Элеонора Кременская - Пьяная Россия. Том первый
По своей привычке к болтологии, сухо приказал самому себе взять себя в руки. Побагровел, что-то решив и резко, не раздумывая, бросился вперед, на зеркало. Раздался звон, глухой звук и пьяница со стоном упал на пол.
Впрочем, через минуту он уже вскочил и упрямо наклонив голову смотрел тяжеленным взглядом ненавидящего всех и вся человека в комнату по ту сторону зеркала.
Тут хлопнула дверь. Черт вошел и сразу рассмеялся, глядя на огромную шишку, вздувшуюся на лбу у пьяницы. Он все понял, подошел к трюмо. Пьяница пристально его разглядывал. Это был мужчина, плотный, коренастый, с черными аккуратными усиками над верхней губой, чистыми щеками хотя у самого пьяницы щетина выросла еще больше, того и гляди превратится в бороду. Пьяница машинально потрогал себя за подбородок.
Черт был похож и одновременно не похож на пьяницу.
– Я так не выгляжу! – категорически заявил пьяница.
– Ну, конечно же, так выгляжу я! – мягко согласился черт.
– Выпусти меня! – потребовал пьяница.
– А ты опять пить будешь?
– Какое твое дело? – возмутился пьяница. – Если даже и буду!
И загибая пальцы стал перечислять:
– Мой дед пил, мой отец пил, и я пью! – и гордо выпрямился, будто сказал о чем-то замечательном и необходимом всему человечеству.
Черт не ответил, а только заложив руки за спину подошел к окну. Пьяница мог наблюдать лишь его тень на полу, окно находилось за трюмо и в зеркале не отражалось.
– Послушай, черт, – сбавил тон пьяница, – мне здесь страшно.
– Ну и что? – равнодушно процедил черт.
Пьяница напряженно думал. Он вспоминал что-то такое про душу и про сделку:
– Я тебе свою душу продам! – доверительно пообещал он.
– Она, итак, мне принадлежит, – возразил черт и вернулся к трюмо, уже заинтересованно глядя в глаза пьянчужке, как бы подначивая его к поступкам.
Пьяница чувствуя нарастающую злобу схватил стул и жахнул им по зеркальной поверхности. Зеркало со звоном посыпалось на пол. А пьяница с воплями победы полез в комнату, прочь из зазеркального мира…
Черт сразу же исчез, будто и не был, но вместо него на пороге комнаты выросли хмурые стражи порядка, скрутили пьяницу и поволокли под вопли разгневанных соседей уставших от шума и пьяных воплей посреди ночи. Соседи потрясали перед носом пьяницы кулаками и вообще желали ему всех «благ».
Пьяница молчал и только поджимал ноги, на манер малыша, который желает, чтобы родители перенесли его через лужу. Однако, под руки его волокли не родители, а доблестные охранники интересов граждан. А, когда он уже из-за решетки клетки в красках поведал стражам порядка о черте, его перевезли в психиатрическую, где специалисты дела сего поставили диагноз известный всем выпивохам мира – «Белая горячка».
Но вот, аргумент, кто же тогда прибрался в квартире, как не черт, спрашивал пьяница у любопытствующих психов в палате, кто вымыл посуду и полы? Кто? И психи покорно соглашались с его доводами, а сам пьяница считал, незыблемой истиной, что он побывал в мире зазеркалья и черта видел, факт!
Письмо
Однажды я приехала к своим друзьям в Москву, в переполненном метро, девочка лет пятнадцати выронила незапечатанный конверт, и он упал мне на колени, из-за толчеи не сразу заметила я ее потерю. А, когда заметила, было уже поздно, девочка вышла, поезд захлопнул двери и поехал. Конверт оказался абсолютно чистым, но внутри лежало письмо. Видно было, что писала его дитя, почерк неровный, как бы спотыкающийся, то тянулся несколькими словами во всю линию школьного листка, то торопился скомкано-маленькими буковками, едва-едва соединенными черточками и линиями. Некоторые буквы были и вовсе печатные, а не прописные, как положено. Грамматических ошибок я насчитала множество, но все же смысл чужого письма, которое, я, любопытствуя, прочитала, настолько потряс меня, что привожу его, здесь, без изменения:
«Здравствуйте! Зовут меня Прасковьей, хорошее имячко, правда? Но я его стесняюсь и из-за этого всегда провожу время в одиночестве. Друзей у меня нет, потому как в школе обзывают Парашкою-промокашкою, кто же с такою водиться будет? Да еще внешность у меня неподходящая для дружбы: вся в конопушках, волосы рыжие, жиденькие, нос пуговкой, глазки махонькие, а рот, наоборот, большущий. Лягушка, да и только. Одно спасение у меня – моя мать. Она администраторша одного драматического театра, взяла да и достала мне контрамарку на концерт артиста эстрады в концертный зал «Россия». Назовем его Александром, неважно. В зале народу было не протолкнуться, я по контрамарке, уселась на свободный стул между рядами. В душе проклинала свое решение пойти на концерт, испытывая настоящие муки из-за своей неказистой внешности, отовсюду, изо всех углов глядели на меня глаза телекамер и я, как на эшафоте, под их прицелом, о, ужас!
Но тут успокоилась и все позабыла, когда на сцену вышел Александр. При первом же звуке его голоса меня охватила дрожь. Это был проникновенный бархатный голос. Александр среднего роста, стройный брюнет с правильными чертами лица, с неотразимой грацией движений, с поистине пленительной красотой. Он очаровал меня совершенно. Я не замечала уже ничего, ни телекамер шныряющих по всему залу, ни балетных девиц вертящихся, пожалуй, перед самим артистом. Я была зачарована Александром и совершенно не понимала, о чем он поет, будто он пел не на русском, а на неведомом мне иностранном языке. Я только внимала, бесконечно внимала его голосу, его движениям в танцах, его непринужденной речи между песнями, его шуткам, часто звучавшим со сцены. Меня удивили его слезы, которые, как-то естественно потекли у него по щекам, когда он переживал в песне некую печальную историю любви. Человек этот поразил меня в самое сердце и я, никогда еще не любившая, полюбила его мгновенно, он стал для меня моим смыслом жизни, моей мечтой… Я больше не смогла жить без него. Вся моя комната в один день оказалась оклеена его плакатами, с которых он смотрел на меня с ласковой улыбкой. Да, да, я жила, потому что у него хватало сил бороться с недоброжелателями, и я стала бороться в школе со своими обидчиками и сама уже насмехалась над недостатками их внешности, приводя недоброжелателей в замешательство. Однажды, мой любимый певец сильно заболел, его оперировали и я, в числе других, дежурила у больницы, и тоже сдала свою кровь по паспорту такой же фанатки, старше меня летами, в надежде, что может быть, моя кровь ему пригодиться… Вскоре, я уже не смогла совладать с собой, перестала сторожиться матери и знакомых, а окончательно заболела Александром. Чтобы иметь возможность покупать билеты на его концерты, мать отказывала мне в контрамарках, испугавшись моей «болезни», я устроилась расклейщицей объявлений в разные агентства недвижимости и клеила после школы, указанные мне районы, ничего не соображая и не чувствуя никакой усталости, только ощущая всепоглощающую любовь к Александру.
Я хотела слушать и восхищаться им всегда. И слушала его, сдерживая дыхание, напрягая зрение, до боли в глазах, улавливая каждое его движение на сцене.
В один вечер, расклеивая объявления, чтобы опять купить билет на его концерт, я шла по улице, неподалеку от центра Москвы. Рядом со мной остановилась черная блестящая иномарка. Быстро хлопнула дверца, и мимо меня прошел Александр. Он толкнул дверь в небольшое кафе и скрылся там, в уютной полутьме обеденного зала. Страстно желая увидеть этого изумительного человека вблизи, я бросилась вслед за ним, кинув все объявления и клей в урну. К счастью для меня, это было простенькое кафе, а не модный супер-клуб с «бычарами» на входе, я прошла беспрепятственно.
Когда, при свете полупритушенных ламп, я бросила взгляд на Александра, то подумала, что ошиблась и перепутала его с кем-то другим. Лицо его было увядшее, осунувшееся; одет он был плохо, в грязные джинсы, разбитые ботинки; говорил глухим, не своим голосом. Но мало того в кафе он оказался завсегдатаем и две потасканные девицы, в профессии которых не приходилось сомневаться, обнимали его с двух сторон, тесно прижимаясь к нему, он же глотал водку и скверно ругался. Я несколько раз потрясла головой, чтобы убедиться, что передо мной именно Александр. Я больше не находила в нем ничего от того, что привыкла видеть на сцене, исчезло благородство, грусть, любовь. Взгляд его был потухший, на лице оставались следы грима, что придавало ему еще более неряшливый вид. Пораженная, я вышла из кафе и долго стояла на улице, ничего не замечая. Какое несчастье в один миг потерять веру в любовь, веру в человека»… Без комментариев…
Немытики
«Каждый человек, – есть вселенная, которая с ним родилась и с ним умирает, под каждым надгробным камнем погребена целая всемирная история»
ГейнеДва мужика катались в пыли двора. То один одолевал и садился другому на грудь, то другой опрокидывал первого и садился ему на грудь. Оба страшно устали, но не отставали от своего занятия.
