Елизавета Дворецкая - Источник судьбы
А Рерик, перепрыгнув через стол, набросился на Альдхельма. Он был моложе и легче, но хорошая выучка, ярость и решительность норманна уравнивали их силы. Они отчаянно боролись среди толкотни и давки, никому толком не удавалось использовать свое оружие, хотя лезвия ножей уже не раз скользили по телам, и разрезанные нарядные шелка повисли лохмотьями. Наконец Рерик подбил ногу Альдхельма, опрокинул того наземь, схватил за волосы и несколько раз сильно ударил головой о камень очага. А потом вонзил скрамасакс под горло. Хлынула кровь, и он, бросив уже не живого противника, вскочил, но тут же на него еще кто-то накинулся, и он отскочил за столб, подпирающий крышу.
Перед ним был Элланд. В красивой ярко-желтой далматике, уже залитой кровью с правой стороны, непонятно, своей или чужой, с окровавленным ножом в руке, он смотрел на Рерика с непримиримой ненавистью. И теперь ему был как нельзя лучше понятен тот торжествующий взгляд, который на него бросил брат невесты в день обручения. Тогда сын Альдхельма уже знал, что ликование врагов продлился недолго и что победа их обманчива. Он только не знал, что его враг осторожен, недоверчив и в любое время готов к неприятностям.
Подхватив из-под ног упавшее серебряное блюдо, Рерик в первые мгновения использовал его как щит; блюдо, на котором недавно лежала жареная свинина, было скользким от жира, но Рерик крепко вцепился в край через длинный рукав далматики, и такой щит был все же лучше, чем никакого. Отбив первый выпад Элланда, он сам нанес несколько быстрых ударов, но лезвие скармасакса, хоть и достало до тела, лишь распороло желтый шелк, а под ним обнаружилась серая чешуя кольчуги. Ведь фризы не просто подозревали, а точно знали, что на пиру будет смертельная схватка, а слабыми противниками норманнов не считали.
Лезвие Элландова ножа скользнуло по шее Рерика – фриз тоже понял, что его противник защищен и бить имеет смысл только в открытые места. Но здесь железо столкнулось с золотом гривны, которую Харальд, необычайно расщедрившись, одолжил на это день младшему брату. Будто знал, что Золотой Дракон в самом прямом смысле прикроет его от смерти.
Ощущая в душе железный холод этого лезвия, Рерик огрел Элланда своим случайным щитом по голове, а пока тот на миг потерял возможность его видеть, изо всей силы ударил скрамасаксом под мышку поднятой левой руки. Под мышками в кольчужном плетении имеется отверстие, не слишком большое, но клинок пройдет, если удачно попасть.
И он попал. Лезвие погрузилось в тело – не очень глубоко, но Элланд взмахнул рукой, пытаясь удержать равновесие, и упал.
Рерик на миг замешкался, уклоняясь от брошенной кем-то большой обглоданной кости. Совсем рядом раздался знакомый голос, совсем неуместный здесь, перед глазами мелькнуло что-то красное и черное. Он увидел длинные темные волосы, рассыпанные по спине, покрытой красным с золотом самитом, дрожащие цветочные головки венка… Рейнельда! Он совершенно забыл о ней, да и казалось что с тех пор, как они с Теодрадой встали из-за стола, прошла целая вечность. А прошли считанные мгновения – женщины не успели даже выбраться из-за стола, а только кричали от ужаса, глядя на внезапно вспыхнувшее сражение. Ведь они ничего заранее не знали. И Рейнельда, едва опомнившись, увидела, как ее брат набросился с ножом на ее жениха, а потом упал.
Не веря глазам и не думая о себе, не замечая мелькающих вокруг клинков, бессознательно уклоняясь и скользя между дерущимися мужчинами, Рейнельда подбежала к Элланду. Она знала, конечно, что ее родные недовольны всем случившимся и не рады ее браку, но надеялась, что со временем все наладится, и верила, что сама поможет примирению между отцом и мужем. Она знала, что ее честолюбивый и горячий брат надеется когда-нибудь стать новым кюнингом свободных фризов. И не могла поверить, что он не стал откладывать свои мечты на будущие годы, что он попытался прямо сейчас взять желаемое – и что он может умереть. Умереть от руки норманна, которого она уже почти полюбила.
Она бросилась на колени возле лежащего, схватилась за края разрезанной одежды, набухавшей кровью, чтобы осмотреть рану и попытаться что-то сделать. Она не заметила Рерика, который, увидев ее, сделал движение, будто хотел ее поднять и увести.
Зато его заметил Элланд. Возбуждение схватки приглушило боль, и в то же время он с предельной ясностью сознавал, что его мгновения сочтены: пусть его рана не смертельна, выжить после этого норманны ему не дадут. Он думает, что победил, викинг, бродяга и разбойник, желающий стать отцом будущих фризский кюнингов. Не дождется.
Не думая ни о чем, кроме своей ненависти и желании не дать врагу одержать победу, Элланд снова сжал ослабевшие пальцы вокруг рукояти ножа, поднял правую руку с пола и быстрым уверенным движением снизу вонзил лезвие в грудь склонившейся над ним Рейнельды. Он просто не понимал, что убивает родную сестру, с которой играл в детстве и которая всегда любила его. Он жаждал лишь уничтожить добычу, к которой стремился норманн. Она не достанется ему, женщина из рода кюнинга Радбода. Если дело его проиграно, пусть она не достанется никому.
Рерик не понял, что произошло, потому что само тело Рейнельды загораживало от него нож Элланда. Он лишь увидел, что она вдруг уронила голову, ослабела и упала на тело брата, которому пыталась помочь. Делая то, что и собирался, он схватил ее за плечи и попытался поднять, но ее тело обмякло, она не стояла на коленях, а висела всей тяжестью у него на руках. Подозревая неладное, Рерик перевернул ее. И увидел нож, еще торчащий из груди, увидел лицо с бессмысленно раскрытыми глазами, рот, приоткрытый будто в крике, который не успел вырваться наружу.
Не веря своим глазам, не понимая, каким образом она сумела наткнуться на нож, и не веря, что все кончено – хотя он прекрасно разбирался в ранах и знал, что можно вылечить, а что нет, – Рерик положил ее на спину, на земляной пол рядом с Элландом. Про Элланда он совсем забыл, но тот шевельнулся. Рерик безотчетно посмотрел ему в лицо, словно хотел спросить у того, кто рядом, что же это происходит.
Но взгляд Элланда его отрезвил. Тот же самый торжествующий взгляд, что он уже видел в день обручения.
И Рерик все понял. От гнева, отвращения, ненависти у него перехватило дыхание и стало так больно в груди, будто этот нож с резной костяной рукоятью вонзился в него самого.
Подумать о том, чтобы вынуть этот нож или подобрать свой, он даже не успел. Он просто взял Элланда обеими руками за голову и повернул. Сейчас у него хватило бы сил свернуть шею даже дракону Фафниру, но даже этого было недостаточно, чтобы выразить его ненависть к убийце собственной родной сестры и его невесты. Слушая саги, люди восхищаются подобными же подвигами героев древности, ради долга и чести умевшими переступать через самые дорогие привязанности, проливавшие кровь родных детей, мужей или жен. Но в жизни, здесь и сейчас, все не так. Рерик чувствовал только ужас, отвращение, неприятие – сама душа хотела закрыть глаза, чтобы всего этого не видеть. Чтобы все это оказалось страшным сном…
Он перевел взгляд на Рейнельду. Она лежала на спине, как он ее уложил, на ее лице застыло изумленное выражение, глаза были широко раскрыты. Торчащая из ее груди костяная рукоять ножа с кровавыми пятнами не вязалась с видом этого лица. И если этот нож ей уже не мешает, значит… Рерик очень часто видел смерть вблизи, но сейчас сжимал руку своей невесты, будто надеясь, что ее это не касается и она все же очнется.
– Рерик! Что с тобой, что ты сидишь? Ты цел? Ранен? – заговорили над ним чьи-то голоса. Драка в гриднице уже прекратилась, но он ничего не заметил. – Ой, кто это? Ах!
Рядом раздался отчаянный женский крик – то ли это кричала Теодрада, то ли Адель, то ли Амальберга. Словно разбуженный, Рерик попытался отпустить мертвую руку Рейнельды – но слипшиеся от сохнущей крови пальцы не сразу удалось разомкнуть…
Дней через пять в Дорестад прибыли еще три корабля, принадлежащие людям Анунда конунга. Они привезли такие новости, от которых сыновья Хальвдана еще несколько дней назад подпрыгнули бы, но сейчас Харальд лишь нахмурился, а Рерик пожал плечами. Еще и это сейчас не умещалось в их головах. Поэтому первым значение новостей осознал сам Анунд, которого все происшедшее касалось менее всего.
Как рассказал Торгрим Весло, стюриман одного из пришедших кораблей, буря, оторвавшая его от конунга, занесла лангскип на мыс Велиланд. И там ему пришлось просидеть все это время, поскольку идти дальше он не смел: всего в дневном переходе впереди остановились, пережидая непогоду, Эймунд и Асгаут, сыновья Сигимара, с дружиной на тридцати с лишним кораблях!
– Я потом, когда он ушел-то, тоже дальше тронулся и там же ночевал, где он стоял, – рассказывал Торгрим в гриднице графской усадьбы Дорестада, довольный, что соединился наконец со своим конунгом и находится в относительной безопасности. – Прямо в той усадьбе. Где сам Эймунд конунг и Асгаут конунг жили, пока погоды ждали. Мне тамошние люди все рассказали – им самим охота поговорить-то была. Не каждый день такие дела случаются.
