Ян Бирчак - Анастасия. Вся нежность века (сборник)
Очевидно, именно таким странным образом, между смерзшимися телами убитых, он надежнее всего смог упрятать свой бесценный груз.
Мужик взбирается на свое место возницы и трогает лошадь, все так же приговаривая, будто все еще продолжая разговор с красноармейцами:
– Сосчитай, поди, всех не сосчитаешь, да и кто считать-то будет?
* * *Низко над дорогой, еще прижимаясь к горизонту, в фиолетовом небе восходит первая, пронзительно яркая, дрожащая на морозе крупная звезда.
Мужик поднимает к ней заросшее бородой лицо и вдруг с отчаянием кричит ввысь по-французски:
– Мой Бог, да сжалишься ты когда-нибудь над нами?!
Лето 1916 года Пикник в Царском Селе
Тот же голос, в котором слышны теперь легкие игривые интонации, произносит по-французски:
– Мой Бог, неужели вы не сжалитесь надо мной сегодня, мадам, над бедным усталым солдатом?!
Женский голос отвечает с некоторой заминкой сначала по-французски, затем повторяет по-русски:
– Да ведь я вас сама еле отыскала, несносный! Не окликни я вас там, у куртины возле павильона, вы бы, пожалуй, и не признали меня!
Прохладный сияющий летний день в Царском Селе. Пологий зеленый спуск в «дикой» стороне Александровского парка, где кончаются ухоженные, засыпанные гравием дорожки, ведет к пруду. Сквозь свежую июльскую зелень кое-где проглядывают изящные садовые павильоны, нарядно белеют мраморные скульптуры, мелькают светлые платья дам. В отдалении на садовых тропинках видны прогуливающиеся пары, звучат негромкие голоса, французская речь, приглушенный женский смех.
Внизу у насыпи, густо укрытой небольшими желтыми цветами, откуда начинается ажурное плетение арок чугунного моста, в тени раскидистого дерева щеголеватый уланский офицер в парадном мундире, с белым эмалевым крестиком св. Георгия в петлице, фамильярно целует ручку намного выше перчатки яркой эффектной даме неопределенного возраста, откровенно заглядывая ей в глаза. Дама отворачивается, но не отнимает руки, только старается закрыться кружевным зонтиком.
– Оставьте! Как можно? Увидят! Вы так неосмотрительны. Сегодня здесь весь двор, их величество с семьей. Вы отстали от света там, в своих галицийских окопах. Сейчас другие нравы. Вольности теперь не поощряются.
– Какая ж это вольность, когда я почтительнейше прошу вас о том, что принадлежит мне по праву, не так ли, мадам Сазонова? А ваши письма, ваши клятвы? – при этом офицер заботливо похлопывает по холке гнедого скакуна с высоким уланским седлом, нетерпеливо перебирающего тонкими породистыми ногами.
– Да, да, да, – быстрым шепотом отвечает мадам. – Но сейчас не место, князь. Может быть, позже, завтра в Аничковом дворце. Императрица Мария Федоровна устраивает у себя в честь дня рождения цесаревича-внука что-то вроде небольшого бала. Ведь вы не пропустите случай повальсировать? Настоящие балы сейчас так редки… И после, после, в ночь – куда угодно!
Офицер, склонив голову, вновь припадает к ее руке, и мадам Сазонова, высоко вздымая грудь, вдыхает запах его волос.
– Ах, этот запах, это так волнует – запах пороха, ночных костров, бивуаков, запах сражений и отваги! – и глаза ее мечтательно закатываются.
– Это английский одеколон, мадам, – с отрезвляющей холодностью произносит улан.
– Фу, какой вы циник, князь! Неужели на фронте вы потеряли весь свой шарм? Это неучтиво, наконец! – Мадам принимает обиженный вид и надувает губки, словно подставляя их для поцелуя.
Офицер, вынужденный теперь ответить поцелуем на ее ужимку, без особой, впрочем, горячности, вдруг замечает сквозь кружево зеленых кустов играющую в теннис девичью фигурку и откровенно засматривается на нее. Мадам Сазонова прослеживает этот взгляд, поджимает губы в ниточку, ее лицо становится напряженным и злым.
– Да вы не слушаете меня, князь! Что вас так занимает?
– Вы правы, очаровательница. Кажется, я действительно отстал от мирной жизни. Кто это там держит партию в лаун-теннис? Теперь это у вас при дворе новейшая мода?
– Ах, негодник! – Сазонова бьет его перчаткой по плечу. – Вас не моды интересуют! Только напрасно вы заглядываетесь, даже ваши боевые заслуги «перед царем и Отечеством» (тут дама позволяет себе немного иронии в голосе) не составят вам службу. Это сама великая княжна Анастасия.
Он, задумчиво:
– Вот как? Младшая из княжон? Как выросла!
– Вы хотели сказать – как похорошела, не так ли, князь? – мадам Сазонова ревниво кривит губы.
Но офицер не отвечает. Он не слышит ее.
Лето 1913 года Воспоминание
По парадной лестнице Александровского дворца, крытой широкой красной ковровой дорожкой, не поднимается – взлетает молодой щеголеватый улан. На нем новенькая, с иголочки, сияющая, как и его лицо с тонкими юношескими усиками, парадная гвардейская форма с золотыми шнурами аксельбантов. Руки его заняты большой папкой из тисненой кожи с документами. Наверху гвардейца останавливает дежурный дворцовый офицер:
– Кто такой? Куда изволите следовать?
– Ее императорского величества лейб-гвардии уланского полка поручик Ильницкий! – одним духом рапортует молодой офицер, и по тому удовольствию, с которым он произносит свое звание «поручик», чувствуется, что он совсем недавно его получил и гордится этим. – По поручению командира полка генерала Сазонова пакет Министру Двора, его сиятельству графу Фредериксу! Приказано передать лично в руки!
Дежурный объясняет ему, как пройти коридорами в левое крыло, где находятся жилые и служебные апартаменты.
Поручик, все еще сияя лицом, углубляется в широкие безлюдные коридоры с разверстыми анфиладами покоев по обеим сторонам. Изредка вдали мелькнет юбка какой-нибудь фрейлины или фартук дворцовой девушки, но не успевает поручик обратиться с вопросом, как та исчезает. Лицо его становится все более озабоченным – поручик, кажется, заблудился.
Повсюду его встречает множество цветов. Просторные эркеры с высокими стеклами от пола до потолка уставлены экзотическими растениями в кадках. На площадках, в нишах устроены целые боскетные, источающие аромат сиреневых и жасминных кустов в цвету. Не хватает только журчания фонтанов и щебечущих птиц. Привыкшему к выездке на плацу и строевым учениям, поручику немудрено растеряться в этих райских кущах.
Вдруг прямо ему под ноги выкатывается маленькая пушистая собачонка и, на ходу оскалившись на поручика своим «р-р-нг-р-р!», исчезает в одной из гостиных. Поручик, споткнувшись о собачонку, едва не потерял равновесие.
За спиной слышится топот легких быстрых ног и звонкий детский голос. Обернувшись на голос, он видит девочку-подростка в светлом платье, с распущенными русыми локонами. Она бежит с другого конца коридора, заглядывая в открытые двери, и зовет:
– Джоли, Джоли, вернись, куда же ты подевалась, Джоли!
Заметив поручика, обращается к нему:
– Господин офицер, вы не видели здесь Джоли? – но, поняв, что офицер ей незнаком, девочка останавливается и, глядя снизу вверх, принимается с интересом его рассматривать. Офицер немного сконфужен и вместе с тем польщен, оценив внимание юной незнакомки к своей выправке и блестящему мундиру.
– Джоли? – переспрашивает он. – Собачка, беленькая?
Но девочка, забыв о собачке, не спускает глаз с молодого офицера. Все больше конфузясь, он ныряет в одну из комнат, слышна какая-то возня, р-нг-р-р! – и вскоре он появляется с недовольной собачкой, держа ее на вытянутых руках:
– Вот вам, мадемуазель, ваша беглянка.
Девочка радостно бросается к собачке, и их руки нечаянно встречаются. Оба смотрят не на собачку, извивающуюся в руках поручика, а в глаза друг другу. Собачка выскальзывает и падает между ними на пол, но они все еще не отпускают рук.
– Как вас зовут, прелестное видение? Скажите мне, чтобы я мог повторять ваше имя…
– Как, вы не знаете? – Девочка, опомнившись, отнимает руки и, не отрывая взгляда от поручика, медленно уходит без ответа, скрываясь в одной из бесчисленных комнат.
Поручик все еще оцепенело стоит в коридоре, когда перед ним возникает величественная пожилая дама в несколько старомодном темно-лиловом платье, богато украшенном кружевами, и подозрительно обращается к нему по-французски:
– Поручик, э-э-э, вы не видели Анастасию?
– Анастасию? – переспрашивает он.
– Ну да, Анастасию, великую княжну, она тут шалила с болонкой, – строго вскидывает лорнет пожилая дама, будто это именно он нарушил покой и порядок дворца.
Поручик, не найдя ответа, только отрицательно мотает головой. И тут он наконец узнает вдовствующую императрицу Марию Федоровну.
Он опускается на одно колено и склоняет голову:
– Простите великодушно мою оплошность, ваше императорское величество.
– Полноте, встаньте, поручик. Не узнали, что ж такого, бывает, особенно с молодежью. Зато я вас, кажется, узнала. Эти глаза, разлет бровей… Не ваша ли матушка, княгиня Надежда Алексеевна, служила у меня когда-то во фрейлинах?
