Алексей Лукшин - Семён Светлов
– Ты подумай, – она настаивала. – Я ведь на работе, возиться с тобой не смогу. А дома попросишь жену выйти куда-нибудь, прогуляться до магазина. А мы с тобой побудем. Недальновидный ты, Семён!
– Я терплю, терплю… – плюнул он со злостью. – Но ты чересчур палку перегибаешь.
Она отпустила его, как маленького ребёнка, только вставшего на ноги, чтобы увидеть, что будет дальше.
– Да что ты мне сделаешь? Дойти сам не можешь.
Семён, лишившись поддержки, стал оседать. Неестественно искривлённая больная нога волочилась.
Она увидела на его лице полную беспомощность.
– Прости! Прости! Тебе действительно совсем плохо?
– Подожди.
Маленькие капли пота под глазами, на висках, укрупнялись, будто делали выжимку.
– Дай сяду.
Сев на ступеньки, он словно отстранился от мира. Глупое, отсутствующее выражение лица выглядело отвратительным и отталкивающим.
Через десять минут он успокоился. Попробовал ещё раз. Не в состоянии пошевелиться он попросил:
– Соседей зови на помощь.
– Как соседей?! Каких соседей?! Ты с ума сошёл? Брату позвони, друзьям. У тебя их немало. А подбирать с пола кто будет? Мыть? Может, и жену сразу прихватят по пути. Убраться надо на площадке. Так же не оставишь, – она возмущённо ткнула на пролитые жидкости.
– Дура ты.
– Не дура. Я себя люблю. И ценю. Если могу не делать, зачем неволить себя?
Они замолчали.
Глава XIV
Приехал брат Эдик. В широченных шортах, сланцах и майке на два размера больше с надписью: «I’m sorry – nothing is sacred» («простите – ничего святого»). В уголках губ виднелись остатки слюны, крошек, какого-то напитка.
Он нервно дышал и задавался вопросом, как такое могло случиться. В сторону Машки смотрел, когда был уверен, что она на него не смотрит. С трудом они завели Семёна в квартиру и уложили на кровать.
Собирая продукты и раскладывая их по пакетам, присвистывал, любуясь понравившимся лакомством. Шоколадку с золочёной надписью на обёртке сунул в карман.
После занёс собранное в квартиру. Вернулся на площадку, аккуратно собрал склянки и выбросил их, затем вымыл пол в подъезде.
Завершив уборку, он вошёл в комнату, ожидая указаний. Семён молча смотрел на него.
Тогда Эдик решился первым заговорить с братом. Не зная, где расположиться в комнате, он нелепо встал посередине. Теперь он не знал, куда деть болтающиеся руки. Он поднял руки вверх, медленно опустил их за голову, сцепил пальцы. Этой созданной из ладоней пригоршней он поддерживал затылок. В подмышках виднелись рыжеватые волосы, отражающие солнечный свет.
Семён заметил только это. Ему почему-то показалось, что у брата в настоящий момент там должно попахивать.
«Странно! О чём я думаю в эту минуту? Неужели не о чем больше подумать? Чертовщина какая-то!»
Он отогнал мешавшие сосредоточиться мысли. Эдик же пытался увлечь его, чтобы тот разделили его радость.
– Семён, я машину-то купил – огонь! И здесь, в России, можно отлично выбрать и купить. А все – Германия, Германия. Надо захотеть. Первый раз в жизни, новую!
Семён не слышал. Между ними была пропасть, в которой потонули бы многие миры, а не только слова Эдика, улетевшие в никуда. Он махнул рукой – не до тебя!
«Понимает ли, что произошло у меня? Кретин! Бестолочь! Задумывался ли? Он – мой брат! Что происходит в жизни в ту минуту, когда он об этом подумал?»
– Ладно, пойду. Звони, если что надо будет.
Это было всё, что услышал и чем подытожил тяжёлую думу Семёна брат. Направившись к выходу, он боком повернулся к лежащему Семёну. Шорты облегали полное бедро, и сквозь материю был виден прямоугольник шоколадки.
– Давай-давай, – одними губами проводил его Семён.
Протянуло сквозняком. По подъезду были слышны шаги. Кто-то проскакивал по нескольку ступенек. В окно были слышны пиканье подъездной двери, щёлкающий стрёкот стартера. Тюкающий звук мотора взмывал и удлинялся в сплошную звуковую нить.
Глава XV
Маша гремела посудой на кухне. Гробовая тишина раздражала её. Включать телевизор она благоразумно не стала. Зловещее чувство пронизывало её. Семён не окликал, не спрашивал, не разговаривал с ней. Она зашла в комнату. Он умиротворённо лежал, положив под голову руки. Увидев её переживающий взгляд, Семён улыбнулся.
«Пришёл в себя! Можно и поговорить».
– Ты и ему машину купил?
Семён ошалел. Вот над чем она ломала голову. Показывая, что это пустой разговор, он сказал:
– Да, купил. Я ему давно обещал. Он облокотился и положил голову на руку.
Вопреки ожидаемому, она его поддержала:
– Разве это плохо? Я всегда считала, если можешь помочь – помогай обязательно, – но скажи, почему ему новую, а мне нет?
– И тебе новую.
– Нет, мне не новую, – она возразила, отстаивая свою позицию.
Семён стал объяснять:
– Полторы тысячи пробег, на гарантии. Человек на постоянное место жительства за границу укатил. Чем она не новая?
– А тем, я не говорила тебе? Она уже была в употреблении. Прежний владелец, может, обожрётся чего и пукает. Негативная же энергетика! Она может через мою ауру положительную пройти, вместо того чтобы излучать позитив. Мой организм должен защищаться и бороться с чужим влиянием.
– Отстань, Маняш. Честное слово – не до машины.
Этот вопрос казался ему ничтожным.
– Всегда так. Как серьёзный разговор, ты его обрубаешь. С тобой нельзя до конца договорить. Интересно, в бизнесе ты тоже упрямый такой?
Он откинулся на подушку, закрыл глаза, показал, что не хочет и не может больше говорить.
Глава XVI
Ему было скучно лежать одному, и он помышлял переехать домой к семье. Семён грустил, не имея возможности видеть маленького Даню. Сюда привезти его – он даже и не думал. Не хотел ранить ребёнка.
Вероника, старшая дочь, росла и менялась с каждым днём. Стоило неделю не видеть его, как изменения становились очень заметными. Перемены и радовали, и настораживали. Дочери было столько же лет сколько было Машутке, когда они познакомились.
Это обстоятельство вызывалов в нём некую ассоциацию с собой. Мораль его тоже похрамывала, и он признавался себе в том. Он хотел бы понаблюдать за дочерью, но если бы ему представился такой случай, наверное бы отказался. Почему-то он думал, что, кроме стыда за дочь, его ничего не ждёт.
Семён вспомнил, как однажды, подъезжая к дому, обратил внимание на двадцатилетнего «сорванца», как он в уме его назвал, обнимавшего за талию длинноногую козочку-ровесницу. Она стучала по асфальту своими копытцами. Затем сели на полированный капот дорогой спортивной машины. Сорванцом он, конечно, не был. На худых руках – огроменный будильник на браслете в крупный узор. Очки в роговой оправе. В воспоминаниях о детстве осталось: один раз надень очки – и на всю жизнь очкарик. А на нём сейчас – ценности жизни. Девчонка ластилась к нему. Он отвечал ей тем же, пощипывая за попку, пальцами массируя её крепость ягодиц. Им нравилась игра.
Только он прошёл мимо них, как ему навстречу бежит дочь: «Привет, папуль».
«Конечно, привет».
Она, как солнечный зайчик, прильнула к его щеке, тёплыми губами неумело шлёпнула поцелуйчик.
«Ребёнок же ещё».
Он сновал посмотрел на ту яркую парочку.
И тут его ребёночек машет им рукой: «Хай, хай».
Вида он не подал, спросил только: «Кто это»?
«Мы дружим», – ответила дочь.
И там, где у него стояла точка, теперь появились запятые, знаки вопроса и много ещё каких знаков, с которыми пришла пора сдружиться.
«Как дружим»?
«Один мальчик и две девочки, – невинно и просто ответила дочь, – а что тут плохого?»
Тогда он сильно разозлился. Сорванец, верно, не желая ущемить отца в своих правах, не стесняясь, также проверил крепость попы и его дочери. С того времени он решил, что нравственность по сути не догма, которая помогает избежать непорядков, а сито, через которое просеивают и отсеивают нужное или ненужное.
Днём Семён лежал на диване и смотрел телевизор.
Перед ним на столике лежал открытый ноутбук, время от времени он обновлял картинку. В офис после падения он прекратил пока наведываться.
Зазвонил телефон. Он посмотрел на экран и посветлел.
– Да, моя курочка!
Её вкрадчивый голос творил чудеса.
– Цыпа, как ты там без меня?
– Жду, – как стойкий оловянный солдатик доложил он.
– Я слегка огорчить хочу тебя.
– Как? – весь оловянный солдатик растёкся.
– Подругу тысячу лет не видела. Ей её мужчина кольцо с камнем подарил. Она хочет показать мне. Вот. Поеду посмотрю. Чтобы знать – чего хотеть. Настоящая женщина, она всегда чего-то должна хотеть.
– Хорошо, только недолго, – сказал он нежно и трогательно, подражая ей, – я с ума схожу от одиночества. Тебя рядом нет, нога будто сильней ноет.
– А ты выдумщик такой! Чего только не придумаешь, лишь бы меня завлечь в свои сети. А я слабенькая, маленькая девочка, не могу сопротивляться твоим чарам. Пользуешься мной, как хочешь. Хорошо, как закончу свои девчоночьи секреты, в тайничок самую большую тайну спрячу и сразу к тебе.
