Александр Холин - Осколки Русского зеркала
Четырнадцатилетняя принцесса и красавец цесаревич были на вид такой изумительной парой, что Екатерина Великая уверилась в будущем благополучии этой семьи. Молодая принцесса была нежной, хрупкой и даже какой-то воздушной. Робость и очаровательная женская неуверенность сочетались в ней с большой душевной восприимчивостью. Она казалась в меру умна, но склад её ума и капризный характер был окрашен нереальной мечтательностью и фантастическим романтизмом. Вероятно, она создала уже какой-то свой воображаемый мир и всё, что происходило в настоящем мире, воспринималось в сравнении с выдуманным. Собственно, у юного цесаревича сложился почти такой же характер, и будущая императрица во многом походила на своего супруга.
– Это же истинные Амур и Психея! – воскликнула Екатерина, любуясь молодой парой, которые должны были по всем параметрам идеально подходить друг другу.
Но человек предполагает, а Бог располагает, как говорили издавна на Руси.
Юной Психее, великой княгине с лицом испуганной птицы, задумчивой и страстной, нужна была любовь и постоянное внимание со стороны своей половины. Она желала огромной как мир нежности, полёта и понимания в чутком и близком сердце. А юный супруг зачастую вёл себя как мальчишка, дурачился, либо совсем не замечал. Особенно гадкое невнимание проявлялось всегда при возвращении из Гатчины, где цесаревич муштровал солдат и уставал настолько, что едва стоял на ногах.
Это она ещё смогла бы перенести, но наутро, едва выспавшись, Александр снова спешил в кордегардию. А Елизавете как воздух необходимо было найти своё женское счастье. И она, довольно рано разочаровавшись в способностях мужа, решила поискать счастья на стороне. Когда цесаревичу стали известны интересы его молодой жены, он пытался сдержать в себе яростные потоки гнева. Спасли давние уроки лавирования меж бурными волнами царского быта. Он на несколько недель укрылся у отца в Гатчине, и весь свой гнев срывал на солдатах.
Об увлечениях Елизаветы Алексеевны цесаревичу докладывали много, но он до сих пор не знал, любила ли она кого-нибудь из фаворитов по-настоящему? Во всяком случае, один из них чуть не попал в Сибирь.
Поначалу за великой княгиней ухлёстывал бывший любовник Екатерины, так называемый экс-фаворит Пётр Зубов. Следующим в очереди стоял его лучший друг, князь Адам Чарторыйский. Собственно, цесаревич не думал, что отношения меж его женой и князем выйдут за рамки дозволенного, потому что графиня Головина не замедлила доложить, что Елизавета, которую она застала как-то вечером в одиночестве, созналась ей:
– Мне приятнее быть одной, нежели ужинать вдвоём с князем Чарторыйским. Намедни великий князь заснул на диване. Я убежала к себе. И вот я со своими мыслями, которые вовсе не веселы…
Александр был отнюдь не против того, что князь развлекал Елизавету великосветскими разговорами, но, вероятно, наступил момент, когда спасаясь от своих невесёлых мыслей, Елизавета стала прислушиваться к словоизлияниям князя. Он остался при дворе Павла Петровича ещё с времён Екатерины и, вероятно, чувствовал себя неуязвимым. Вкрадчивый польский вельможа, покоряя сердце жены наследника престола, тем самым прокладывал себе путь к власти. Елизавета в скором времени забеременела, но Александр удивился, поскольку несколько месяцев уже не притрагивался к молодой жене.
Об этом тут же узнал и Павел Петрович, а когда родилась девочка, хотел было сослать Адама Чарторыйского в Сибирь. Александр помнил, что сам долго уговаривал отца не применять к незадачливому любовнику великой княгини таких жёстких мер. Павел с трудом согласился на полумеру, отправив князя посланником к сардинскому двору. А первая дочь Елизаветы Алексеевны через год скончалась.
Но это было только начало. Вскоре Александру стало известно о новом романе великой княгини с молодым офицером Алексеем Охотниковым. Казалось, Елизавета наконец-то отыскала свою настоящую любовь и ни от кого этого не скрывала. Бурный роман будущей царицы закончился рождением второй дочери, которая также скончалась в младенчестве.
А Охотников?.. Офицер также закончил свою жизнь трагически. Как-то вечером, выходя из театра, он был заколот кинжалом. Убийцу не удалось обнаружить. Впрочем, особо и не искали. Только на могиле человека, которого великая княгиня любила больше жизни, Елизавета воздвигла памятник, изображающий молодую женщину в слезах у дуба, расколотого молнией.
Скорее всего потому, что Александр и Елизавета не нашли путей сближения и понимания, судьбы у них начали слагаться по-разному. С ранних лет Александр искал в женщинах забвения и ласки, отдыха от сомнений и юношеских противоречий, томивших душу цесаревича. И вот такой родник живой воды он отыскал в княжне Святополк-Четвертинской, или Марии Антоновне Нарышкиной. Вспыхнувшая меж ними связь не затухала ни на миг. Вернее, на какой-то миг Александра сумела увлечь графиня Бобринская. Именно из этой короткой связи возник именитый польский род Варпаховских. Но в результате Нарышкина вернула себе расположение Александра, а заодно и убрала с дороги нескольких конкуренток. Александр даже улыбнулся, вспоминая, с каким великосветским умением княжна разрешила все интриги.
Но сама Мария Антоновна тоже была полячкой, дочерью князя Четвертинского, который в 1794 году погиб от рук бунтарей. В очень ранние годы Марию выдали замуж за близкого приятеля цесаревича Дмитрия Нарышкина. Но как только Александр увидел её в первый раз, он без памяти влюбился в жену друга. Более того, он довольно быстро добился взаимности у Нарышкиной. Вскоре он стал императором и пожелал по-своему отблагодарить молчание Дмитрия: Нарышкин был назначен обер-егермейстером. А Марии он сообщил:
– Так как я ему наставил рога, mon ami, то пусть же он теперь заведует оленями.
Эти воспоминания так вскружили голову уезжающего из столицы Государя, что он невольно повторил из вслух. Императорский кучер Илья оглянулся, но не промолвил ни слова. Просто лишний раз стеганул коней и покачал головой.
Ни для кого не секрет, что результатом этого морганатического союза были трое детей, из которых царь больше всего обожал дочь Софью. Дети же все носили фамилию Нарышкина, несмотря на то, что их так называемый отец отлично знал, что не он их отец.
Император вспомнил, что однажды на вопрос: – Как поживает твоя дочь Софья? – Дмитрий Нарышкин при всех ответил Государю:
– Но, Ваше Величество, entre nous sois dit,[46] она вовсе не моя дочь, а ваша… И, если вы спрашиваете о здоровье детей, упоминайте, о каких детях вам докладывать: о моих или о ваших? Нарышкин в то время получил при дворе прозвище короля рогоносцев.
Но Мария Антоновна поразила своей красотой не только императора. Александр отлично помнил, что даже генерал-фельдмаршал Михаил Кутузов в приватной беседе сказал Государю:
– Ах, Ваше Величество, воистину женщин стоит любить, раз есть среди них такая, как Мария Антоновна.
Намеренно произнёс этот комплимент Михаил Илларионович, или в порыве искреннего восхищения, но в тот момент Александр благодарен был полководцу за такую высокую оценку.
Государь любил её не за ум. Она была не слишком умна, но чисто по-женски тонко восприимчива. Мария чувствовала характер Александра и могла вовремя утешить его, найти нужные слова для успокоения или даже что-то посоветовать. Ни одна живая душа не могла так разобраться в душе императора, как Мария Антоновна. Но вместе с тем иногда эта женщина без какого-либо умысла причиняла царю жгучие страдания. Но, заметив, что было произнесено или сделано что-то не совсем этичное, она сажала подле себя императора и по-детски начинала ласкаться к мужчине, как маленький котёнок. Александр сразу забывал все невзгоды, отдавая во власть женщины всё своё существо. Ему казалось, что ясная и чистая благодать Создателя открывается ему в женских ласках.
Мария Антоновна была для него не просто желанной подругой, а даже незаменимым глотком чистой ключевой воды. Сейчас, вспоминая прошлое, он сопоставил: как дивно сочеталась красота этой женщины с его величественностью. Она была молчаливая, спокойная, знающая, что ей достаточно появиться, чтобы вызвать восхищение императора. Качества её гармонически дополняли неуравновешенную натуру Александра Павловича: она всякий раз приносила ему именно то, чего в этот момент Государю не хватало.
Роман этот начался, когда Александр был ещё наследником. После мартовской трагедии Михайловского замка на Александра накатила волна ужаса. Ему хотелось бежать от мира, от власти, от ответственности. Первая мысль была скрыться инкогнито в Америке, но не с Елизаветой, а с Марией Антоновной. Лишь одна Мария смогла найти не простые слова, а подкреплённые сложившейся жизненной ситуацией, когда убегать не следовало: бегство не принесло бы ничего, кроме постоянного смятения и всё возрастающего чувства вины. Александр не стал убегать о судьбы, не стал порывать с женой и, естественно, при нём же осталась и Мария Антоновна.
