ладный, места много. Ещё и Валентину к себе звали помощницей по хозяйству.
Хорошие люди.
В сентябре, через пару дней после семнадцатого дня рождения, Оксана уехала в новую жизнь. Записалась на курсы бухгалтеров. Две недельки с ней мать пробыла. Убедившись, что с дочуркой всё будет в порядке, Валентина Ивановна вернулась домой, к своему хозяйству.
Дом, конечно, осиротел. Грустно и тоскливо стало без весёлой белокурой проказницы. Но делать нечего, жизнь продолжается.
Первые письма от дочери были длинными, ласковыми. Видно было, скучает. Но потом стала писать всё реже и реже, ссылалась на занятость. Появились мобильники, удавалось переговорить с ней. Но многого не спросишь, да и не расскажешь. Во-первых, дорого по телефону разговаривать, да и нечего рассказывать. Какая жизнь в Богом забытом селе?
