Ева Ланска - Жена пРезидента
– Отличное. Правда, ощущение чего-то знакомого.
– Нет, именно такого названия нет. Но ощущение правильное. Люди всегда инстинктивно тянутся к чему-то знакомому, нового боятся, ему обычно не доверяют.
– Согласна. Но партия – это команда единомышленников. Это люди, на которых можно положиться, которые не предадут в самый неподходящий момент…
– Ну, это не проблема. У меня полно друзей, и я верю в настоящую русскую дружбу. И потом, всегда есть дензнаки, сплачивающие не хуже веры в светлое демократическое будущее. То, что выходит за рамки дружбы, покупается. И еще… Я хочу, чтобы ты ушла из своей конторы Никонора и помогала бы мне в этом деле. Во всем.
– Я и так буду помогать тебе, а Никонор мне платит зарплату.
– Ты не совсем понимаешь. Политическая работа отнимает много времени. Налаживание контактов, поддержание связей, разъезды, встречи, пресс-конференции, вся фигня. Это трудно совмещать.
– Хорошо, милый. Как только вернемся, я сразу напишу заявление и займусь всей фигней.
Она встретилась с ним взглядом. Он смотрел на нее в упор. Смотрел жадно и благодарно. Метель в его глазах крутила свежим снежным порывом, густым и мягким…
Тогда они в первый раз целовались как мужчина и женщина, сознающие свое слияние, отдающие себя без остатка, трогающие души друг друга жадными языками…
– Ты права, надо отцу доказать, что я достойный сын. Вот стану президентом, что на это Алексей Олегович скажет? Обкакается папа Леша! – воодушевленно произнес муж после долгого поцелуя. – А музыка? Ну ее, эту музыку… Хотя жаль, что я повязан и не могу играть на гитаре с утра до вечера.
– Ты сделаешь это для себя, а не для него, – твердо сказала Саша, почувствовав неприятный укол ревности. В такой момент – и снова о папе!
– Угу! – кивнул муж, пожав Саше руку, как соратнику по партии.
К уколу ревности тогда примешалось тоненькое сверлышко первого сомнения: а правильно ли это? Надо ли его поддерживать в его новой игре в политику? Ведь это игра… Но тогда она не обратила внимания на маленькую болезненную ямку… Заглушило безумное желание отдать себя любимому полностью, без остатка, во всех смыслах, не только в политическом.
На мониторе борта «Красноярских авиалиний» больше не целовались, а наоборот, кажется, ругались. В красивом двухэтажном доме герой и героиня занимались ненавистью. Она, стоя на лестнице с коваными перилами, что-то кричала с перекошенным лицом, он зло отвечал ей с огромного дивана. Куда делась страсть, бурлившая через край пять минут назад? Куда она обычно девается? В отстойник просроченной страсти, где она обновляется и поступает к другим героям, чтобы новые он и она прополоскали в ней свои отношения и снова орали друг на друга?
Саша могла бы надеть наушники, расположенные в ручке кресла, и узнать, в чем там дело, но так было интереснее смотреть… Фамилия актрисы так и застряла где-то в подсознании. Муж бы назвал наверняка, если бы был рядом. Александр знает мировой кинематограф, как свою любимую мировую историю. У него вообще прекрасная память, он держит в голове тысячи цитат и исторических фактов.
Иногда ей кажется, что человеческая голова просто не может вмещать столько информации, если не подключена к серверу какой-нибудь мировой библиотеки. При этом муж хорошо разбирается в музыке и делает неплохие саундтреки. И еще он красивый и с хорошим вкусом, следит за коллекциями ведущих дизайнеров и модными каталогами, тратя на покупку одежды больше времени, чем на что бы то ни было. Он любит быть на виду. Боится поправиться, следит за фигурой, у него тридцать пять костюмов, он заказывает себе у портного рубашки с инициалами, предпочитая яркие цвета – красный, оранжевый, зеленый.
Александр обсуждает даже пуговицы на пиджаке, может четыре часа думать, какие носки с какими ботинками надеть. Они убили на это занятие не одну неделю, если суммировать время. Он обожает быть в центре внимания, друзья и знакомые боготворят его, но больше всего ему хочется быть хорошим мальчиком. Чтобы папа это заметил… Папа – вот ключ к его поведению… И вот как нельзя кстати он встречает женщину, которая говорит ему: «Ты будешь президентом».
Она бросает свою работу, все свои дела, посвящая ему всё свое время… Она становится пресс-секретарем партии и вкалывает, вкалывает… Знакомится с нужными людьми, организует встречи, сопровождает его в поездках по регионам, пишет и редактирует речи, проводит пресс-конференции, освобождая его от сомнений, вселяя уверенность… Жизнь посвящается ему. Она ведь любит…
А он… Он бывал иногда таким нежным… Как тогда… в их первый раз…
Почему ей все время что-то мешает погрузиться в эти воспоминания? Дальнейшие события?
Но она постарается… Постарается сосредоточиться на самом-самом приятном. Лететь еще так долго. До Красноярска можно успеть вспомнить все в мельчайших волнующих подробностях. Только это удовольствие она и может себе позволить…
Глава 14
В том, их первом совместном полете самолет коснулся земли мягко и почти незаметно. Пройдя мимо услужливой улыбки командира: «Хорошего отдыха, Александр Алексеевич, вам и вашей девушке», – они вышли из салона самолета и тут же оказались на другой планете. Не приземлились, а примальдивились.
Саша крутила головой, ища хоть что-то знакомое, за что можно зацепиться глазом, какую-нибудь точку опоры, и не находила. Она не понимала, что тут не так, потому что «не так» было все! Узнавался только муж, но и он был какой-то другой, сияющий, голубоглазый…
После недолгой дороги по нестерпимо ярким краскам они подъехали к бунгало на таинственном острове. Среди пальм, глядящих на океан, на песочном берегу под выгоревшей соломенной крышей стоял небольшой домик с приветливыми окнами и открытой верандой.
Обнявшись, они вошли в дом, где им предстояло провести десять волшебных дней. Светлые стены, деревянные темные балки под потолком, ковры на полу, текстиль с орнаментом, запах цветов – и тишина. Абсолютная, неземная тишина. Лишь звук их шагов по половицам. Низкие перекрытия увиты цветами, похожими на шиповник, но небывалого для этого растения цвета – цвета взорвавшейся от счастья фуксии. Высокому Александру приходилось нагибать голову, чтобы не задеть цветы. Пару раз лепестки все же осыпали его волосы. Дом ждал их: гостиная, кухня, ванная, спальня – всё было убрано, приготовлено, застелено.
В светлой спальне, выходящей окнами на океан, ветерок играл с лепестками живых цветов на широкой кремовой кровати. Они остановились возле нее и слились в поцелуе, начатом в небе, словно он не прерывался на дорогу и новые впечатления от другой планеты. Самое волнующее сейчас было между их языками, между их пальцами… Его губы спускались все ниже. Темные балки, увитые пёстрыми растениями, тронулись и поехали куда-то вниз по светлой стене…
– Подожди, милый, я в ванную… – на грани ускользающего сознания произнесла она.
– Не надо. Я хочу тебя такую…
Муж опустился перед ней на колени, целуя ее руки, живот, бедра. Она лежала головой на цветах, источавших одурманивающий, сладковато терпкий аромат. Деревянные балки на потолке перед ее глазами качались, словно каркас потемневшего от времени фрегата в волнах прилива. Она трогала волнистые волосы любимого, а он крепко держал ее за бедра.
Остов фрегата разнесло в мелкие щепки оглушительным оргазмом, и с потолка брызнуло солнце. Шум в ушах смешивался с шумом океана за окном. Она притянула голову любимого к своему лицу и поцеловала, ощутив во рту его мягкий язык со вкусом своей страсти…
Саша почувствовала, что перевозбудилась, окунувшись так глубоко в воспоминания об одной из самых чувственных волшебных ночей. Она встала со своего места и пошла между рядами кресел к светящейся надписи «WC». Из зеркала в тесной кабинке на нее смотрели глаза, в которых отражался остов фрегата. В глазах отражалась память о уже не существующем острове. Сделав над собой усилие, Саша вернулась на своё место 4А и постаралась поудобнее устроиться в кресле.
В сердце что-то кольнуло, желудок отозвался коротким спазмом. Она подумала, что последние три месяца спит по три часа. Ничего не остается, как взять себя в руки, железным призывом к воле. Впереди работа, надо быть в форме.
Она постаралась переключиться на что-нибудь и огляделась. В иллюминаторе висела гудящая темнота. Даже облаков не видно. В кресле через ряд спал дядька лет пятидесяти, по виду советский профсоюзный работник, но в дорогих часах, похоже, местный депутат. Саша видела его ухо, часть щеки, подпертой кулаком, и сложившийся в толстую гармошку подбородок. В этом ракурсе и при таком освещении он напоминал морду рыбы Манты, с которой она встретилась, что называется, лицом к лицу, ныряя на острове. Его сложенный кулак походил на передний плавник этой рыбы, расположенный у ротовой полости и направляющий поток воды и еды Манте в рот.
