Светлана До - Постигая Вечность
– Прежде чем поправлять волосы, – обратилась я к дочери, – надо их сначала распустить. А они у тебя, бедные, так прилизаны, что боятся шелохнуться.
– Что у тебя с ресницами? – подозрительно вглядываясь, спросила она.
– Нарастила.
– Тебе все мало! – бросила дочь с раздраже-нием.
– А тебе всего хватает, – улыбнулась я и обратилась к мужу: – Подглядываете за мной?
– Мы не подглядывали. Ты была так увлечена общением с собой, что не заметила нашего появления, – иронично ответил он.
– Могли бы как-то обозначиться. Покашлять, например.
– Зачем? Это было интересно. И после того, как я застал тебя разговаривающей со стиральной машиной, общение с собой кажется мне нормой, – продолжал ерничать муж.
– Ты еще не был свидетелем моего общения с утюгом, холодильником…
– Вот как?
– Я знаю, ты считаешь это странным.
– Не я один, – подтвердил он.
– А тебе и всем, кто так считает, не кажется странным, что за то время, что они несколько раз ремонтировали и меняли бытовую технику, моя служит мне безотказно долгие годы? И вам, кстати, тоже, – поочередно посмотрела я на мужа и дочь.
– Ты считаешь, это потому, что ты с ней разговариваешь? – насмешливо спросил он.
– Потому, что я забочусь о ней и благодарю за помощь.
– Но это же техника! Она не живая! – воскликнул муж.
– Живая, раз выполняет такую сложную работу, – невозмутимо продолжала я. – Живая своей жизнью, другой, чем наша.
– Если бы ты разбиралась в законах физики, не говорила бы такую чушь. – И муж менторским тоном начал: – Все электроприборы работают от сети. Вставляешь штекер в розетку, начинает поступать ток… – А я смотрела на него и думала: «Сколько лишних слов. Мне это совсем неинтересно. И как неприятно он раздувает ноздри…»
– Напрасно ты это говоришь, папочка, – прервала его дочь. – У нее в одно ухо влетает, в другое вылетает.
– Ничего из меня не вылетает, – возразила я. «Потому что ничего не влетает», – закончила про себя. – Понятно, техника работает потому, что я ее включаю. А нас кто включил? Мы от чего работаем?
– Человеческий организм – результат длительной эволюции… – продолжил муж.
– А вся вселенная, кто ее включил? – нетерпеливо перебила я.
– Вселенная – это результат «большого взрыва».
Он был атеистом и категорически отвергал теорию божественного происхождения жизни.
– Ты уверен, что этот взрыв был?
– Ученые почти доказали это.
– Допустим, он был. Но кто-то же его устроил.
– ?!
Опять последнее слово осталось за мной. Ответь же что-нибудь и забери себе первенство. Молчит.
– Ну, пока, – прошла я между ними, помахав ручкой и оставляя за собой шлейф благоухания. – Встретимся на презентации.
У подъезда стояла «Черри» – моя машина. Чистая, вымытая, она отливала своими крутыми лаковыми боками и действительно напоминала тугую спелую черешню. Я нажала кнопку – «Черри» откликнулась радостным возгласом. Ну как же не живая? Еще какая живая! «Привет, ласточка. Ты сегодня бесподобна. Ну, поехали». По дороге завернула в цветочный магазин. И о чудо! Везде стояли фрезии – мои любимые цветы. Желтые, сиреневые, темно-розовые, комбинированные – дивной красоты и дивного аромата. Они цветут очень короткое время – около двух недель. И надо же – такое совпадение. Догадываюсь, Кем оно устроено. Спасибо! Спасибо!! Спасибо!!! Я скупила все. Заполнила багажник, заднее сиденье. И в этой благоухающей клумбе на колесах отправилась «открывать бал». «Все-таки у фрезий волшебный запах», – думала я по дороге, погружаясь в отрешенность и мечтательность ни о чем. На меня также действует запах высушенного на морозе белья. Если я когда-нибудь решу выпускать духи, то в основу положу два этих аромата. И назову их… «МорФрез»… Нет, звучит грубовато, лучше «ФреМор». «Виолетта, о чем ты думаешь, не отвлекайся!» – одернула себя. К тому же уже подъехала к салону. Представшая взору панорама впечатляла: на газонной площадке перед входом расставлены столы с напитками и закусками. Два молодых официанта ловко сновали между ними, расставляя посуду. Красочными деталями выделялись вазы, заполненные свежими фруктами. Входные двери украшены красиво повязанным бантом с ниспадающими фалдами. Одна из моих помощниц, молоденькая девушка, взяла фрезии, расставила в имеющиеся емкости, оставшиеся красиво разложила. Этот декор из живых цветов придавал антуражу очень жизнерадостный колорит. Все было готово к приему гостей, и они постепенно начали съезжаться. Одними из первых подъехали муж с дочерью. Он вышел из машины, подал ей руку – галантен. Я оценивающе разглядывала его со стороны – очень импозантный мужчина. Высокий, подтянутый. Одет с иголочки – дорогой костюм сидит как влитой, туфли будто только что из магазина. Ни один волосок не нарушает заданного направления. «Рядом с ним не стыдно показаться», – говорят обы-чно про таких. Марэнгл – нарекли его родители. В юности – ярые апологеты коммунизма, они из первых слогов фамилий его идейных вождей: Маркс – Энгельс – Ленин – ничтоже сумняшеся, составили своему единственному чаду это имя. Но никакое другое имя не отражало бы так точно основное качество его характера – педантизм. И эта же странность имени когда-то повлияла на мое решение выйти за него замуж. «Не может муж Виолетты носить расхожее имя», – подумала я тогда, принимая его предложение. Только первые дни нашего знакомства я обращалась к нему Марэнгл, и каждый раз при этом у меня возникало желание подтянуться и отдать честь, а вскоре перешла на ласковое Маруля и называю так до сих пор.
Дочь рядом с ним выглядит бедной родственницей. Не перестаю удивляться, как такое совершенно не похожее на меня существо зародилось и вызрело во мне. И характером, и внешностью она была точной копией отца. Но та лапидарность черт, придающая его лицу мужественность, ее делала мужеподобным. Фигура была ее козырем – не прошли даром семь лет занятий бальными танцами – крупный отцовский остов был окутан совершенным рельефом упругого мышечного корсета. А какая осанка! А ноги! Бесподобные, длинные с идеально очерченными икрами – такие надо открывать по самые корни. Но этим козырем она никогда не крыла: как всегда, где не надо – открыла, где надо – закрыла. Нацепила длинную трикотажную юбку, зализала волосы в крысиный хвостик. Блеклое, не тронутое косметикой лицо. «Ну, могла бы хоть чуть подкраситься», – вертелось у меня на языке, но я вовремя его прикусила. Все мои советы натыкались на ее упрямое нежелание им следовать, все мои замечания игнорировались. Маруля обожал ее безгранично и поддерживал во всем, считая, что его красавице-дочери не нужен макияж. Я дар речи теряла от такой необъективности. Говорят, материнская любовь слепа, в нашей семье слепой была его, отцовская. Моя же – очень даже зрячей. Однажды, уступив моим настояниям, дочь все же подкрасилась, но, сделав это нарочито вульгарно, стала похожей на трансвестита.
– Какой ужас! – невольно вырвалось у меня.
– Это ты, ты виновата! – в истерике закричала она. – Если бы ты хоть немного любила отца, я бы не родилась такой уродиной. – Наверное, услышала где-то еще один спорный тезис – «дети похожи на того из родителей, кто больше любит». Но после той сцены я от нее отстала.
– Добрый вечер, – приветствовала я их. – Маруля, ты супер, впрочем, как всегда. И ты, Розик, тоже… как всегда…
– Зачем столько цветов? Не поймешь – это кладбище или цветочный магазин, – съязвила дочь.
– Не надо понимать. Загляни в приглашение – там все написано.
Розой назвала я ее по просьбе любимой свекрови, которой никогда ни в чем не могла отказать. И это – еще одно опровержение теории о влиянии имени на судьбу и характер. Какая же она роза! От розы в ней только шипы. В это время из подъехавшей машины вышел Ромчик и гарцующей походкой направился к нам. «Молодец, не опоздал!»
– Встречай своего любимого дружка, – презрительно бросил Маруля на ходу, увлекая дочь в сторону салона.
– Привет, королева! Ты – сногсшибательна! – восторженно оглядев меня, воскликнул Ромчик.
– А ты – нет. Я же просила тебя одеться скромнее.
– По-твоему, то, что на мне, не скромно? – искренне удивился он, округлив глаза. – Вспомни мой гардероб.
Я вспомнила: перед глазами поплыли вешалки с канареечными пиджаками, ярко-розовыми джинсами, рубашками ядовитых тропических расцветок.
– Пожалуй, ты прав. Но не забывай – ты здесь на работе. Пара бокалов шампанского – и все!
– Могла бы не говорить. Я вижу, какая публика собралась, – обиженно произнес Ромчик.
– И еще. На фотографиях сделай меня на пять лет моложе и на пять килограммов худее.
– Сделаю на десять. За пять ты почти не изменилась.
Ромчик – мой друг и лучший фотограф модного глянцевого журнала – принадлежит к представителям нетрадиционной сексуальной ориентации. Обнаружение сего факта много лет назад повергло меня в сильнейший шок. Во времена моей юности общество не было столь информировано и толерантно – большинство даже не подозревали о существовании мужчин такой категории. И я в том числе. Мы подружились еще в старших классах. Ромчик был поверенным во всех моих тайнах и самым пристрастным критиком моих кавалеров. Мы, как подружки, болтали на любые темы, часами обсуждали понравившуюся книгу или фильм. Окружающие недоумевали, видя наши платонические отношения. Для меня же, на фоне назойливых ухажеров, они были отдушиной. Однако «все тайное становится явным». И просветил меня мой тогда еще жених Марэнгл. Чтобы предотвратить возможные препятствия нашему с Ромчиком общению после свадьбы, я предупредила:
