Игорь Воеводин - Последний властитель Крыма (сборник)
– Подай Бог!
А еще сотни и сотни верст, все севернее да восточнее, стоит городок старателей да шахтеров, и имя ему – Алмаз, ибо немерено рассыпано в тех местах самоцветов, день и ночь лопатят там горные речушки трехэтажные, пятиэтажные драги, рыча, отплевываясь, злобствуя и огрызаясь, крутятся они посреди ручейков, перейти которые человеку – плевое дело, и делают из тех ручьев запруды, на десятки метров вглубь и вбок перемалывая берега.
На самом верху железной этой махины, что дробит и пережевывает землю и валуны, в самом конце матерчатой ленты ее конвейера, остаются протрясенные, промытые, пропущенные через сита невзрачные блеклые камушки – бриллианты. Каждый весом в карат, и каждый – человекоубийца, ибо за них, покуда вида не имеющих, будут убивать.
Правит город Алмаз всей округой, и мало, мало осталось не прельстившихся игрой его граней, не поклонившихся ему, не принявших на душу клейма его огранщиков.
И рассыпает Алмаз среди подданных своих дурман успеха – кому на грамм, кому на карат, кому на осьмушку…
– Какой-такой обман?! – скажет тебе здесь всяк встречный-поперечный и махнет рукой: – А, пустые твои слова…
– Так-то да… – призадумается кто порассудительней и добавит: Ну, а как без денег-то прожить, мил человек?
И только стон над тайгой, да вой над тундрой, да скрежет зубовный, да тьма в ослепших глазах.
– Борони Бог!
А кто живет по-иному, кому иные видны горизонты, быстра тому вода на стремнинах, холодна тому она на глубинах. Потому что не горы круты, а души черствы да слепоглухи.
Надя сняла трубку. Телефон звонил полчаса с короткими перерывами.
– Рыжая! Выдь на час! – услыхала она.
1 градус по Цельсию
– Эй, Рыжая!
Она не слыхала.
– Рыжая!
Герольды уже протрубили сбор на Торговой площади – их горны еще торчали из-за зубчатых башенок замка. Солнце вставало в зенит. И на площади весело стучали молотки и топоры – это королевские плотники готовили сцену для заезжей труппы.
– Представление! Вечером будет веселое представление! – гомонили в толпе. – Это будет совсем новая пьеса!
Торговки и белошвейки, мастеровые и ландскнехты, рыбаки, горшечники, менялы, часовщики, мамаши, солидные горожане в выходных костюмах в будний день, сводня, проезжие – все были в радостном предвкушении праздника.
И герольды его объявили – большой праздник, трехдневный.
– Слушайте все! – далеко слышный, разносился над площадью зычный голос глашатая. – Слушайте!
Турниры и застолья – вот что ждало город в ближайшие три дня, и веселье, веселье без конца и без края, ибо сватать королевскую дочку съехались женихи со всех концов земли, и народ дивился тяжелым латам иноземных рыцарей, богатству шатров, шелкам и парче, верблюдам и ослам бедуинов, васильковой красоте славянских князей, бездонности и черноте глаз женихов из Валахии.
– Это будет славный праздник! – говорили в толпе. – Пива сварили без меры, и Толстый Томас, главный придворный пивовар, так и не отлип в своих кожаных штанах от очередной скамьи, проверяя варево… – Да здравствует король!
– Ты чё, шалава, оглохла?!
Она словно очнулась. Развалились крепостные стены, исчезли герольды и мулы, простолюдины и вельможи, истаял, будто вовсе и не был, старинный город с узкими кривыми улочками между лепившимися друг к другу домами под красными черепичными крышами, стекавший к морю с холма.
Вместо беленых домов нависли сопки, подернутые кое-где, как ряской, тайгой, кое-где лысые. Грязные дома, позабывшие тряпку и кисть маляра, щербатая мостовая, ларек.
Перед ней стояли двое. Один был смутно знаком – тот, что щерился полуулыбкой, и сверкала фикса в полуденном мареве. Второй, пожиже, был странно напряжен, и глаза его жгли угольями.
– Сударь, это вы мне? – спросила она и машинально поправила светлый локон, что так и норовил выбиться из-под беретки.
«Может быть, это одни из тех чужестранцев, что прибыли искать моей руки. И они совсем не знакомы с нашим этикетом?» – думала она. – Но какое же все-таки безобразное слово – “шалава”!»
– Ну чё, Надюха, куда пробираисси? – спросил высокий и как бы невзначай притиснул ее к себе.
– Я понимаю, незнакомец, что вам невдомек наши приличия, – отстраняясь, но оставаясь дружелюбной, промолвила она. – Но неужели там, откуда вы прибыли, благородный господин, принято дотрагиваться до королевны?!
Высокий заржал.
– Ну, Колян, а я те чё говорил?! В натуре, да?! – спросил он товарища.
Низкий не ответил, но потом вытолкнул звук с видимым усилием:
– Вы… Это… Королевна! Может, прогуляемся, поговорим?
Она милостиво улыбнулась:
– Конечно, господа, ваши манеры оставляют желать лучшего, но поведение ваше простительно, учитывая ту честь, что вы оказали нашему городу своим приездом. Охотно познакомлю вас с нашими традициями и окрестностями, а вы, господа, надеюсь, просветите меня относительно вашего происхождения и подданства!
– Ништяк! – заговорил было длинный, но умолк, получив тычок от низкого.
– Вот тут… Неподалеку… – бормотал низкий, слегка подталкивая ее к скамейке за стеной Дома творчества, что еще совсем недавно был Домом пионеров. – Вот тут…
Ветер трепал линялую афишу с несмываемыми буквами: «Вечер отдыха молодежи». Возле скамейки валялись битые бутылки, окурки, воняло мочой.
– Какое, однако, странное место, господа! – удивилась она. – Надо будет наказать будочников за весь этот беспорядок! Но позвольте! – попыталась высвободиться она от внезапно обхвативших ее рук. – Сударь, да вы шутите!
– Ничё… Ничё… Ща, ага, – гомонили оба враз, валя ее на скамейку. – Ща, погодь…
– Но позвольте, чужестранцы! – Она оттолкнула низкого. – Если уж таково ваше желание… И ваше нетерпение… А! Мне понятно – вы просто желаете знать, хороша ли невеста без покровов? Что ж, это естественно, хотя и несколько странно… И совершенно не принято, позволю заметить, в наших краях! Но, господа, из уважения к вашим, без сомнения, высоким родам я могла бы удовлетворить ваше любопытство…
– Во дает! – в восторге прошипел длинный. – А чё те, в натуре, базлал?! Сама дает!
Она улыбнулась снисходительно – о, эти иностранцы, какие необычные! – и повела плечами. Не горностаевая мантия, но легкая «кислотная» курточка упала с ее плеч.
Солнце застряло на сопке, зацепившись за сосну. Тень скользнула по городку, будто его, забытого Богом, накрыл своими крылами ангел. Тень прошлась над бараками, свалками, горами шлака и отработанной породы, над шахтами и Угрюм-рекой. Это заходил на посадку огромный ТУ-95, стратегический бомбардировщик с ядерным оружием на борту, – неподалеку от городка находилась промежуточная база Дальней авиации. Диковинные эти птицы из двух оставшихся у России дивизий, когда им давали горючее, барражировали над Сибирью и Дальним Востоком.
Враги их не боялись. Они знали, что боевого приказа летчики не получат никогда. Но оставалась вероятность, что какой-нибудь сошедший с ума экипаж решит отомстить за поруганную честь страны, и потому спутники-шпионы и все станции слежения то ли друга, то ли врага буквально впивались в каждый борт, стоило ему подняться в небо над Благовещенском или над Тикси. Друзья-враги знали по именам все экипажи, всю их подноготную, все самое сокровенное этих вечно похмельных людей, и, высылая им в сопровождение свои самолеты, инструктировали летчиков:
– Разговаривать! Разговаривать! Обязательно разговаривать в воздухе с русскими, если не отвечают – это тревога!
– Привет, Иван! – неслось из наушников над Камчаткой и Таймыром, Охотским морем и Северным полюсом. – Как там дочурка, скоро в школу?
Самолеты шли и шли над океанами, тайгой и тундрой. Струилась в кабинах музыка сквозь попискивание и бормотание эфира, планета пила и гуляла, ревновала и влюблялась, а над вечно хмурыми волнами и над нехожеными пространствами бок о бок шли два самолета. Враги пили кофе. В русских машинах не было туалетов, экипажи возили с собой ведра, и иногда, откинув фонарь, опорожняли их – над волнами или континентами.
Рев двигателей заглушил возню на скамейке.
– Но позвольте, господа! Не будьте же так стремительны!
Она лежала на заплеванной скамейке, закрыв глаза. Герольды, юные герольды трубили сбор, фанфары и горны, начищенные до нестерпимого блеска, слепили всякий взор. Старухи и молодки, оруженосцы и лакеи, торговцы и кожевники, мальчишки и подмастерья в длинных фартуках толпились поодаль.
– Выбирает! – приглушенными голосами делились они друг с другом. – Королевна выбирает самого достойного! А как же? Она должна нарожать ему кучу ребятишек, и это государство станет побратимом нашего королевства!
– Тише, тише, мои подданные! – ласково уронила она, не открывая глаз и чуть поведя рукой: эти странные чужестранцы могут испугаться и так и не узнать, сколько ласки и любви может подарить супругу их госпожа!