Татьяна Веденская - Все дело в платье
– Мам… – пробормотала Маша, растерянно глядя на вибрирующий телефон. Мама словно не слышала и не замечала ничего вокруг.
– Ничего. Папа прав. Что ни случается – все к лучшему. Теперь только не надо тратить времени. В конце концов, тебе всего двадцать три. Некоторые только из армии возвращаются и поступают. Может быть, придется кое с кем поговорить. Ничего, я все решу. Сейчас, конечно, немного поздновато. Если бы ты уволилась хотя бы в июне, мы бы тебя провели через приемную комиссию. Ничего, можно будет оформить платно. Мы подумаем.
– Мам! – крикнула Маша, так и не ответив на звонок. – Послушай меня.
– Да-да, я слушаю, – ответила мама, глядя куда-то в сторону, туда, где из мокрых столов заново собирали президиум.
– Мне нужно идти, мам, – пробормотала Маша, предчувствуя катастрофу, предотвратить которую была совершенно не в состоянии.
– В туалет? – переспросила мама, перепутав, специально или ненамеренно, слова «идти» и «выйти». – Я с тобой.
– Не в туалет, – покачала головой Маша, пробираясь к выходу из актового зала. Краем глаза она отметила, что Сашка и его неугомонная компания пинают один из рюкзаков, используя его вместо футбольного мяча. Она пробралась сквозь недружелюбную толпу только-только устроившихся на новом месте родителей и выскользнула из двери спортивного зала как раз под звуки голоса директора школы, сообщавшего всем присутствующим, насколько сильно он рад всех тут видеть в этот прекрасный праздничный день, День знаний.
– Маша, остановись. Куда тебя несет! – возмущенно воскликнула мама и схватила дочь за руку. Выхода не было. Приходилось признаваться. Что ж, по крайней мере, не в зале, не при директоре школы.
– Мама, я не говорила, что меня уволили! – бросила Маша в отчаянии. – Я говорила, что хочу уволиться сама.
– И что? – Мама смотрела так, словно не понимала, на каком языке внезапно заговорила ее дочь. – Какая разница?
– Большая разница, мама. Ты меня никогда не слушаешь. Я хотела уволиться, но я не уволилась.
– Нет? Как нет? Ты же… все чертежи увезла.
– Да, увезла. Они у меня на работе лежат, – грустно пробормотала Маша, но Татьяна Ивановна все еще отказывалась верить.
– Ты же так плакала, Маша!
– Мам, я все время плачу, разве нет? – улыбнулась Маша. – И что?
– Ты не уволилась? – Мама, кажется, даже побледнела, отчего Маше стало окончательно не по себе. Конечно, нужно было еще вчера позвонить маме, успокоить ее, рассказать ей все, но проблема была в том, что Маша вчера была так занята, так занята всем, что произошло. Тем, как резко и неожиданно развернулась ее жизнь. Целый мир сначала перевернулся с ног на голову, а затем с такой же, если не с большей скоростью, встал обратно на свое место. И Маша просто забыла…
– Мам, мне нужно ехать на работу, понимаешь? – аккуратно добавила дочь, но Татьяна Ивановна вздрогнула, словно ей в сердце воткнули нож.
– В это твое бюро?
– Меня повысили, мам. У меня теперь целое свое направление в «Русском раздолье», я буду заниматься ландшафтным парком, который я рисовала и проектировала.
– Повысили, господи! – мама прикрыла рот рукой. Маше было жалко разбивать мамины мечты. – Значит, тебя повысили. Я… мне надо присесть.
– Конечно-конечно, – закивала Маша, усаживая маму на скамейку в коридоре. Из спортивного зала школы доносились обрывки официальных речей, Машин папа выскользнул из зала, заподозрив неладное, и теперь он сидел рядом с мамой, его взгляд на Машу был полон боли и неодобрения.
– Но это же далеко!
– Меня возят на машине, – отбивалась Маша.
– И сколько с тебя за это берут?
– Мне повысили зарплату. На самом деле, мне ее уже месяца два как повысили.
– Ей повысили зарплату! – воскликнула мама так, словно речь шла о признаках неминуемого конца света.
– Тише, Танечка, тише, – успокаивал жену Машин папа. – Ничего страшного. В конце концов, мы же как-то уже сжились с этим.
– Я надеялась… я не переставала верить, Андрюша. Что же это, за что?
– Ты говоришь так, словно я занимаюсь чем-то непотребным, – осмелилась слабо возразить Маша, но ее мама только выразительно отмахнулась от дочери.
– Я ничего не хочу знать про твою работу. Мне все равно, какая она там. Мои мечты, мои планы ты разбила. Я вдруг подумала, что все возможно. Поверила в чудо. А теперь, значит, получается, ты всю жизнь будешь рисовать свои картинки. Подбирать цвета для занавесок.
– Это не так. Это не то, чем я занимаюсь! – тут уж Маша не сдержалась. – Как насчет моих планов, того, о чем я мечтаю?
– Какие у тебя там могут быть мечты? Начертить треугольный дом? Мы – врачи, мы спасаем людей, занимаемся реальными вещами. Ладно, что там. Ты никогда никого не слушала, Маша.
– Если так, то в этом я пошла в тебя, мама. Ты никого никогда не слушаешь! – воскликнула Маша. – Даже если бы я попыталась что-то тебе объяснить, рассказать…
– Девочки, не ссорьтесь. В конце концов, сегодня праздник! – папа улыбался примирительно. Мама посмотрела на Машу долгим взглядом, а затем вдохнула полной грудью.
– Ладно, Маша, перестань. Не обижайся, не ссориться же нам теперь из-за того, что тебя НЕ уволили. И потом, ты всегда делаешь, что хочешь.
– Это не так! – попыталась вклиниться Маша, но мама отвернулась к отцу.
– Это все – твое воспитание. Всегда ей все позволял.
– Таня! – растерянно развел руками папа.
– Надеюсь, ты не пожалеешь о таком своем либерализме! – гордо бросила мужу Татьяна Ивановна и протянула руку Марии. – Пойдем, я провожу тебя, Маша.
Маша безвольно поплелась за мамой, и только при выходе из школьных дверей поняла, какую катастрофическую ошибку совершила. Да лучше бы она сбежала через окно, воспользовавшись идеей своего младшего брата с ремнем от портфеля. Лучше бы она сделала вид, что ей нужно в этот туалет, и выпрыгнула бы там из форточки. Потому что теперь – и безо всяких шансов на то, чтобы отмотать все назад, – Маша была вынуждена объясняться по другому поводу. Ее забывчивость простиралась куда дальше, чем она думала. И не только о том, что ее НЕ уволили, Маша забыла рассказать родителям.
– Маша, а что ЭТОТ ЧЕЛОВЕК делает тут? – зазвенел мамин голос рядом с Машиным ухом. Еще бы, ведь перед школой, рядом с блестящим от дождя черным джипом стоял Николай Гончаров, высокий широкоплечий мужчина с острым и умным взглядом. Он был одет в дорогой костюм – двубортный пиджак глубокого синего цвета, идеально сочетающийся со светлой рубашкой в голубую полоску и галстуком в тон пиджаку. Брюки были холодного оливкового оттенка, но сочетались с пиджаком идеально. Николай держал над головой широкий мужской зонт, в другой его руке – красная тряпка для Машиной мамы – огромный букет красных роз. Да уж, Маша забыла сказать маме, что они с Николаем Гончаровым не только помирились, но и…
– Мама, Николай приехал за мной, – затараторила Маша. – Он меня отвезет в поселок.
– А веник зачем? В качестве бонуса? – хмыкнула мама, решительно направляясь к Николаю, который, наивный, доброжелательно улыбался приближающейся делегации. Такой высокий и сильный, но Маша всерьез испугалась за него. Ведь, как ни крути, а она забыла сказать маме, что они с Николаем помирились. Да и когда бы ей это сделать? Еще вчера Маша бегала по квартире и кричала, что увольняется, что мама может забыть о Николае Гончарове. Хотя как можно забыть того, кого видела всего один раз и ничего о нем не знаешь!
– Добрый день! – воскликнул Николай, бросаясь вперед к Татьяне Ивановне, чтобы закрыть ее зонтиком от дождя. – Прекрасная погода, не правда ли?
– Неправда, – отрезала мама. – Вы – Машин шофер?
– Шофер? – нахмурился Николай, бросая суровый взгляд на Машу.
– Мама, я тебе потом все объясню! – попыталась вмешаться Маша, но было поздно. Николай был не из тех людей, с которыми можно было просто так шутить. И уж точно не из тех, кого стоило называть шофером. Не так давно Маша не знала о Николае Гончарове почти ничего, кроме того, что он – главный заказчик их архитектурного бюро, что он крайне жесткий человек, с которым нужно вести себя очень осторожно. За глаза в их фирме Николая Гончарова звали Доном Корлеоне, отчасти за отдаленное внешнее сходство с молодым Аль Пачино, а отчасти за слухи о темном происхождении капиталов его холдинга. Все это знала Маша, но ни о чем этом не имела никакого понятия Машина мама. Для нее Николай Гончаров – взрослый мужчина, с которым она застала свою дочь в постели. Взрослый мужчина, взявшийся, как черт из табакерки, неизвестно откуда в то время, как мама с папой и Сашкой уезжали в отпуск. Черт из табакерки, который довел ее любимую дочь до слез.
– Чего тут объяснять? – вспылила Татьяна Ивановна. – У вас в поселке что, шоферов не хватает, что присылают кого попало? Николай, да? Я не успела расслышать вашего полного имени, поскольку вы так быстро убежали из спальни моей дочери.
