Линор Горалик - …Вот, скажем (Сборник)
…Вот, скажем, очень большая, очень красивая модель в нежно-розовом полупрозрачном вечернем платье Chistova&Endourova доходит края подиума, приседает и быстро показывает камерам язык сквозь распальцовку.
* * *…Вот, скажем, девочка рассматривает платье с капюшоном, практически закрывающим лицо, и говорит подруге: «Ой, как же я такое хочуууу. В нем же можно плакать-плакать, и никто не увидит!»
* * *…Вот, скажем, представители состоявшейся интеллигенции беседуют о недавних законодательных инициативах – и в этой связи говорят, конечно, об испорченности нравов, распаде моральных ориентиров и прочих икре, севрюге, жите. Затесавшийся между ними представитель рабочего класса, то есть менеджер среднего звена из какой-то принтерной компании, заметно воодушевляется. Он не из здешних, он с Можайского шоссе, и ему кажется, что это такой приятный человеческий разговор о важном. Поэтому он при первой же образовавшейся паузе говорит: «А у меня одноклассник был! Он всю порнографию пересмотрел. Ну честно, еще на видаке, в начале девяностых. Ну правда, всю, какая тогда была. Так если ему показывали потом по интернету порно, он смотрел-смотрел, а потом говорил: „Я бы по этому вашему порно снял отличное порно“. Вот это был испорченный человек!» Представители состоявшейся интеллигенции без особого энтузиазма интересуются, чем этот самый человек занимается сейчас. Выясняется, что сейчас этот человек работает в службе безопасности администрации президента. «Вот! – восклицают представители состоявшейся интеллигенции. – Вот! Был интересно мыслящий человек, а кончил работой в администрации президента!» Разговор возвращается в прежнее эсхатологическое русло.
* * *…Вот, скажем, известный фотограф С., человек серьезный и эстетически подкованный, раздраженно интересуется в Фейсбуке, не хочет ли кто-нибудь разработать аппликацию, позволяющую автоматически скрывать в ленте фотки еды, детей и котиков. Он проспонсирует. Отзывается технолог Р. – и в течение двадцати минут фотограф С. и технолог Р. вполне конкретно обсуждают всякие детали разработки. В результате технолог Р. обещает кинуть бюджет, фотограф С. обещает додумать интерфейс – и оба сходятся в уверенности, что примерно за полгода эта самая аппликация их озолотит. Напоследок технолог Р. замечает:
– А еще можно сортировать всё по цветам. Это сейчас очень принято.
– Сортировать что? – не понимает фотограф С.
– Ну, этих. Детей, котиков, – отвечает технолог Р.
– Так мы же скрываем детей и котиков! – изумляется фотограф С.
Выясняется, что фотограф С. – он в каких-то там европах живет. А технолог Р. – нет, он живет в России. Он, видите ли, понял задачу строго наоборот.
* * *…Вот, скажем, официант в кафе роняет на пол поднос с вилками и, глядя на них, тоскливо говорит: «Все, щас все как привалят…»
* * *…Вот, скажем, впавший в здоровую февральскую депрессию антрополог Ч. рассказывает своим московским друзьям, как, значит, с этой проблемой справляются обитатели Заполярья. Что, мол, когда советские исследователи впервые приехали спаивать обитателей Заполярья и менять свою душу на кобальт и газ, то уже через два месяца поддатые и оттого очень дружелюбные местные жители стали чуть ли не каждый день вынимать гостей из петли. А потом рассказали, что сами они со своей сентябрьской, октябрьской, ноябрьской, декабрьской, январской, февральской, мартовской и апрельской депрессией справляются следующим образом: как кто начнет рассуждать, что хорошо бы сейчас связать петлей моржовую жилу… Нет, повеситься там особо не на чем. Ну, хорошо, заточить моржовый клык и что-нибудь такое с собой сделать, – так соплеменники наваливаются на него гуртом и для начала крепко связывают. И привязывают к санкам. А потом долбят прорубь и выталкивают связанного депрессанта на са-а-а-мый край. Чтобы лед трещал. Ну, депрессант, понятно, орет, ругается, грозит соплеменникам заточенным клыком, то своим, а то моржовым. А они выжидают минут пятнадцать-двадцать, а потом аккуратненько оттаскивают клыкастого соплеменника от проруби обратно в мир живых. И месяца два-три после этого соплеменник очень бодр и весел, да и в следующие пару месяцев – стоит ему увидать санки, как он вздрагивает и немедленно хорошеет прямо на глазах. И антрополог Ч. из этого делает выводы о неравнодушии общины к страданиям индивидуума. А друзья его, обиженные намеком, уходят к батарее курить, и один из них говорит, что вообще-то ежедневно выталкивать антрополога Ч. на край проруби и в Москве можно.
– В Москве и прорубь ни к чему, – говорит архитектор Т. – В Москве в окно выталкивать можно.
– В Москве и окно ни к чему, – говорит политолог Ш. – В Москве к соседям выталкивать можно.
* * *…Вот, скажем, скрипачка Г. узнает, что ее отец – он, может, ее отец, а может, и не ее отец. И потом всю жизнь не может решить, стоит ли делать тест на отцовство. Потому что если выяснится, что ее отец не ее отец, то будет трагедия: так уж он сильно ее любит. А если выяснится, что ее отец – ее отец, то будет трагедия: не так уж он сильно ее любит.
* * *…Вот, скажем, телепродюсер Д., находясь в состоянии благодатного подпития, решает словесно приласкать официантку и говорит ей: «Обидно вам, наверное, работать в пятницу вечером, когда все выпивают». «Ну что вы, – говорит девушка. – Я, наоборот, с удовольствием». Телепродюсер Д., который последний раз работал с удовольствием во сне – палачом у муравьиного царя – просит пояснений. «Понимаете, – говорит официантка, – в пятницу вечером, в половине седьмого, в центре Москвы на поверхность земли выходит Шеол. Я человек верующий, я потерплю. А вот вам, конечно, лучше забыться».
* * *…Вот, скажем, гость столицы говорит вслед прошедшей мимо красавице: «Такой женщине муж должен пальцы ног облизывать и между этими пальцами ромашки совать!»
* * *…Вот, скажем, две креативные девушки раскладывают на прилавке предновогоднего базара подарков плоды собственного творчества – непременные валяные брошечки, бисерные браслетики и пластиковые сережечки. Cтоит одной отвернуться, как другая незаметно пододвигает подносик со своим товаром чуть ближе к покупателям; двадцатью секундами позже ее подруга тайком проделывает то же самое со своим подносиком. После третьей манипуляции оба подносика грохаются в проход между столами.
* * *…Вот, скажем, надпись на стене жилого дома в глухом спальном районе: «Граждане! Мы и так живем на краю цивилизации! Убирайте хотя бы собачье дерьмо с тротуара!», и приписка фломастером: «Катя! Я тебя люблю, но и твоего кобеля касается! Евгений».
* * *…Вот, скажем, журналистка пытает художника К. на открытии его выставки: «Вот вы к нецензурной лексике как относитесь?» – «Равнодушно», – говорит художник. «Ну как же это – равнодушно?» – недовольно спрашивает журналистка. «Ну, равнодушно», – говорит художник нервно. «Ну как же можно равнодушно относиться к нецензурной лексике?!» – спрашивает уже порядком возбужденная журналистка. «Слушайте, ну что за хуйню вы спрашиваете?» – говорит художник тоскливо.
* * *…Вот, скажем, буфетчица в театре, где проходит открытие поэтического фестиваля, собирая двадцать пирожков и десять чашек чая для репетирующих внизу поэтов, удивленно спрашивает саму себя: «Что ли поэты пирожки едят?..»
* * *…Вот, скажем, жовиальный молодой человек замечает своему другу после выступления поэта Пащенко: «Да, Библию, видимо, все-таки стоит прочитать».
* * *…Вот, скажем, серьезная студентка педагогического университета внимательно слушает лекцию критика Ильи Кукулина о современной поэзии. «Сейчас я прочту вам стихотворение, которое называется „Мед“», – начинает лекцию Кукулин. «Пока все хорошо, – тихо шепчет девушка себе под нос. – Пока все понятно».
* * *…Вот, скажем, официант вежливо сообщает посетителям, что «суши у нас закончились еще 14 января 2007 года». На вопрос о том, что же такого произошло 14 января 2007 года, рассеянно отвечает: «О, не думайте об этом».
* * *…Вот, скажем, музыкант К., отчаявшись дождаться давно заказанного такси, одалживает в гостинице детские санки и, нагрузив их инструментами, отправляется на собственный концерт пешком.
* * *…Вот, скажем, художник К. спрашивает сотрудниц Музея современного искусства, нельзя ли ему сделать чаю, и в течение следующей минуты с великим тщанием перечисляет технические параметры напитка: не слишком горячий, сахара две ложки с половиной, но без горки, лимона один ломтик разрезать пополам, пакетик «хорошенько поболтать, вынуть и отжать в чашку» и еще «размешивать не надо, это я люблю сам». После чего спохватывается, чувствует, что невыносимо занесся в своей гордыне, и быстро добавляет упавшим голосом:
