Галина Беломестнова - За тебя никто не решит!
Поздравлений в этот день было много, и в каждом звучало радостное ожидание пополнения семьи, надежда и вера, что всё в их семье будет хорошо.
* * *На следующий день внуки уговорили деда и бабушек съездить в новый парк аттракционов. Тася и Александр остались вдвоём.
– Я в твоём цветнике сделал фонтан, как ты давно об этом просила. Никому его ещё не показывал, ждал тебя, пошли, посмотрим, – позвал Саша жену.
Цветник был любимым местом отдыха Таси. Там стояла деревянная, покрытая лаком восьмиугольная беседка с решётчатыми стенами и проёмами, выполненными в виде арки. Летом её заплетал хмель, давая тень и прохладу в жаркие дни. Тасе давно хотелось устроить напротив неё маленький пруд с фонтаном. Наконец-то желание сбылось. Саша открыл спрятанный в кустах сирени вентиль, и из выложенного диким камнем водоёма, в воздух поднялись искрящиеся струи воды.
– Какая красота! Спасибо, Сашенька! – Она обняла и поцеловала мужа. – Я в пруду посажу лилии, и будет очень красиво, так давно об этом мечтала.
– Ты займёшься этим в следующем году. Нынче у тебя другие заботы. Пошли, отдохнём в беседке, – позвал он.
– Пойдём, пока остались вдвоём, я хочу с тобой поговорить.
– О чём? – устраиваясь на скамейке, спросил он.
– Саша, нашему ребёнку скоро семь месяцев, а мы для него ещё ничего не приобрели. Я хочу проехать по магазинам и сама купить всё, что нужно.
– Боишься повторения недавних событий?
– Боюсь. Вы все от испуга становитесь растерянными и неадекватными. Я приготовлю вещи для себя и малыша и спокойно буду ждать, когда наступит момент родов.
– Хорошо! Завтра я свободен, отправимся в магазины.
Тася замолчала, глядя на струи фонтана, сверкающие на солнце.
– У меня такое впечатление, что ты хочешь что-то обсудить и не знаешь, с чего начать? – взяв за руку, вывел её из задумчивого состояния муж.
Она вздохнула и, глядя ему в глаза, произнесла:
– Я должна тебе признаться, что долгое время старалась не думать о малыше, как о своём ребёнке. Понимаю, как это звучит дико, но я вела себя как суррогатная мать, сосредоточившись на физиологии. У меня была одна цель – выносить плод, не думая, каким он родится.
– Почему?
– Боялась. Сейчас мне так стыдно за это, – глаза Таси наполнились слезами. Вытерев мокрую дорожку на щеке, она проговорила, – когда две недели назад мне сказали, что будут делать кесарево сечение, я так напугалась за него.
– Не плачь, всё же обошлось, – прижав её к груди, сказал Саша.
– Наш мальчик молодец! В первую ночь в стационаре он так крутился, словно пытаясь отчего-то освободиться. Я места себе найти не могла. Потом положила ладони на живот и впервые с ним заговорила. Я рассказывала ему о тебе, о Максиме и Паше, говорила, что мы его любим и ждём, он, словно услышал меня, успокоился. Назавтра на УЗДГ все результаты были хорошими, даже доктор удивился.
– Узнаю мой характер, – улыбнулся муж.
– Он и, правда, такой же деловитый, как ты. Во время обследований я постоянно наблюдала за ним на экране монитора, смотрела, как он копошится у меня в животе, трогает себя, играет пуповиной, и пустоту в душе, от которой я не могла избавиться все эти месяцы, заполняла любовь к моему крохотному сыночку. Сердце замирает от этого чувства. Я так его люблю!
– Наконец-то ты прозрела! Я никогда не верил во все эти бумажки. Я верил своим глазам, которые видели нормального мальчишку, только маленького, очень похожего на меня.
– Хвастун! – засмеялась она и прижалась к его плечу.
Они замолчали, каждый думая о своём.
– Ты верно сказал, прозрела! Я долго думала, что повлияло на моё состояние, почему мне было так тяжело, а потом поняла. Наше общество зомбирует нас, навязывая нам идею здорового социума, в кавычках.
– Стоп, доцент! Вы сейчас не на лекции, извольте объясняться нормальным, человеческим языком.
– Не подсмеивайся! – она шутливо толкнула его в бок.
– «Здоровый социум в кавычках» – это, по-моему, перебор, хотя я давно привык подобным твоим словам.
– Послушай, то, что сейчас скажу, для меня важно! – по серьёзным глазам Таси, в глубине которых затаилась боль, Саша понял, что предстоит трудный разговор.
– Я долго размышляла над этим, благо время хватало. Ответь мне, почему в нормальных семьях боятся рожать детей с генетическими отклонениями, оставляют их в больнице? Я сейчас не говорю о неблагополучных семьях.
Александр растерянно посмотрел на неё, потом ответил:
– Если честно, я над этим никогда не думал. Может, люди боятся несвободы: такой ребёнок требует большого внимания, ухода. Каждый хочет гордиться своим потомком, его достижениями, а больной ребёнок не поступит в университет. Ну, и продолжение рода – тоже немаловажный фактор.
– А вот животных люди не боятся заводить. Они тоже требуют ухода и лишают своих хозяев свободы, когда нужно поехать на отдых. Они никогда не поступят в университет и уж, во всяком случае, не дадут человеку продолжение рода. Тем не менее, они их самозабвенно любят, лелеют, водят на выставки и гордятся их достижениями, лечат, говорят о них друзьям.
– Ну и сравнила! Это же ребёнок, твоя плоть и кровь, а ответственность какая!
– Значит, его можно бросить в больнице, если он не имеет тех возможностей, что обычный ребёнок, а ещё лучше убить, пока в животе? – глаза Таси загорелись от ярости.
– Почему ты заговорила об этом? Из-за нашего сына?
– Да! Раньше я всё это знала, но знания не трогали душу. Я жалела детей и родителей, но не вникала в причину происходящего, – с горечью в голосе произнесла она. – Когда мне довелось пройти все круги ада из-за отношения ко мне и нашему ребёнку, я пропустила всё это через сердце и поняла, что систему надо ломать.
Она встала, прошлась по беседке, остановилась напротив Александра и, пристально глядя в глаза, произнесла:
– Ужас в том, что мы убиваем живого человека потому, что он в чём-то отличается от нас. А сколько гибнет нерождённых детей из-за ошибки в диагностике! Каждому, кого заподозрят в малейших отклонениях в параметрах, система выносит приговор, который обжалованию не подлежит: «Такие не имеют права жить!». Якобы из гуманных соображений, родителям говорят: «Подумайте, как будете мучиться вы с больным ребёнком, как будет мучиться дитя, родившись больным». А потом завуалированно, иногда и напрямую предлагают: «Давайте лучше его убьём, пока он маленький и не увидел свет, и вы будете продолжать жить, как прежде, без страданий». И никто не задумывается, что будет с душой матери после этого, что духовные страдания порой неизмеримо ужаснее, чем физические.
– Ты говоришь такие страшные вещи… Тебя что, вынуждали делать аборт? – его лицо исказилось от гнева.
– Косвенно предлагали. А ещё меня просто хотели выгнать из больницы на Курнатовского, говорили, что с такой патологией не лечат. Благо, что есть ещё люди в белых халатах, для которых долг врача превыше всего.
– Ты мне об этом ничего не говорила.
– Я не сомневалась, что вы встали бы на мою защиту, но боялась скандала, поэтому о многом молчала.
– Ты всегда стараешься всё решить сама, – обиженно упрекнул он.
– Прости, но у меня хватало сил только на то, чтобы бороться за ребёнка, и я сосредоточилась на этом.
Они снова замолчали, обдумывая сказанное. Через некоторое время Тася промолвила:
– Семьи, у которых появляется особенный ребенок, боятся пересудов окружающих людей, замыкаются, нередко прячут его от других, стараются вообще о нём не говорить. И всё это из-за страха, что вместе с ним семья станет изгоем.
– По-моему, ты преувеличиваешь. Государство сейчас многое делает для людей с ограниченными возможностями.
– Я говорю не о государстве, речь об обществе, о гражданах, из которого оно состоит. Менять надо здесь, – прикоснувшись рукой к груди, сказала она. – Может, отношение к таким людям является мерилом, насколько мы цивилизованны? Мерилом, определяющим, кто ты – человек разумный или животное? Не спорю, мы сейчас изменились. Но всё же остаёмся рабами наших страхов, боимся не соответствовать общепризнанным стандартам.
Александр потянул её за руку и посадил рядом с собой.
– Тася, я согласен с тобой, ты всё говорила правильно, – мягко произнёс он. – Но сколько найдётся людей, которые найдут массу аргументов против твоей теории, напомнив о здоровье нации и многом другом. И ты недооцениваешь роль женщины-матери. В конце концов, это ей решать, жить ребёнку или умереть, и хорошо, что ты у меня не такая.
– А знаешь, Саша, я им не судья, – неожиданно легко согласилась она. – У Юрия Левитанского есть хорошее стихотворение, мне кажется, что лучше, чем он, о выборе никто не писал:
Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку —
каждый выбирает для себя.
Каждый выбирает по себе
слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает по себе
щит и латы, посох и заплаты.
Меру окончательной расплаты
каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает для себя…
Выбираю тоже – как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя
– прочитав строчки стихотворения и, помолчав, Тася добавила:
