Олег Радзинский - Иванова свобода (сборник)
“Вот, – думал он, – время наступило, но, кроме меня, оно никому не в радость. Отчего так?” Ему хотелось, чтобы его больше ценили. “Ладно, – решил Полторанин, – поеду на остров сам. Нужно не забыть фотоаппарат, а то всегда забываю”. Он еще немного порасстраивался, затем послушал плохих музыкантов, играющих на верхней палубе, и, успокоившись, пошел в каюту. Полторанин любил скверное исполнение: оно доказывало редкость таланта.
Они высадились на маленькой пристани в идеально полукруглой лагуне, где им еще раз повторили программу экскурсии: пешая прогулка по острову, посещение местной станции экологического наблюдения, пляж и отплытие к часу дня, чтобы успеть на обед. Жителей на острове не было, за исключением работающих здесь натуралистов, и потому не существовало ресторанов и кафе. Остров – маленькая идиллия, сохранившаяся посреди океана, оттого что была никому не нужна, – позиционировался как экологический рай. Жить здесь никто не хотел.
– Белоснежные пляжи, бирюзовые воды и кокосовые пальмы – все это Нья-Тирнгуанг, – заученно повторяла текст туристической брошюры профессионально загорелая женщина-гид. – Это как комната с множеством зеркал, где каждый предмет можно рассматривать с бесчисленного количества сторон и где часто непонятно, что перед тобой – реальность или фантом. – Она подняла тросточку с флажком и объявила: – Разбиваемся на группы по языкам, с каждой группой идет сопровождающий. Мы поднимемся на гору, где располагается экостанция, а потом спустимся на другую сторону острова, куда, после купания, подойдут шлюпки.
В русской группе оказалось человек тридцать, и они двинулись вглубь леса по заранее проложенным кем-то дорожкам. Полторанин пожалел, что, как обычно, забыл фотоаппарат: вокруг росли странные деревья, похожие на живые бочонки с ветками, и яркие птицы кружили рядом, не пугаясь людей. На спину впереди идущего толстого мужчины села разноцветная бабочка и, подумав, решила там остаться.
В лесу было тенисто, просторно и хорошо.
Путь до станции занял около получаса и, несмотря на пологий подъем в гору, оказался совсем не тяжелым.
Сама станция удивила Полторанина обширностью: шесть широких белых куполов, построенных из легкого, серебрящегося на солнце пластика. С одной стороны станции открывался вид на лагуну внизу, а с другой, у края джунглей, лежали огороженные высокими металлическими сетками участки земли, на которых росли деревья и кусты. Они ничем не отличались от окружающего леса, и было неясно, зачем их отгораживать. Полторанин заметил у каждого дерева табличку с названием. В одном загоне ничего не росло: там копошились куры и пушистые черные цыплята. Рядом, отделенные сеткой, бродили веселые ослики; у них были синие глаза.
Вокруг станции сновали неевропейские люди: они выглядели как малайцы, которых Полторанин видел в Сингапуре и на Филиппинах, но с темно-красной кожей. Краснокожие явно работали на станции: они были одеты в одинаковые оливковые шорты и рубашки сафари. Один, чуть выше других, с висящим на поясе мачете, подошел к русскоязычной группе и, улыбнувшись, знаком предложил следовать за ним. Они направились к дальнему куполу, который, казалось, сейчас улетит.
На пороге купола стояла женщина, одетая в форму экостанции, с полевой сумкой через плечо. Она подождала, пока люди подошли ближе и остановились, стараясь распределиться по горизонтали, чтобы всем было видно и слышно.
Женщина подняла руку и сказала по-русски: – Добро пожаловать на нашу станцию экологического наблюдения за флорой и фауной Нья-Тирнгуанг, уникальную природную лабораторию. Вы увидите и узнаете много интересного.
“Не может быть, – думал Полторанин. – Это не она. Просто похожа”. Он отказывался верить: откуда? Почему здесь? Как сюда попала?
Он узнал ее сразу, еще при подходе, хотя в этом трудно было признаться.
– Я – Алевтина Алексеевна, главный биолог экостанции, ваша землячка, – представилась женщина. – Мы начнем осмотр с наших удивительных растений – непентесов.
Алевтина Алексеевна повернулась к стоявшему слева от нее краснокожему с мачете и кивнула ему.
– Пойдем непентесы покажем, Бутонго, – предложила она.
Все двинулись к самому дальнему огороженному участку, и Полторанин, еще не веря себе, заспешил, стараясь держаться как можно ближе к Алевтине Алексеевне.
Та обернулась и, не глядя ни на кого в отдельности, сказала:
– Готовьтесь к сюрпризам. По правилам экостанции не разрешается фотографировать или вести видеосъемку. А то Бутонго рассердится, – пообещала Алевтина Алексеевна, – он у нас серьезный. Да, Бутонго?
Бутонго кивнул, словно понимал по-русски, и негромко рассмеялся. Туристы тоже рассмеялись, хотя ничего смешного в серьезности Бутонго Полторанин не находил.
Он подождал, пока остальные пройдут мимо загона с осликами, и оказался рядом с Алевтиной Алексеевной.
Она посмотрела на него и приветливо улыбнулась.
– Полторанин, – сказала она, – неужто ты? А я гляжу и думаю: неужели это наш Полторанин? Ну, совсем, совсем со школы не изменился.
– Алевтина Алексеевна, – Полторанин наконец поверил, что это она, – Алевтина Алексеевна. Как же это вы здесь?
– А, Полторанин, долгая история, – ответила Алевтина Алексеевна. – После перестройки в школе зарплаты платить перестали, и я другую работу искать начала. А тут знакомые посоветовали: есть место, но не в России, за границу нужно ехать, требуется зоолог на станцию наблюдения. А мне что? Я ж одна, дочь взрослая, муж тогда только умер, ну и поехала. Уже семнадцать лет здесь. Дом родной.
Удивительно, думал Полторанин, она совсем не постарела. Казалось, они теперь одного возраста – чуть за сорок, словно не прошло почти тридцать лет с тех пор, как она преподавала Полторанину биологию в школе. Он хорошо ее помнил: в квадратных очках, с зачесанными назад в высокий пучок пепельными волосами, несмешно шутящая и, в общем, невредная. Девочки в классе сплетничали, что она спит с физкультурником Самедом Алиевичем. Они говорили это про всех учительниц и даже про повариху Валентину – оттого что сами хотели с ним спать. Полторанин это понял потом, когда вырос.
– Выглядите замечательно, Алевтина Алексеевна, – похвалил Полторанин, продолжая поражаться неожиданности судьбы, – тропики для вас хорошо. А вы, я гляжу, совсем не удивлены, что меня встретили?
Ему было обидно, что Алевтина не удивилась, не всплеснула руками и вообще отнеслась к его появлению спокойно. Полторанин любил драму, и экзотичность окружающей их природы приветствовала всплески эмоций: темный тропический лес, пальмы вперемежку с похожими на сосны изогнутыми деревьями, череда бабочек и жуков в плотном подогретом красным солнцем воздухе и непрерывный переливчатый свист маленьких юрких птиц – вся эта яркость располагала к громкому разговору, восклицаниям и размахиванию руками. Единственное, что выбивалось из общей картины, были купола: они выглядели слишком современно, индустриально и совсем не подходили этому острову. Полторанин решил их не замечать.
– А что удивляться? – спросила Алевтина Алексеевна. – Приехал – и хорошо: к нам многие приезжают. Кроме того, у нас здесь такие природные чудеса, что с ними ничто не сравнится. Одни ослики чего стоят. Скучно, Полторанин, о прошлом говорить: пойдем лучше на непентесы посмотрим.
Она пошла к загону, кивком пригласив Полторанина следовать за собой. Продолжая обижаться, что его появление не вызвало интереса, он протолкался сквозь обступивших проволоку ограждения туристов и встал рядом с Алевтиной Алексеевной. Отсюда было хорошо видно.
Внутри огороженного пространства росли высокие деревья с толстыми, гладкими, словно резиновыми стволами, обвитыми мохнатыми лианами, ползущими вверх, к редким кронам, сквозь которые светило круглое солнце. Гору хорошо продувало морским ветром, и оттого было нежарко.
Бутонго открыл калитку в загон, жестом предложив туристам войти. Он и Алевтина Алексеевна подошли к одному из деревьев, и Бутонго, подняв с земли невысокую лестницу, прислонил ее к стволу. “Такие лестницы используют при сборе фруктов”, – подумал Полторанин. Он понял, что непентесы – это экзотические фрукты, которыми их сейчас будут угощать. Полторанин решил отказаться: он боялся дизентерии.
Бутонго указал на стоящий около дерева квадратный пластиковый полупрозрачный ящик с открытым верхом. В ящике сновали небольшие приятные крысы с круглыми ушами, шесть штук. Они вставали на задние лапки, пытаясь выбраться, и соскальзывали вниз по гладким стенкам. Крысы были серо-бурого цвета и не вызывали отвращения: они походили на Чебурашку с хвостом.
– Это тропические фруктовые грызуны, – пояснила Алевтина Алексеевна. – Они живут на деревьях и питаются плодами. А это, – она указала на обвивавшие стволы деревьев лианы, – это наши гигантские непентесы.
Только теперь Полторанин заметил, что невысоко над землей – полтора человеческих роста, не больше, – от лиан отходили длинные толстые усики, на концах которых горлышком вверх висели кувшины, образованные пластинами кожистого листа. Они походили на причудливые восточные амфоры и были ярко окрашены: красные, матово-белые, расцвеченные пятнистым рисунком или светло-зеленые с пурпуровыми пятнышками. Их стенки были гладкими и казались влажными на ощупь.
