Инна Тронина - Самосожжение
Я присмотрелась внимательнее, не понимая, что меня так взволновало в элегантных, притягательных и в то же время зловещих цветах. И закусила губу от невероятного волнения, различив проходящую по краям лепестков чёрную кайму, словно нежные цветы опалил огонь. К вазону была приколота бирка. Я хотела прочесть название этого сорта, но почему-то не могла. Окликнула парня, который уже заметил меня и очень хотел обслужить – розы не часто брали даже у станций метро. Прохожие просто глазели на яркие букеты и перешёптывались, понимая, что вызывающее великолепие недоступно для них.
– Сколько стоят эти розы?
Я старалась, чтобы мой голос не дрожал, а сама то и дело облизывала губы и презирала себя за слабость. Ведь почти семь лет прошло! В конце августа будет семь… Пора бы перестать страдать, но никак не получается. Я помню, помню всех троих, приснившихся сегодня мне. Анька и Верка что-то кричали из окна нашей школы, но я не слышала их голосов. А Дина молча смотрела на меня из-за забора своими чёрными, широко расставленными глазами. Откуда она взялась в моём сне, я так и не могла понять. Но, пробудившись, почувствовала; сегодня произойдёт что-то очень плохое. Не знаю, что именно, но точно произойдёт.
– По «стольнику» штучка, – с готовностью ответил продавец.
– Как они называются? Здесь неразборчиво написано.
– Сорт «Фам-фаталь». У нас в продаже первый день. Ранее демонстрировался на выставках в Голландии, Франции и Германии. Сорт редкий, у нас всего десять штук.
– А почему он получил такое странное название?..
Я могла бы всё объяснить парню с кудрявым хвостиком на затылке, в жилетке-разгрузке и в бейсболке, надетой козырьком назад, но зачем-то спрашивала его. А сама не соображала, что происходит вокруг – куда мчатся автомобили с зажжёнными фарами и бегут люди. Все они уже существовали тогда. И этот юный продавец тоже – ему было лет десять-двенадцать…
– Не знаю, правда это или просто трёп. Короче, сорт назван в честь знаменитой московской путаны, покончившей с собой. Она была очень красивая; вхожа в банды и бомонд. Один из её любовников был так потрясён случившимся, что специально стал селекционером. Только ради того, чтобы создать этот сорт роз. А ведь раньше он никогда ничем подобным не занимался. Вот и всё, собственно.
Парень очень хотел, чтобы я взяла эти розы. А я чувствовала, что прикоснуться к ним будет очень страшно – как к обгорелому телу…
Дождь припустил сильнее, и я пожалела, что не взяла зонт. Меня зазнобило, заболело горло, и совсем расхотелось идти в гости. Ледяными пальцами я стиснула пластиковую сумку с нарядом, который собиралась демонстрировать на банкете у учительницы в Митино. Глубоко вздохнула, шагнула назад и закрыла глаза, стараясь удержать внезапно подступившие слёзы. Достала кошелёк и уронила его под ноги какому-то мужику, прямо в лужу, и не сразу смогла поднять.
Вот мы и встретились, Дина. Я слишком долго думала о тебе сегодня. Мы проведём этот вечер с тобой, как тот, семь лет назад, у которого не было конца. Пригласим Аньку и Верку, двух ночных бабочек-дурочек, и устроим печальный девичник.
– Как вас зовут? – зачем-то спросила я у продавца.
– Сергей. – Он удивлённо пожал одним плечом.
– Серёжа, упакуйте мне две розы «Фам-фаталь». – Я собиралась отдать за композицию в корзинке куда больше.
– Момент! – Сергей зашуршал целлофаном и бумажными ленточками, а я отошла к газетному киоску и достала из сумочки «трубу».
Нужно было позвонить Юльке Губской и сказать, что, к сожалению, я не могу быть на юбилее Ирины Михайловны. Но абонент оказался «временно недоступен», квартирный номер Губской не отвечал; попытка дозвониться до самой юбилярши тоже оказалась неудачной.
Действительно, зачем мне туда ехать? Вспоминать о беззаботных школьных годах? Жалеть о навсегда ушедшем детстве? А что о нём жалеть? Оно всё равно ушло бы. Обойдутся однокашники без меня, как обходились все эти годы. Мне мучительно хочется вернуться домой, поставить две розы в вазу перед портретом той, в память кого они названы. Фотографии Анны и Веры висят над моим рабочим столом, и Дина будет третья.
Время не остановить, а вот человека всегда можно спасти. И если не вышло это, то хотя бы пожалеть его, потому что он мог бы жить…
Глава 1
– Ты особенно не паникуй. Ничего страшного, просто подстанция на Белоостровской загорелась. Три района Питера остались без света…
Генеральный директор нашей фирмы Андрей Озирский узнавал новости одним из первых в городе и тут же доводил их до сведения своего персонала.
– Аварийные бригады уже работают, так что к вечеру ток будет. Надеюсь, наш сегодняшний клиент в лифте или в метро не застрянет, так что время его визита пока не переносится. Со мной тоже всё в порядке, постараюсь нигде не задерживаться. Илью Марковича Брайнина примем вместе, потому что мне нужна твоя помощь. Всё поняла? Ну, чао! Скоро увидимся. – И Андрей отключился, ничего больше не объясняя.
Я осталась в тёмной приёмной, перед погасшим компьютером и, несмотря на теплынь июльского субботнего вечера, мне было зябко. Жаль, что не зарядила вчера батарею. Знать бы, где упасть. Скорее бы уже прибыл этот клиент-москвич из гостиницы «Вилма», да и шефу неплохо было бы поторопиться. Не очень-то приятно одной сидеть на берегу залива в обесточенном, будто бы мгновенно вымершем районе. Лучше будет, если в семь часов мужчины составят мне компанию.
Жаль, конечно, что всё так получилось с током, но посетителя можно принять и в полутьме, и записать его показания попозже. Будем надеяться, что встреча состоится ровно в девятнадцать, как и было оговорено сегодня утром, сразу же после прибытия Брайнина «Красной Стрелой». Интересно, а что у Ильи стряслось? Он настоятельно просил принять его в выходной день, а это у нас оплачивалось по двойному тарифу.
Как я успела понять из объяснений Озирского, речь шла о жизни и смерти очень близкого Брайнину человека, который полтора месяца зря парился в «Бутырках». Илья уверял, что лишь Озирский, один на всей земле, может разобраться в невероятно деликатном вопросе. Шеф, милостиво выслушав комплименты, объявил, что, конечно же, попробует придумать выход, но стопроцентной удачи гарантировать не станет.
Шаги Андрея я услышала, когда он только переступил порог нашего офиса; и тут же поняла, что шеф не один. Расстроившись из-за аварии на подстанции, я даже не услышала шума подъехавшего автомобиля. Среагировала лишь, когда Андрей ввалился в приёмную, подталкивая в спину молодого курчавого брюнета с ухоженными блестящими усами.
– Вечер добрый! Как, всё ещё темно? Ничего, до одиннадцати закончат, я выяснял.
Озирский пытался во мраке рассмотреть моё лицо, а меня больше всего потряс наряд шефа. Всегда элегантный, Андрей выглядел странно; по крайней мере, раньше я его таким никогда не видела. Расползающиеся по швам джинсы, проклёпанная жилетка-косуха, чёрная рокерская футболка. Вместо привычного французского парфюма – запах моря и тины.
– Обычное дело – загорелся сперва один трансформатор, а после – второй и третий. Сам губернатор прибыл на место происшествия, так что задействованы лучшие силы. Ладно, что мы с Ильёй Марковичем пораньше выехали из гостиницы, а то простояли бы в пробке целый час. На улице Савушкина затор, трамваи все остановились, прочий транспорт тоже практически не движется. С трудом прорвались в Лахту, потому что дачников уйма едет. – Андрей вытер платком вспотевшее лицо.
– Я без вас и не нашёл бы офис, – сказал Илья, с любопытством озираясь по сторонам и о чём-то напряжённо размышляя. – В гостинице услышал, что метро было обесточено довольно долго, пока не изыскали резервы. И как на этой, «синей» линии. Андрей Георгиевич по своим делам приехал в те края, где находится гостиница, и захватил меня. Так что сразу в вашем городе мне повезло!
Илья почему-то стеснялся меня, а я – его. Мы оба испытывали странную неловкость. Озирский щурил свои большие красивые глаза на стаканчик с букетом ромашек, собранных мною сегодня недалеко от залива.
– Да, я же вас не познакомил! – вспомнил шеф и отошёл, давая Брайнину возможность рассмотреть меня получше. – Оксана Бабенко, молодой и очень перспективный сотрудник, студентка юридического факультета. Мир о ней ещё услышит. Илья будет впоследствии гордиться этим знакомством, обещаю! – Озирский понюхал ромашки и поставил стаканчик обратно. – Божественный аромат! Говорят, они пахнут апельсинами, но я этого не нахожу. – Андрей поднял жалюзи, чтобы в приёмной стало светлее.
Я ещё не понимала, к чему клонит моё начальство. Честно говоря, ожидала, что мужчины пройдут в директорский кабинет, и Андрей попросит сварить кофе. Но события, похоже, стали развиваться по иному сценарию. В качестве секретарши шеф не стал бы представлять меня клиенту, да и про юридический факультет Андрей кому попало не рассказывает. Вспоминает, когда хочет поднять мой престиж в чьих-то глазах.
