Олег Рой - Ветер перемен
Художница вспыхнула, явно хотела что-то сказать, но сдержалась и промолчала. У нее задрожали губы, как у ребенка, который вот-вот расплачется. Женщина опустила голову, на лицо упала русая прядь, но она ее не поправила.
– Хорошо, благодарю вас, мы все поняли, – прервал эксперта Роман.
Все взгляды обратились к нему в ожидании решающего слова. Настал щекотливый и довольно неприятный момент, и Роман, спеша поскорее оставить его позади, торопливо произнес, обращаясь к художнице, но глядя не на нее, а чуть в сторону:
– Софья Васильевна, к сожалению, мы не можем поддержать ваш проект.
Хотелось добавить что-то еще, найти хоть пару утешительных обнадеживающих фраз. Но ничего подходящего в голову не пришло, да и художница не дала ему времени на раздумья. Она быстро поднялась со словами «Не буду больше вас задерживать…», подхватила свой ноутбук и исчезла за дверью. После ее ухода Роману показалось, что в воздухе еще оставался нежный запах ее духов, какой-то незнакомый ему, на удивление легкий и свежий аромат. Но скорее всего ему просто показалось.
К выходным Роман уже почти забыл и об этих переговорах, и о симпатичной художнице. Как это обычно бывает у людей «за сорок», его жизнь протекала в давно выработанном привычном ритме. И основное место в ней занимало то, что, как уверял Роман, всегда и должно быть самым значимым для мужчины. Дело, бизнес, работа – называй как хочешь. Главное, что именно это давало смысл его существованию. Все остальное – друзья, путешествия, хобби, отдых – вторично. Возможно, будь у него семья, он считал бы по-другому. Но личная жизнь Романа Кондрашова не сложилась, он давно уже смирился с этим и даже почти поверил в то, что быть «одиноким волком» не так уж и плохо. Во всяком случае, в этом есть свои положительные стороны, и их немало.
Как обычно, выходные дни были посвящены делам, которые почему-либо не получается сделать в будни. Привыкший рано вставать независимо от календаря, Роман все утро колесил по городу по всяким мелким делам. Около полудня он решил выпить кофе в уютном маленьком кафе, смотревшем парой зеркальных окон-витрин на щедро засыпанный желтыми листьями берег Патриарших прудов. Роман нашел место для парковки и, выйдя из автомобиля, тут же получил в лицо целый залп таких же золотых листьев, принесенных резким порывом ветра.
«Ветер перемен… – усмехнулся про себя Роман. – Действительно, северный, не обманули синоптики, идет похолодание…» Он зябко передернул плечами и поскорее нырнул в тепло кафе, где соблазнительно пахло кофе и свежей выпечкой.
В этот ранний час в зале было почти пусто, только за одним из столиков у окна сидела женщина с ребенком, рыженькой девочкой лет пяти. Женщина показалась Роману смутно знакомой. Он вгляделся и узнал ту самую художницу, которой несколько дней назад его компания отказала в инвестиции. Встреча его не обрадовала, представься возможность, Роман наверняка постарался бы избежать ее, но в таком крошечном зале это оказалось просто невозможно. И потому ему ничего не оставалось, кроме как приветливо улыбнуться и сказать:
– Здравствуйте, Софья Васильевна.
На имена у Романа была хорошая память. К тому же запомнить имя художницы было совсем несложно для человека с математическим образованием – ее звали так же, как знаменитую Софью Ковалевскую. Но женщина явно удивилась – и этой неожиданной встрече, и тому, что ее назвали по имени. Изумленно распахнув большие серые глаза, она молча глядела снизу вверх на стоявшего перед ней Романа. Повисла неловкая пауза.
– Мама, а это кто? – громко спросила девочка.
– Это… Это мой знакомый, – пробормотала художница, явно не зная, что сказать.
– Тогда садитесь с нами! – радостно пригласила девочка и заелозила на стуле, видимо собираясь подвинуться.
Роман присел рядом с ней и протянул ей руку:
– Привет. Я Роман, а ты?
– А я Лиза, – ответила девочка и с очень серьезным видом пожала его ладонь.
Он повернулся к Софье, которая, судя по всему, все еще была растерянна и не знала, как себя вести, и сказал:
– Софья Васильевна, мне действительно очень жаль, что так получилось, правда. Можно я угощу вас с дочкой мороженым?
– Это в качестве компенсации за моральный ущерб? – с горечью усмехнулась Софья, и Роман подумал, что она, похоже, не такая уж тургеневская барышня, какой показалась на первый взгляд. Есть в ней и ирония, и сарказм, и, пожалуй, скрытая сила характера, которая пусть и прячется за внешней мягкостью, но в нужный момент наверняка дает о себе знать.
– Пусть так, – улыбнулся он.
А Лиза тут же воскликнула:
– Чур, мне шоколадное!
Подошедшая официантка избавила их от еще одной неловкой паузы. От мороженого Софья отказалась, но согласилась на порцию клубники со взбитыми сливками. Когда заказ был сделан, Роман уже придумал тему для светской беседы.
– Симпатичное кафе, – проговорил он, оглядывая зал, оформленный в стиле тридцатых годов: дощатый пол, тяжелые драпировки, венские стулья, старые фотографии на стенах, оклеенных обоями с винтажным узором, и настоящий патефон в углу. – Я тут в первый раз, а вы?
– А мы с мамой тут каждую субботу завтракаем! – выпалила Лиза.
– Мы живем неподалеку, – подтвердила Софья и снова замолчала. Разговор явно не клеился, и это огорчало Романа. Сегодня, в неформальной обстановке, художница показалась ему еще приятнее, чем в офисе. Он с удовольствием поговорил бы с ней, полюбовался ее милой улыбкой. Но Софья не улыбалась и даже не глядела в его сторону. Чтобы не раздражать женщину, он тоже не стал смотреть на нее и повернулся к девочке:
– И сколько тебе лет, Лиза?
– Пять, – в подтверждение своих слов она помахала ладонью с растопыренными пальцами. – Но уже скоро будет шесть. И мама подарит мне на день рождения домик для Барби. А у вас есть дети? – выпалила она вдруг без всякого перехода.
Роман вынужден был развести руками:
– Нет. К сожалению, нет.
– А почему? – тут же поинтересовалась девочка.
– Так получилось.
– Лиза, не приставай, – одернула ее мать. – Ты будешь допивать сок?
– Нет, я хочу мороженое! Вон, Карина его несет!
Действительно, к ним уже направлялась официантка, которая принесла сначала десерты для мамы и дочки, а потом кофе для Романа. Он машинально поднес чашку к губам, но вкуса почти не почувствовал. Софья все молчала, и он подумал, что напрасно ввязался в эту затею с угощением. Художница сильно обижена на него, и, собственно, в этом нет ровным счетом ничего удивительного.
– Софья Васильевна, я понимаю ваши чувства, – осторожно начал Роман, когда молчание сделалось уже совершенно невыносимым. – Конечно, крайне неприятно, когда отказывают в инвестировании. Не сомневаюсь, у вас были большие планы на эту галерею, вы разрабатывали проект, надеялись… Но поймите, пожалуйста, и меня. Мне самому, можно сказать, понравились ваши картины. Но речь не о моих вкусах, а о бизнесе, где личные симпатии или антипатии не играют никакой роли. А перспектив у галереи с подобным контентом нет. Вы, наверное, и сами это видите…
Софья сделала нетерпеливый жест:
– Вы вовсе не обязаны передо мной извиняться, Роман… Извините, не запомнила вашего отчества.
– Роман Михайлович. Я и не извиняюсь. Просто выражаю сожаление, что не смог вам помочь…
Голоса обоих звучали ровно, почти бесстрастно, но Роман волновался и догадывался, что его собеседница тоже волнуется. Лиза, чуткая, как все дети, перестала есть и с интересом смотрела за ними, переводя взгляд с одного на другого, точно наблюдала за игрой в пинг-понг.
– Так это вы тот самый дядя, который не дал маме денег на ее картины? – догадалась она.
Роман искоса взглянул на Софью и понял, что та ждет, что он ответит.
– Да, к сожалению, это так, – вздохнув, признался Роман. – Видишь ли, Лиза, так получилось…
Договорить он не успел, потому что девочка переменилась в лице и опрокинула вазочку с остатками подтаявшего мороженого прямо на его итальянский спортивный пиджак.
– Лиза!.. – ахнула Софья, вся залившись румянцем. – Что ж ты делаешь! Как тебе не стыдно!..
Но девочка и не думала стыдиться.
– А я нарочно, нарочно! – выкрикнула она. – Вы разговаривали, а я все поняла! Это тот самый дядя, из-за которого у тебя не будет галереи! Он не дал тебе денег! Это из-за него ты все время плачешь! – и повернулась к Роману: – Ты плохой, злой! Уходи!
– Замолчи, Лиза, – строго, но не повышая голоса, сказала Софья. – Ты поступила очень плохо, дочка. И я очень этим огорчена.
Девочка виновато опустила голову, и Роман с удовлетворением отметил про себя, что Софья не стала требовать от ребенка «Немедленно попроси у дяди прощения!..» – а сделала это сама.
– Извините, Роман… Роман Михайлович, – пробормотала она. – Мне очень жаль, что так получилось… Ваш пиджак… Но, думаю, его еще можно спасти. Может, вы зайдете к нам? Мы живем в соседнем доме, и у меня наверняка найдется что-то, чем можно свести пятно.
