Валентина Федорова - На качелях судьбы
Сейчас, когда большинство людей, опомнившись, стали составлять своюродословную ко мне часто обращаются люди и спрашивают: кто Вы, к какому роду принадлежите? Приводят сравнения, говорят, что я похожа на ту-то и ту, ещё что-то в этом роде. Или ещё лучше. Был со мной случай. Выхожу как-то из метро, ко мне подходит женщина и представляется, помощником режиссёра, подбирающим кадры для массовки, говорит, что я кого-то ей напоминаю и приглашает подойти на Ленфильм… Я не отказалась. Стилисты меня приодели для съёмок того времени и прямо сказали, очевидно, в шутливой форме, что вот чистая княгиня Белозерская, и так меня называли все дни съёмок, пока не закончился сюжет. С этого времени началась моя актерская жизнь. Меня часто приглашали для участия в фильмах того времени.
Вспоминая краткий рассказ отца, я стала удивляться: почему это стало меня преследовать повсеместно… Очевидно, наказы умерших даются не зря. Их надо выполнять.
Все люди смотрят на меня
И о моих корнях гадают:
Вы – баронесса иль княжна?
А что ответить им – не знаю.
Но гены дали жизни строй,
Стать и походку мне наметив.
Не знаю, кто был прадед мой:
Орлов, Нарышкин, Шереметьев?
Мне с материнским молоком
Всё лучшее дала Россия.
Пускай наш путь не прямиком,
Но я горжусь, что мы такие.
Достойно жизнь прожить хочу
И, несмотря на бездорожье,
Иду вперёд. Да нет, лечу!
В России и во мне – всё Божье.
Это отражение из прошлого не дает мне покоя. Я хочу знать всё, понять, осмыслить.
Прошлое! Открой мне завесу, рассуди! Господи! Помоги выполнить наказ отца! Направь на путь истины! И… помилуй!
Проявлять энтузиазм, двигаться дальше, не стоять на месте, значит ощущать себя чем-то большим – и ограничение времени для тебя не существует.
Энтузиазм – это не пустой оптимизм, а силы, исходящие из глубины души. Это пламя огня, постоянно жгущее сердце, и позволяет ему творить историю прошлого, настоящего и будущего.
Дорога в Сибирь
Она лежала на тёплой русской печи, изредка корчась от боли. Когда боль отступала, она смотрела на выбеленный потолок, стены и временами впадала в забытье. Ей в голову приходили воспоминания о тех событиях, из-за которых она оказалась в этой далекой глуши… Как много лет тому назад она ехала к мужу в Сибирь в карете, запряженной лошадьми, изредка менявшимися на переправах, из Петербурга. Каретой-то не назовёшь, а небольшая крытая повозка, под сидением которой находилась одежда, домашний скарб. Повозка была тесной, трудно было вытянуть ноги, и они отекали. На остановках за маломинутные прогулки ноги не успевали отдохнуть. В переднее окошечко виднелась дорога, уходящая в необъятную даль. Временами виднелось золотое море поспевающей ржи, высокие старые сосны сменялись берёзовыми околками, вокруг был смешанный лес. По бокам небольшие озёра, заросшие камышом и густою травою, а кое-где и болото, болото… На зелёных лугах росли полевые цветы, от которых исходил приятный запах. Останавливались, чтобы поразмять затекшие ноги от поездки. Ехали долго, уже шестые сутки. Начал накрапывать дождь, пошёл ливень. Надо понемногу ехать дальше, покачиваясь в дреме.
Зато после дождя свежий чистый воздух! Широкий луг, омытый дождём, блестит на солнце. На душе от свежести яркой зелени легко и радостно. Ветер гонит небольшие тучки, и они тенью бегут, покачиваясь, или, скорее, плывут по траве, напоминая о вселенной, которая заполняет созданное для нас пространство. А земная жизнь шла своим чередом: она спешила к мужу, чтобы скорее с ним встретиться и не расставаться, соединив его судьбу со своей долей. Его сослали на каторгу за революционный настрой в Омскую область.
Название небольшого в то время города Омска расшифровывалось, как «Особое Место Ссылки Каторжан». Но рано или поздно ссылка закончится, и они вновь вернутся в Петербург. Поэтому она особо не унывала, так как очень хотелось быстрее с встретиться с мужем и быть вместе.
Она очнулась от адских режущих болей, возникающих время от времени. Лёжа поглаживала живот, подставляла кулаки под спину, как её учила повитуха на тот самый случай. Боль опять уходила на время и снова возвращалась. Передышка. Она снова начала рассматривать небольшую деревенскую комнату, чисто убранную с домотканными дорожками. Ждала, чтобы хоть кто-нибудь появился.
Муж находился при исполнении возложенных на него обязанностей. Оставалась надежда на соседку. Она последнее время часто заглядывала к ней, зная её положение.
Двери деревенских домов не закрывались, только изредка на ночь. Да кто в такую глушь будет ломиться? Наконец-то появилась соседка. Узнав о происходящем, поспешила уйти за повитухой.
Раньше больниц, роддомов, особенно в маленьких селениях, не было, а при родах присутствовали повитухи. Это те люди, которые знали хорошо, что надо делать в таких случаях.
Повитуха то и дело заготавливала тёплую воду и не давала ей остывать. Подсказывала, как вести себя, что делать.
Первенца, которому не было и двух лет, повитуха отправила с соседкой, чтобы он не видел картины, происходящей в доме, и не мешался под ногами.
При сильных болях она старалась как можно меньше кричать и открывала часто широко рот, захватывая больше воздуха. Повитуха нажала на живот, и наконец-то родился мальчик. У неё наступило кратковременное облегчение. Повитуха ещё долго не отходила от родильницы, с нею не всё было в порядке. Она хотя и родила, но боли не отпускали её, и она не могла даже подняться. Так и умерла на третий день после родов. Повитуха не справилась: вроде бы не отошло место, как тогда говорили.
Это был март 1897 года. На её похороны отпустили мужа на несколько дней в семью. Увидев малыша он обрадовался. И нарекли его Парфирием, а старшего братишку – Парфёном.
Вскоре отца забрали и увели по этапу дальше в Сибирь. Так Парфирий остался один без матери, без отца в глухой сибирской деревне недалеко от города Омска на попечении соседей, а позже на попечении всех деревенских жителей.
Родился он в марте 1897 года, но, так как был благородных и здоровых кровей, выжил.
До полутора лет его воспитывали всей деревней. Каждая семья держала его от двух до тридцати дней и более, то есть кто сколько мог.
Рядом с их деревней находилось село Половинное. В нём проживала бездетная семья сибиряков. Вот и прослышали они о маленьком мальчике, оставшемся без отца и без матери. Усыновили. Так, в полтора года, Парфирий приобрёл семью. Мачехой стала Елена Васильевна, а отчимом – Евдоким Васильевич, по фамилии Елухих. Таким образом его разлучили со старшим братиком Парфёном. Соседка не могла воспитывать сразу двоих. Он остался жить в Бердюженском районе Савино-Уктузской губернии у целовальника Овчинникова Ксенофонта, а Парфирия перевезли в село Половинное.
Воспитывали его как родного сына. Учили всему по хозяйству, в надежде на то, что впоследствии будет он им хорошим помощником в старости.
В хозяйстве было всё: земля, дом, лошади, корова, весь домашний скот, сеялка, веялка и плуг. В общем, всё то, что нужно для ведения сельского хозяйства.
Он рос хорошим здоровым, резвым мальчиком, не по годам смышлёным. Это всё в нём нравилось приемным родителям. Они его очень любили и часто ему напоминали, что вот растёт их наследник. Парфирий становился старше и иногда ослушивался своих приёмных родителей, как все подростки, и за это его жестоко наказывали.
Елена Васильевна была очень суровая и жестокая женщина. За небольшую провинность – с друзьями заиграется или забудет выполнить наказ – жестоко наказывала. Била так, что у него тело было всё окровавлено, и присохшую к ссадинам рубашку потом отмачивала от его тела в бане.
Евдоким Васильевич был мягкий и молчаливый человек, он сам боялся жену и не перечил ей в воспитании сына. Всё хозяйство было у неё в руках. Зато сын в восемь лет мог по хозяйству всё: и лошадей запрячь, и коров подоить, и вспахать поле, и убрать урожай. Делать всё то, что было ему под силу. Жили, в общем, они дружно.
Но, как всем мальчикам, ему хотелось и с друзьями поиграть в разные игры, и сходить на озеро искупаться. Но у Елены Васильевны, если есть работа в доме – ни-ни… Никуда не выйдешь, иначе получишь суровое наказание. Шли годы, так они и жили.
Ему исполнилось уже десять с половиной лет, когда к ним в деревню приехал новый учитель. Родители отправили сына в школу. Он исправно ходил туда учиться. Учился очень хорошо, всё схватывал на лету. Всё ему нравилось, хотелось знать больше.
Новый учитель ему очень нравился. Он часто с ним беседовал, всем интересовался, а учитель в нём тоже души не чаял. Стали они чаще разговаривать на отвлечённые темы, далеко уходящие за курс программы. Учитель старался вложить больше знаний, так как Парфирий всё понимал и хотел всё больше и больше получать их. Он чувствовал в учителе родственную душу и старался в свободное время быть около него. Учитель в душе только радовался их одинаковому стремлению.
