Александр Лапин - Вихри перемен
Но уже недалеко вход в метро. И они снова устремились вперед.
Уже через несколько секунд наша троица уперлась в берег человеческого потока, устремившегося к горловине тоннеля.
Урча и поскрипывая, металлическая лента эскалатора торопливо перерабатывает толпу провинциальных мешочников.
Навстречу им из небытия возникают и проплывают мимо вверх лица из другого встречного человеческого потока. А механический голос из динамика подбадривает всех и строго убеждает в том, что надо стоять справа, держаться за резиновые черные поручни и пропускать тех, кто торопится и бежит сломя голову по самодвижущейся лестнице вниз.
– Ну вот, девчонки! Давайте так! – командует уже на платформе тетя Шура. – Сначала двинем в «Елисеевский» за продуктами. Там даже сейчас еще можно успеть занять очередь. До открытия. А потом пойдем по «золотому треугольнику».
Галинка не стала спрашивать, что такое «золотой треугольник». Она уже знала, что так женщины с «колбасных электричек» называют связку главных магазинов столицы: ГУМ, ЦУМ, «Детский мир» и окружающие их стихийные рынки, на которых можно купить все.
Она только подумала, что обход надо начинать с «Детского мира», так как ей жена брата заказала сапожки младшему на зиму. Но дискутировать некогда.
– Вы только от меня не отставайте! – добавляет атаманша. И устремляется к переднему вагону, где народу всегда поменьше.
Дальше стремительный бросок поезда от станции к станции. Чудовищная давка, в которой Галинку прижимают прямо к противоположной двери вагона.
И, наконец, длинные переходы по подземным галереям.
В этом путешествии по подземному миру, плывя в потоке людей, она так и не успела толком разглядеть прославленных красот Московского метрополитена. И в памяти ее фрагментарно запечатлелись то скульптуры бородатых партизан на «Белорусской», то медные чеканки на «Пушкинской». Да еще люстры неизвестно где. И главное – толпы разнообразных человеческих особей, несущихся в разных направлениях…
* * *…Ошибочка вышла в расчетах. Они не успели к открытию. И хвост очереди в «Елисеевский» гастроном уже стоял на бывшей Тверской, растянувшись метров на двести. Они сначала уткнулись, а потом пристроились в этот хвост. И тетя Шура, тронув за рукав, торопливо спросила стоявшую в очереди женщину:
– А что дают?
Вполне обеспеченная, судя по модной дубленке и сапогам, молодая москвичка метнула в них острый взгляд и раздраженно ответила:
– Ничего не дают! Очередь при входе… Понаехали тут… Москва вам резиновая, что ли?.. – и отвернулась, зло поджав накрашенные модной помадой тонкие губы.
Тулячки прижухли от неласкового приема. А «хвост» уже теперь за ними все рос и удлинялся.
Галинка думала, неторопливо продвигаясь ко входу в магазин, о том, что очередь – это такое естественное состояние женщины: «Для многих из нас тут целая жизнь. Своя жизнь. Все успевают обсудить. Тут же перекусывают. Очередь – она везде. Есть очереди видные и простые, как эта. А есть очереди невидимые, в которых надо стоять всю жизнь. На квартиру, на машину, на мебель. На путевку в санаторий. Хорошо хоть на кладбище нет. Хотя… К мавзолею, где лежит Ильич, тоже есть очередь…»
Она быстро оборвала эти мысли. Потому что даже про себя она не могла покуситься на святое. Но мысли назойливо лезли в голову. Вспомнилась книга профессора Збарского, который бальзамировал тело Ленина. И описал это в ней. Книжку принес откуда-то из сарая Влад. И потом долго перечитывал по вечерам…
Впереди началось какое-то брожение. Пошел шепот по толпе:
– Кажется, запускают?
– Запускают!
– Ура! Запускают!
Все начали дружно напирать друг на друга и подтягиваться вперед. Она мысленно поделила очередь на куски: «Только бы успеть. Успеть попасть хоть вот с этой группой. Ведь пока мы тут стоим, там могут все разобрать!»
Впереди у недалекого, но такого желанного входа вскипал, вспухал крик:
– Куда без очереди?! Не подпускай! Держи их, гадов!
Галинка поднялась на носочки. И через ряды бесконечных спин в шубах и шапках увидела, как у входа, работая изо всех сил локтями, пытаются влиться в толпу и прошмыгнуть в двери магазина два юрких, носатых, черноволосых человечка. Но их отталкивают локтями крепкие русские бабы, видимо тоже приезжие. При этом женщины не забывают двигаться всей своей плотной шубно-ватиновой пальтовой массой вперед ко входу.
Неожиданно впереди из очереди выскакивают несколько молодых мужиков. Они налетают сбоку прямо на носатых бесшапочных людей. Рвут их за куртки, выталкивают к сугробу. И уже там, прямо в сугробе, в грязном снегу «замешивают» кавказцев ногами.
Вдруг интеллигентная дамочка, стоящая перед тулячками, выскакивает из очереди. Подбегает к этой куче и бьет лежащего несколько раз прямо по засыпанному снегом лицу своей сумочкой:
– Так их!
– Так их сволочей!
– Черномазых! – одобрительно гудит очередь.
– Учи их, Петровна!
– Пусть валят к себе! На Кавказ! – кричит молодой разгоряченный расправой курносый парень, возвращаясь на свое место в очередь.
– Скупают тут все, а потом перепродают, – говорит тетя Шура.
«Что ж это творится на свете такое!» – испуганно думает Галинка, прижимая к себе сумочку. А очередь уже несет ее вперед, как весенний поток какого-нибудь зазевавшегося муравьишку, нисколько не обращая внимания на все его потуги бороться с течением.
Над входом в магазин висит кованный из металла козырек. Рядом стоят такие же красивые урны. И само здание старинное, с лепниной.
А у горловины дверей маячат два советских милиционера в бушлатах и с рацией. Регулируют.
– Давай! Давай!
– Оп! – милиционер опускает руку, отсекая очередной кусок толпы. Оставшиеся нетерпеливо переминаются с ноги на ногу. Ждут команду. Опять:
– Давай! Давай!
Еще рывок. Пару толчков под бока. И людская река, преодолев узкий дверной проем, втекает в вестибюль. И уже внутри «пещеры Али-Бабы» растекается ручейками по залам.
– Галя! Ты давай занимай очередь в кондитерский. А ты, Танюша, дуй в бакалею. Там, похоже, индийский чай дают. Я беру на себя колбасы. Как очередь подходить будет – зовите меня. Вперед, девчонки!
Тетя Шура командует ими, не переводя дыхания, как настоящий полководец. Четко и решительно.
Внутри магазина есть свои очереди. Теперь уже в отделы. И покупатели действуют по давно уже отработанной схеме. Работают, кооперируясь, группами. Женщины овладели искусством борьбы за выживание вполне. Но сейчас настали такие трудные времена, что и такая их «боевая мобильная группа» может вернуться с пустыми руками. Голодно и зло шумит великий город.
Они становятся в указанные тетей Шурой очереди. Стоят, отдыхают. Здесь порядка больше, чем на входе. В каждой очереди есть старший. Он мусолит свой синий химический карандаш. И рисует у Галки на ладони номер. Девяносто шестой.
Теперь надо ждать. Очередь потихоньку движется, змеей вьется между отделами, хвостом соприкасается с другими.
Магазин не слишком большой. На такое количество народа не рассчитан.
Люди возбужденно переговариваются. В основном вспоминают о том, что директора этого магазина недавно приговорили к смертной казни.
– Так им и надо, торгашам проклятым! – то и дело слышит Галка реплики со всех сторон.
– Сидят на дефиците, жируют!
Ноги постепенно наливаются тяжестью. Но Галка держится стойко. Как оловянный солдатик на посту. Она сильная, молодая. А тут полно пожилых. И старушек. «Каково-то им стоять?» – думает она, прислушиваясь к немудреному женскому разговору впереди:
– Моя невестка вчера в «Детском мире» взяла сапожки, очень приличные, – говорит женщина с изможденным лицом и в ветхой шубейке своей визави в рыжей турецкой дубленке и синей шапочке.
– Да?! А я тоже ищу внучке обувку. На той неделе купила ботиночки на меху. А они не подошли. Хочу обменяться с кем-нибудь.
Галинка вспоминает о своей заботе. И только хочет спросить, как где-то впереди, у прилавка, вспыхивает крик. Очередь вздрагивает, как будто по ней пропускают электрический ток. Колышется, беспокоится:
– Что? Что случилось?
– Кончился чай?
– Не хватает?
– Продавщица сказала, чтобы больше за индийским чаем не занимали. Хватит еще на сто человек.
Галинка обрадованно глядит на свой номер.
– А по сколько дают?
– По пять пачек!
– Это много! – кричат где-то далеко сзади них. – Пусть дают по три!
– Столько отстояли! А теперь не хватает? Могли раньше сказать! – волнуется краснолицая тетка в пуховом платке, плотно завязанном узлом на голове.
Из глубины неорганизованной толпы выныривает и подскакивает к ней Танька. Она возбуждена:
– Галка, моя очередь уже подходит. Иди со мною. Возьмем мяса…
У Галинки дома есть запас. Брат Вовуля прислал дичины. Лосятинки, из которой бабушка делает замечательные пельмени. Но запас карман не тянет. А душу согревает. Если дают – надо брать.
