Виктория Токарева - Одна из многих (сборник)
Кира Сергеевна имела профессию киновед и работала на киностудии редактором. Что это за должность и зачем она нужна, Анжела не догадывалась. Главное состояло в том, что Кира Сергеевна знала и ее тоже знали все. А если не все, то очень многие. У нее было прозвище: «вездесущая Кира».
Кира жила вместе со своим мужем Иннокентием, сокращенно Кешей. У Кеши было много общего с Васькой. А именно: ни тот, ни другой ничего не делали, сидели на шее у своих жен. Кеша тоже здоровался с Брежневым, но не за руку, а кивком головы. Он видел его довольно часто, писал для него тексты, которые Брежнев зачитывал по бумажке как свои.
В те времена у Кеши было много привилегий, включая продуктовые пайки с нежной вареной колбасой, не говоря о шпротах.
Сейчас этой колбасы навалом, были бы деньги.
Когда Брежнева не стало, Кеша потерял работу. Какое-то время он сидел, ничего не делая, и вдруг понял: какое это счастье – жить только своими интересами. Зачем сочинять лживые картонные фразы, когда можно не сочинять. Можно читать хорошие книги, ходить в бассейн, гулять по арбатским переулкам и думать, думать, размышлять…
В один из дней Кеша сел за письменный стол и стал писать воспоминания, как летописец Пимен. Кеша трезво понимал, что опубликовать сию летопись в ближайшее время не удастся. Но выплеснуть из себя накопленное очень хотелось. Кеша сидел и писал – и как будто заново проживал свою жизнь. Он мог бы сказать о себе, как Пушкин о Пимене: «Недаром многих лет свидетелем Господь меня поставил и книжному искусству вразумил».
В отличие от Пимена Кеша не молился, ездил на базар за продуктами и мыл посуду после еды.
Анжела обратила внимание на то, что посуда вымыта недобросовестно, только с одной стороны. С внутренней. А внешние поверхности – липкие от жира.
Она вывалила все тарелки и чашки в таз, настрогала хозяйственное мыло, добавила пищевую соду и перечистила тщательно, до блеска.
Посуда стала сиять, как армейские пуговицы. Тарелки и чашки выглядели как новые, только что из магазина.
После посуды Анжела вымыла окна.
Она стояла на высоте четырнадцатого этажа и пела. Привычка такая: работать и петь.
Голос был чистый, сильный, захлестывал как угодно высоко и летел вольно. И вся Анжела, стоящая в окне, молодая и гибкая, с высокой шеей и длинными ногами, будила в людях «воспоминание о мазурке». Есть такое музыкальное произведение. Не сама мазурка, а именно воспоминание. Воспоминание бывает более пронзительным, чем реальность.
Люди останавливались, смотрели, подняв головы. Потом вздыхали и шли дальше.
Иннокентий тоже смотрел и тоже вздыхал. Почему ему не встретилась такая девушка – работящая и бесхитростная, а встретилась интеллектуальная Кира Сергеевна, которая знала все про все и сыпала цитатами. Кому нужны эти бесплодные знания? Лучше бы окна мыла и детей рожала одного за другим. Родила единственного сына, погнала на философский факультет университета. И что теперь? Сын знает всякие мудреные слова, философские течения, а денег зарабатывать не может, и ни одна баба возле него не удерживается.
Двадцать первый век – время не разговоров, а конкретных дел.
Помытые окна сияли в пыльных занавесках. Это было похоже на человека, который после бани надел на чистое тело грязную одежду.
Анжела сорвала занавески и выстирала их руками. Стиральной машине она не доверяла.
Далее развесила занавески на балконе, чтобы набрались естественного солнца и ветра. Для этого пришлось натянуть веревки, а для веревок приспособить крючки. А для крючков пришлось заставить Иннокентия продолбить в бетоне дырки и вбить дюбеля.
Иннокентий состоял на 90 процентов из лени, как человек из воды. Он давно не производил так много движений: встать на стремянку, достать с антресолей дрель, включить в электрическую розетку, долбить стену, забивать дюбеля молотком…
Иннокентий делал все как миленький. Ему нравилось подчиняться чужой созидательной воле и чувствовать себя настоящим мужчиной, пригодным в хозяйстве.
Кира Сергеевна в свое время пустила Иннокентия по воле волн. Как хочешь, так и живи, только не мешай мне жить, как я хочу. А Иннокентий – ведомый. Его надо вести за собой. Тогда он может дойти до любой цели и снять с неба звезду. Он – не лидер, не первый. Он – второй. Но ведь вторые тоже нужны.
Первый – один. Как Жанна д'Арк или Михаил Кутузов. А все остальное войско – вторые. Один, даже если он первый, – ничего не сделает. Мир наполнен вторыми.
В конце концов занавески были постираны и поглажены. Висели торжественно и независимо. Ясные окна в гипюровых занавесках выглядели как невеста перед свадьбой.
Кира Сергеевна заметила перемену в доме, но не могла понять, в чем она. В комнате было светло и солнечно. Иннокентий улыбался. На столе стояли горячие пирожки с капустой. Пахло ванилью и промытыми углами. На кухне из крана не капала вода. Исчезли ритмичные удары тяжелых капель.
– А что случилось? – спросила Кира Сергеевна.
– Генеральная уборка, – ответила Анжела. – Надо же убираться когда-нибудь.
– Раз в тридцать лет, – уточнил Иннокентий.
– А вообще у тебя какие планы? – поинтересовалась Кира Сергеевна.
– Устроить свою жизнь.
– Каким образом?
– Стать звездой. Петь на сцене. Как Кристина Орбакайте. Денег заработать. Матери помочь.
– Немало, – отметил Иннокентий.
– Нормально, – сказала Анжела. – Не боги горшки обжигают. Что, разве Кристина лучше меня?
– У нее мама другая, – заметила Кира Сергеевна.
Иннокентий подумал и спросил:
– А когда набор в следующую «Фабрику звезд»?
– Я больше не пойду на «Фабрику звезд», – мрачно проговорила Анжела.
– Почему?
– Там несправедливость. Я пела лучше, чем Люба Юкина. Но взяли ее, а не меня. Потому что я из Мартыновки. За меня некому хлопотать.
– Там хлопочут не имена, а деньги, – сказала Кира Сергеевна.
– Существуют продюсеры, я узнавала. Они берут талант и раскручивают, – сообщила Анжела.
– Может, вмешаешься? – Иннокентий посмотрел на жену. – Ты же всех знаешь.
Кира Сергеевна позвонила своей секретарше Людочке и попросила достать телефон главного раскрутчика молодых талантов. Его звали Марк Тамаркин.
Людочка достала не просто телефон, а мобильный телефон.
Кира набрала. Отозвался высоковатый и хамоватый мужской голос. Видимо, ему звонили каждые три секунды, и он приспособился отталкивать голосом ненужного телефонного посетителя.
– Да, – с отвращением отозвался маэстро Марк Тамаркин.
– С вами говорит заслуженный работник культуры Кира Дегтярева.
– Не знаю такого, – перебил маэстро.
– Очень плохо, – осудила Кира Сергеевна. – Если возле вас есть люди, спросите у них. Меня знают все, кроме вас.
– Щас… – неожиданно согласился маэстро.
Он отвел трубку от уха и громко о чем-то спросил. Кира разобрала слово «засрак» – так сокращенно называли заслуженных работников культуры.
Потом в трубке зашуршало, и маэстро сказал:
– Ну…
Это значило, что он готов слушать.
Кира Сергеевна поняла, что окружение подтвердило ее имя, вполне известное, но не очень авторитетное.
– Вы не могли бы прослушать одну девушку… Это займет у вас пять минут, а для нее… Вы можете составить счастье целой жизни…
Кира Сергеевна нервничала. Она привыкла к подобострастию в свой адрес и не умела противостоять хамству.
– Прописка есть? – спросил маэстро.
– У кого? – не поняла Кира Сергеевна.
– У вашей протеже.
– Есть, – легко соврала Кира Сергеевна.
– Деньги есть?
– Да, да… У нее отец работает на «Кампомосе». Мясоперерабатывающий завод. Колбаса.
– Так… – Маэстро думал. – Сегодня в шесть. По адресу…
Он продиктовал адрес. Кира записала.
В трубке раздались короткие гудки. Кира откинулась на стуле, облегченно выдохнула. Дело сделано.
Она отключила телефон. Потом снова включила и набрала телефон своей подруги, светской сплетницы Регины. Передала содержание и суть разговора с Марком Тамаркиным.
– И чего? – спросила Регина. – Что тебя удивляет?
– При чем здесь деньги и прописка?
– У него драма, – объяснила Регина. – Он взял девчонку из провинции, придумал ей псевдоним. Раскрутил. Вложил бешеные бабки в пиар-кампанию, а она его кинула. Вышла замуж за стриптизера. Он теперь боится.
– Кто? Стриптизер? – не поняла Кира.
– Марк. Знаешь, сколько стоит раскрутка? Пол-лимона.
– Рублей?
– На рубли уже давно никто не считает.
– Долларов? – ужаснулась Кира.
– Доллар – вчерашний день. Евро. Доллар падает, а евро стоит.
Кира задумалась. Спросила:
– А стриптизер богатый?
– Не имеет значения.
– С каких это пор деньги не имеют значения?
– А у нее свои деньги есть. Раскрученная певица поет себе под фанеру, дербанит деньги – легко…
– Дербанит – это что? – не поняла Кира. – Зарабатывает?
– Неужели непонятно? – удивилась Регина.
Кире многое оказалось непонятно в новой жизни.
