Вионор Меретуков - Лента Мебиуса
Вино было второй статьей дохода их опасного ремесла. А первой – огнестрельное оружие, к которому мирные аспероны всегда испытывали необъяснимую слабость. Вот почему практически в доме каждого асперона на чердаке, в чулане или подвале был припрятан либо обрез, либо «бульдог», либо «Калашников».
В тот день король Иероним был не в настроении. Всё из-за мыслей о Нибелунгии. Почему его подданные прекрасное вино с тонким ароматом нагревшейся на солнце жимолости обязаны закупать за границей? В какой-то Богом забытой Нибелунгии, которую и на карте-то не разглядеть… Повоевать нешто? Собрать силу несметную, да долбануть по Нибелунгии…
А что? Военные рвутся в бой. Снарядов наделали столько, что девать некуда… Опять же, танки, бронетранспортеры, крейсеры, самолеты… Все это шумит, грохочет, стреляет, плавает, ездит, летает, требует простора…
Попивая вино, король Иероним подумал о детях: о Людвиге и Самсоне.
В то предвоенное время Людвиг еще не добрался до своих смертоносных слив: королевский наследник был полон сил, а прыщи на лице говорили о так и прущем наружу несокрушимом здоровье.
Хороший сын, думает король, искусственно возбуждая в себе энтузиазм, хотя без размаха, ничем дельным не занимается, в последнее время повадился по деревьям лазить…
Другой сын, задумчивый оболтус Самсон, уже несколько лет торчал в Париже, и от него давно уже не было вестей. И спросить не у кого. Посольства во Франции Асперония не держит. Слишком дорого… Ну да черт с ним, с этим выродком, король Иероним не испытывал к младшему сыну ничего, кроме чувства досады и недоумения… Опасный сын, непонятный, будто и не королевского роду…
О многом передумал король в тот день…
Короче, сидел, сидел король, попивая вино, и «высидел» себе любовницу, которую помнил потом всю оставшуюся жизнь. Дочь синьора Сантини, неземная красавица Сильвана, которую король Иероним только сегодня по-настоящему разглядел, легла под него не сразу, умная была, стерва, сначала распалила старого павиана, а уж потом начала высасывать из него все соки.
Не дососала, к счастью, потому что королева Виктория, почувствовав серьезную опасность, – ведь так можно и короны лишиться, а вместе с короной и головы, – пустила в ход все свои женские фокусы, и фаворитка спустя некоторое время пала.
А ее папаше-ресторатору, почтенному синьору Сантини, пришлось спасаться от гнева короля поспешным бегством в по-прежнему дружественную Нибелунгию. Чтобы ничем не отличаться от обычных браконьеров и не вызывать подозрений у пограничников и таможни, он перекрасил бороду и усы в черный цвет, и только тогда смог присоединиться к каравану, целиком состоящему из бутлегеров.
А поначалу все складывалось прекрасно. Иероним был тогда полновластным хозяином не только в государстве, но и в семье, что куда почетнее и сложнее…
Он поселил прекрасную Сильвану неподалеку от Армбурга, в старинном роскошном замке Иль-де-Шён, где девушку, которой только-только исполнилось восемнадцать, учили придворным манерам, иностранным языкам и маленьким любовным шалостям.
Руководила всем этим безобразием любимая фрейлина королевы графиня Заксенрингская, которая с удовольствием решила нагадить королеве, мстя той за долгие годы безделья, которому графиня была вынуждена предаваться вместе с Викторией, обожавшей такую разновидность королевского времяпрепровождения.
Графиня, знавшая из рассказов своей бабки о прежнем развеселом асперонском дворе, о заговорах, об отравлениях, интригах и прочих соблазнительных вещах, истосковавшись по настоящему занятию, все свои силы и рвение отдала новому делу.
Король, который полностью отложил в сторону все государственные заботы, что особенно беспокоило генералов, мечтавших о доходной для их карманов войне, при первой же возможности мчался в замок к своей обворожительной возлюбленной, чтобы в пылких объятиях юной Сильваны забыть о том, что ему, увы, уже за шестьдесят… Вернее, под семьдесят…
Зная звериный нрав своего царственного супруга, королева Виктория до поры до времени помалкивала, тем не менее, не забывая внимательно следить за развитием любовных отношений между королем и его новой пассией.
Королева испытывала вполне понятные муки. Она по-своему любила короля, и ей, вынужденной мириться с гулевой жизнью супруга и его многочисленными шлюхами, было совсем не безразлично, что делает ее муж за пределами семейной спальни. По ее мнению, он слишком много времени проводил в постели с малолетней замарашкой, дочерью какого-то несчастного ловца каракатиц.
Однажды, когда король от нечего делать забрел на половину королевы, она не выдержала и напрямик высказала королю свое неудовольствие.
– Сир, – произнесла она с достоинством, – нам пора поговорить.
По двору поползли слухи… Вы, забыв свое королевское достоинство, делите ложе с простолюдинкой, позоря тем самым и свою царственную супругу… Если вы не в состоянии найти себе подходящую наложницу, могли бы обратиться ко мне. Двор переполнен вельможными проститутками, которые преисполнены желания лечь в постель с кем угодно. Даже в вами. Мне стоит только хлопнуть в ладоши…
Король пребывал в тот день в индифферентном состоянии, проще говоря, ему было совершенно наплевать и на королеву и на то, что она говорила.
С утра он ничего не ел, и теперь с отрешенным видом жевал соломинку, которую выдрал из половы, вылезшей из-под обивки кресла. Он выплюнул соломинку изо рта и с отвращением посмотрел на царственную супругу.
Королева заметила это и, перестав сдерживаться, возопила:
– Когда же ты, подлая скотина, образумишься? Чтоб тебя черти забрали вместе с твоими грязными потаскушками! Чтоб ты сдох! Посмотри на себя, кобель проклятый! Волосы уже все повылазили, а все туда же, за молоденькими бегаешь, как старый козел…
Король выслушал ее с большой серьезностью. Королева замолчала. Повисла тишина.
– Надо бы мебель заменить… – наконец нарушил молчание король. – Обивка ни к черту, и вообще… Все, как в дешевом борделе… Хозяйством некому заниматься. Все бросились за королем следить… Да, такие вот дела, – сказал он в раздумье.
Он помолчал. Королева навострила уши.
– Подлая скотина, говоришь? Что б я сдох, говоришь?.. – тихо спросил король.
Королева перестала дышать…
– Вот тебе скоро семьдесят один… – сказал Иероним раздельно. – Молчи, не перебивай, я знаю. Ты меня старше на два года. Молчи, старая грымза! Я метрики видел. Ты там приказала подчистить, но мне удалось разобрать… Я тоже не молод, чего уж там… Ах, как это противоестественно – стареть! Ну да ты, моя дорогая, знаешь это не хуже меня… Мы с тобой старики, Виктория… Старики, понимаешь? И ты хочешь, чтобы я, не молодой уже человек, залезал на тебя?! И еще трахал тебя, дряхлую старушенцию, когда у меня и так-то еле стоит? Представь себе, один старый человек в постели – это уже само по себе достаточно мерзко, но два – это уже перебор! Ты не находишь?
– Она тебя не любит! – выкрикнула королева. – Ей нужен не ты, а твое королевство! Не любит, не любит, не любит!!!
– Скорее всего, ты права, – печально произнес король, – но знала бы ты, как приятно обманываться! И потом Сильвана, говоря мне о своей любви, ни разу не сфальшивила! И голос ее звучит так честно, четко и убедительно! И в глаза она мне смотрит всегда открыто, не мигая. А это много! И это еще не все, лаская меня, она очень органична и естественна. За одно это ее стоит возвысить! И я страстно хочу, чтобы у нее был от меня ребенок… Надеюсь, ты рада? Да, ребенок… И это не удивительно! Скажу тебе по секрету, у нее такое восхитительное тело! Мы трахаемся ежедневно. И, естественно, это должно привести к счастливому результату… Поверь, тело у нее необыкновенное! И наслаждаться – пусть даже и лживой – любовью такой очаровательной девушки как Сильвана, невероятное блаженство! За это я готов простить ей ее молодость. Скажи, какой еще старец может похвастать, что спит с самой красивой девушкой королевства, которая к тому же моложе его более чем на пол века? На полвека! Подумать только! Я старше не только ее отца, но и деда! Что может быть лучше? А если при этом еще и получаешь вполне искренние заверения в вечной любви и преданности… Ты, старая чувырла, должна была бы разделить эту радость со мной, а ты вместо этого дуешься…
– Наши подданные…
– Мои! Мои подданные! – во гневе вскричал король.
– Жаль, что тебя не слышит сейчас народ Асперонии…
– Мне тоже жаль… Великий асперонский народ меня бы понял. Мои аспероны – народ здравомыслящий. Ни один нормальный асперон, если у него есть выбор, не предпочтет дряхлую старушенцию юной и страстной любовнице…
Лицо королевы Виктории пошло сиреневыми пятнами. Она открыла было рот, чтобы высказать королю всё, что у нее наболело на душе по поводу проделок супруга, но жест государя остановил ее. Она знала по опыту, что сейчас с королем лучше не спорить. Вполне может подвергнуть экзекуции, поместив в стеклянный ящик с крысами…
