Олег Михалевич - Форс-мажор. Рассказы
Я расклинился между локатором и судовым телеграфом, безуспешно пытаясь разглядеть швы сварки на залитой водой палубе. Качка не доставляет удовольствия никому, и каждый по-своему подвержен воздействию морской болезни. У меня она выражается в повышенном аппетите.
Трюк с Васькой был беспроигрышным. Тараканы и крысы водились на пароходе в изобилии, и с ними, по воспоминаниям деда, безуспешно боролись с момента приемки судна от американцев. Поэтому традиционные методы я отверг сразу. И придумал свой – иерархический. Проще говоря, выделил из числа тараканов, прогуливающихся по поверхности стола в моей каюте, самого крупного и осторожно пододвинул к нему крохотную крошку сыра. Таракан присел от неожиданности на все свои лапы, но не убежал, а, обнаглев, стал грызть сыр прямо у меня на глазах. Я нарек его Васькой. И тут же прихлопнул нескольких его конкурентов. Подобную процедуру мы повторяли две недели подряд. Я кормил Ваську сыром, поил яблочным соком, и он позволял мне осторожно прикасаться к его спине кончиком пальца. Васька быстро подрастал, и его уже было не спутать с недокормленными сородичами. Постепенно все остальные тараканы из поля моего зрения исчезли. И я подумывал уже о следующем этапе: организации тараканьих бегов.
Быстро сгущался сумрак, чтобы уступить место темной тропической ночи. Авторулевой не успевал уследить за выкрутасами девятого вала, и за штурвал поставили вахтенного матроса, двухметрового Колю Гудкова.
– Игоревич! – вдруг позвал он меня. – А вот вы как думаете, корпус выдержит шторм или нет?
Вопрос мне не понравился.
– Ты о чем это? – спросил я, хмурясь.
– Ну как же, – ответил он. – О трещине все знают. И дед неспокойный ходит. Кое-кто нервничать начинает. А другие так нет, ерунда все, говорят. А вы какого мнения?
– Простого. Нечего панику на пустом месте сеять. Тоже, нашли тему. Чтобы судить о чем-то, надо разбираться в сути вопроса. Наука такая есть – сопротивление материалов. Все легко просчитывается. Вектор напряжения надо помножить на стрелку прогиба и по таблице коэффициентов с учетом интеграла и закона Гука… А народ-то к чему больше склоняется?
5Двое суток спустя стрелка барометра застыла на одной, хотя и крайне низкой, отметке, шторм вновь уступил место ровной зыби. Дед и капитан нервно вышагивали по палубе вокруг наваренных листов, о чем-то спорили, сразу замолкая, если к ним приближался кто-либо из членов экипажа. Вахты третьего штурмана и четвертого механика заканчиваются одновременно, в полдень, поэтому мы с Юрой обедали, поглощая скудную пайку, одновременно, позже всех. В кают-компании мы были вдвоем, и я напомнил, что мы давненько, с начала шторма, не брали в руки штангу.
– Не получится сегодня, – огорошил меня Юра. – Дед велел сварочный аппарат приготовить, будем листы над трещиной подваривать.
Я сразу оживился.
– А что, лопнула-таки старая сварка? Можем Гафарова трясти? Давненько я черной икрой не баловался…
Юра огорченно потряс головой.
– И не побалуешься. Все на месте. Разве что несколько крупинок отлетело, почти незаметно. Но деду что-то не нравится, хочет дополнительно укрепиться. Какой тут спор после этого?
– Жаль… А как здорово все начиналось! Ладно, пойду придавлю свои законные шестьдесят.
Я поднялся к себе, открыл дверь и замер. Посреди каюты сидела огромная крыса и в упор смотрела на меня черными бусинками глаз, явно не желая уступать место. Мне стало не по себе. Крыс было много, но обычно они старались не попадаться людям на глаза, разгуливая в основном по ночам. Но чтобы так, средь бела дня… «Должно быть, сильно оголодала, – подумалось мне. – Стоит повернуться спиной, чтобы открыть дверь и… Главное, не показать, что ее боишься. Пусть знает, кто здесь хозяин положения!»
Для настоящего овладения положением мне, однако, не хватало какого-нибудь инструмента. Я был в шлепанцах, шортах и в легкой рубашке. В обозримой близости ничего не просматривалось. Я осторожно, не делая резких движений, протянул руку к ближайшему рундуку, медленно выдвинул его и вытянул полуметровый стеклянный термометр для замера воды. Крыса не двигалась. Видимо, отступать ей было некуда. Но оружие в руках придавало мне уверенности.
– А-а! – закричал я, делая выпад термометром, как шпагой. Крыса метнулась вбок, к переборке с прикрученной к ней батареей центрального отопления, и исчезла. Я осторожно потыкал за батареей градусником и обнаружил прогрызенную в переборке дыру.
Успокоившись, я покормил Ваську и прилег на койку. Сон не шел. Глаза то и дело обращались к батарее, и я понял, что пока не увижу на дыре надежной заплаты, сну в этой каюте меня не одолеть. Да и мотивация поведения крысы меня все еще озадачивала. Какой там голод, если трюмы забиты сахаром! И даже если допустить, что в трюм ей не пробраться, при чем тут моя каюта? Появление Юры я встретил с облегчением.
– Ну как, пан спортсмен, – сказал он, – пойдем, штангой побалуемся?
– А что, сварочные работы уже закончились?
– Не совсем.
Юра загадочно улыбнулся.
– Аппарат-то я притащил, как дед велел. Да вот беда – электродов не оказалось. Предшественник мой, оказывается, забыл в Союзе заказ сделать, а дед не проконтролировал. Так что где там Гафаров? Жизнь продолжается!
6Штанга, полуторапудовые гири и гантели водились на пароходе с незапамятных времен. Площадку для спорта мы оборудовали в кормовой части, на полуюте. Как должны выглядеть настоящие тренажеры, мы и не подозревали, но книжка была рассчитана именно на неизбалованного советского человека. Гимнастическую скамейку заменяла отшлифованная доска, которую мы закрепляли в разных положениях, а упражнения делали по очереди: один подавал или принимал штангу, или придерживал партнера за ноги на наклонной доске. Мы размялись, используя гантели и гири, и перешли к более основательным упражнениям. Юра устроился на доске, я вытащил из ящика восьмидесятикилограммовую штангу, встал над его головой и опустил снаряд на Юрины руки. Он напрягся, принимая вес, и я отпустил металлическую ось. В этот момент судно накренило, штанга пошла вбок, я кинулся на перехват, но скамейка уже качнулась и упала. Штанга покатилась по наклоненной палубе и ударилась об ограждение площадки. Пароход перевалился на другой борт. Штанга покатилась назад. Прямо на лежащего Антоненко.
– Юра!
Я кинулся на помощь, но Антоненко уже и сам оценил ситуацию. Он взлетел с необыкновенной скоростью, штанга прокатилась мимо, ударилась о скамейку, подпрыгнула и одним концом врезалась в ящик с гирями. Стенка треснула. Я с ужасом представил, что нас ожидает среди груды разбушевавшихся спортивных снарядов, и мельком взглянул за борт. Поверхность океана была спокойной. Пароход не качало. Не сговариваясь, мы разобрали коварную штангу и убрали ее подальше. Юра отделался легкими ссадинами на животе и локте.
– Что это было? – спросил он.
– Черт его знает, – признался я. – Прикатило откуда-то. Может, цунами?
– Скажешь тоже. Тут бы такая гора воды прошла – мало не покажется! И штанга бы нам не так врезала!
– Да нет, – объяснил я. – В океане цунами ничем не грозит. Качнет, как сейчас, и все. Волна только возле берега поднимается.
– А берег-то далеко?
– Относительно… Гавайские острова прошли неделю назад. Они ближе всего. До Японии еще недели две.
– А штормить нас будет?
– Ну, сразу и не скажешь. По прогнозу вроде все в порядке. А что?
– Да я так. – Юра потрогал ссадину на животе, потянулся. Полюбовался рельефным бицепсом. – Что-то есть захотелось. А не заглянуть ли нам к Гафарову?
– Попробуем, – легко согласился я.
Мы спустились с юта и зашагали к надстройке. Я подумал, что сейчас самое время будет заделать дыру в переборке.
По крышке трюма разгуливали несколько чаек. Откуда они взялись здесь, посреди океана? Кто-то придумал красивую легенду, что в чаек переселяются души моряков. Но мне не очень хотелось бы, чтобы моя душа оказалась в этом кричащем и гадящем создании.
– Рыбаки рассказывают, – сказал я, – что в дальних рейсах, когда рыба надоедает, они ловят чаек на крючок, как рыбу, и едят. Говорят, неплохое мясо получается, хотя и черное.
– Не очень-то они аппетитные, – усомнился Юра. – Конечно, это как приготовить… Интересно, а наш повар справится?
И я не стал его огорчать напоминанием об еще одной примете:
«Чайка ходит по песку, моряку сулит тоску.»
7Вечером шторм разыгрался с новой силой. Направление ветра изменилось, волна била в правый борт, перекатывалась через трюмы, бурными потоками проносилась по палубным проходам между трюмами и бортом. Фильм крутили в столовые команды, но из-за духоты и постоянной качки зрителей не оказалось. Смотреть кино в одиночку Пахомов не захотел. Он поднялся на мостик, включил громкую связь и запретил любое перемещение по открытой палубе. Затем подошел к барометру, постучал пальцем по стеклу, словно надеясь вернуть на нужное место застрявшую в нижней части прибора стрелку, и повернулся ко мне:
