Лариса Теплякова - Тайное и явное в жизни женщины
Нет ничего более волнующего и завораживающего для женщины в любом возрасте, чем стремительно идущий ей на встречу мужчина, разрезающий своим решительным движением пространство! И не важно, какой век на дворе, какая погода, какая обстановка и инфраструктура вокруг! Я молча смотрела тогда на них и навсегда зафиксировала в своей памяти два высокие сильные мужские тела, одетые просто, без прикрас, движущиеся из мрака ночи в обрамлении отсветов большого переносного фонаря. Шла сама надёжность, и к ней хотелось припасть. Но я знала тогда, что лучше сдержаться, преодолеть напряжение своего порыва, обратив его во внутреннюю энергию женской притягательности.
Усеева первая замахала им руками, отнюдь не собираясь таиться и скромничать. За ней все остальные выразили бурный девичий восторг.
– Долго вы моетесь! – нарочито строго проворчал Геннадий. – Ничего не сказали – встречать, не встречать. Фонарь даже не взяли. Кто же так по ночам по деревне ходит? Мало ли что!
Все ликовали, словно давно не виделись. Начался весёлый переполох, задорный кавардак, на который способны все студенты. Мы дружили тогда открыто, безраздельно, жили общими событиями. У нас ещё не имелось конкретных парочек, смело отгородившихся от остальных своей влюблённостью, поэтому всякие эмоции выражались свободно и воспринимались по-товарищески. Тогда Светка Усеева прыгнула Юрке на шею, он приятельски похлопал её по спине, аккуратно поставил на землю.
Мой опыт любви, моя уже достаточно развитая Олегом чувственность и прозорливость юной женщины помогали отличить Светкину влюблённость в Юру от простой дружеской симпатии. Светка не умела справляться с собой, как подобает, не владела тонкой стратегией любовной интриги и, увы, была обречена на разочарование. Юра подошёл ко мне.
– Привет, Ань, – тихо сказал Юра, беря у меня из рук увесистый пакет. – Давай понесу.
Он стоял передо мной в высоких резиновых сапогах, прямо-таки в каких-то рыбацких ботфортах, завернутых у колена. Чуть выше каждого сапога начиналось обтянутое выцветшими блёклыми джинсами крепкое бедро молодого самца. Я испытала тогда настоящий толчок вожделения, но подавила его, спрятала вглубь, устыдившись смелости мыслей.
В свете фонаря я видела Юркину смущённую улыбку, обращённую ко мне, ощущала его волнение и радость. «Такой большой, крупный, здоровый и симпатичный, а так смущается», – удивилась я.
А Генка уже смешил остальных девчонок, выдумывая на ходу всякие забавные байки. Так и дошли до лагеря.
Следующая неделя выдалась дождливой и пасмурной. Мы совсем мало работали, но очень хорошо, с аппетитом, ели и валяли дурака. Осенние дни пролетали быстро. Мы изощрялись в остроумных выдумках, напоминая себе самим, что детство не ушло далеко, оно ещё рядом, ещё питает нас своей беззаботностью и безотчётной радостью.
По вечерам устраивали танцы в комнате отдыха. Неважно, что звучало – катушечный магнитофон, радиола или музыкальная передача по телевизору. Пары кружились, теснясь, хихикая и толкаясь боками. Меня чаще всех приглашал Юра Токарев. От него исходила такая доброта и восторг, что невозможно было отказаться от удовольствия искупнуться в тёплых волнах его искренних, сердечных чувств.
Иногда Юру опережал Серёга Мастюнин. Этот добродушный увалень неуклюже двигался, но нежно смотрел на меня. Симпатии моих ухажеров казались незаслуженным подарком судьбы. Я старалась не обижать ни того, ни другого, но и не подавала парням надежд.
А потом потекли обычные студенческие будни. Каждое утро в любую погоду я ждала на остановке свой трамвай, потом ехала в переполненном дребезжащем вагоне. По вечерам, если погода благоволила, я частенько возвращалась пешком. Юра Токарев жил рядом с ВУЗом, но с удовольствием сопровождал меня, удаляясь от своего дома на значительное расстояние. Потом я сажала его на трамвай на моей остановке. Он махал мне из окна и улыбался.
Мама чётко выделила Юру из всех ребят, которые бывали у меня дома.
– Мне нравится этот паренёк, – заметила она. – Какой-то вежливый, интеллигентный.
– А мне он иногда кажется неестественно робким, нерешительным, медлительным, неловким. Просто порой смешной, – ответила я маме.
– Ну, так уж и смешной! – возразила мама. – Ничего смешного во влюблённом человеке нет. Скорее, это говорит о его чистоте, доброте, неискушённости. Он так восхищённо смотрит на тебя! Поверь мне, доченька, многие ловкачи и ловеласы приобретают способности на практике, заморочив с десяток девушек. Для многих – любовные интриги сродни спорту. А тебе пора подумать о будущем. Кто его родители? Наверняка приличные люди.
– Мама! – возмутилась я. – Неужели я должна заниматься ловлей выгодных женихов? Не хочу ничего знать! Какое мне дело, кто его родители? Инженеры какие-то, наверно. Как все. И не о какой любви мы с ним не разговариваем даже. Мы просто гуляем вместе после занятий, а так вся группа у нас очень дружная, ты же знаешь. Даже весь курс на редкость сплочённый. Прикажешь у всех вызнавать подробности про их родителей?
– Господи, какая ты еще дурочка! Не заставляю я тебя никого ловить, а предлагаю присмотреться к хорошему парню. Только и всего. Тебя никто же не неволит. Кстати, папе он тоже понравился. Впервые вижу, чтобы отец кому-то так явно симпатизировал из твоих молодых людей.
– Меня Юркина угодливость вообще порой раздражает, если хочешь знать! – отчаянно упиралась я.
– Нашла мужской недостаток! Стремление угодить женщине! – усмехнулась мама. – Я вижу, порок для тебя привлекательней добродетели своим отрицательным обаянием. По этому тернистому пути прошло немало женщин. Летят, как бабочки на огонь. И ты туда же? Ну-ну. Счастливого полёта.
– Я пока никуда не лечу, – обиженно буркнула я.
Но моя мама умела говорить так, что рациональное зерно житейской мудрости всё-таки падало в глубины подсознания и медленно там прорастало, пуская корни. Вспомнилось и гадание на кофейной гуще в кабинете тёти Джек. Она толковала мне о том же. «Можно и присмотреться» – с облегчением подумала я тогда.
Глава 12
Нелёгкий месяц май
На Первомай выпадало несколько выходных дней. Большой компанией студенты нашего курса собирались за город. Я была уже на выходе, когда зазвонил телефон.
– Тебя, – сказала мама. – По-моему Олег. Но ты не меняй свои планы, дочь! Пожалуйста, не стоит из-за него.
Звонил Полозовский. Я не видела его примерно полгода. Он заговорил так непринуждённо, словно мы мило расстались день назад:
– Привет, журавлик! Посмотри, какое солнце сегодня! Почки с треском лопаются, листочки зелёные пробиваются! Я хочу пригласить тебя на природу! Сколько тебе потребуется времени на сборы?
– Вряд ли получится, – уклончиво ответила я. – Дело в том, Олег, что я уже ухожу. Мы едем на дачу к одногруппнице. Я не могу менять планы. А тебя с праздником и всего хорошего. Меня ждут.
Мысленно я уже сформулировала короткий ответ – «нет». Оставалось это слово чётко произнести вслух без лишних разъяснений.
– Ты хорошо подумала прежде, чем мне отказывать? – раздражённо, по-хозяйски, спросил он.
– Лучше некуда. Извини. Я спешу.
– Ну, хватит, Аня! – возмутился Олег. – Какая ещё дача? Кто тебе может быть ближе и роднее меня? Я знаю тебя лучше всех на свете. Я долго размышлял и решил, что всё ещё можно поправить в наших отношениях, отлично уладить и устроить нашу жизнь. Я и с матерью вчера очень долго разговаривал. Да, я жил нестандартно, возможно неправильно. Признаю, я не подарок судьбы. Но я заверяю тебя, что сейчас решил абсолютно измениться. Мы с тобой поженимся…
– Олег, Олег, о чём ты? Какая женитьба? – теперь вспыхнула я. – За кого мне выходить замуж? За безработного, за человека без определённых занятий? За фарцовщика, за уличного музыканта? Я не настолько романтична. Муж – прежде всего надежная опора.
– Я сказал, что изменюсь! Матери вчера обещал, сейчас тебе обещаю! – горячился он. – Ну, почему ты не хочешь мне верить?
– Меняйся, пожалуйста, сколько угодно и в любом направлении! – меня понесло неистовое возмущение. – То ты хочешь бродяжить по стране, то осесть, но это ты хочешь! Не цепляй меня к себе. Я не тряпичная кукла в руках папы Карло!
Мы опять погружались в вязкую трясину недужных разногласий и споров. Олег одним звонком всколыхнул во мне ворох болезненных эмоций, жгучего стыда за былую покорность ему и мягкотелую податливость. Он и раньше давал обещания, но очень легко их забывал…. Мы проходили это много раз.
Я боялась опять оказаться в поле его притяжения. Куда он звал меня? Я слишком хорошо помнила поездку с наркоманами! Едва ли круг его знакомств резко изменился. Ведь он только собирался трансформировать жизнь. Он ещё не сделал ни одного шага в этом направлении, кроме звонка мне. Мне надоело быть Пенелопой, ждущей Одиссея. Мне этот сюжет приелся, наскучил.
