Маша Трауб - Замочная скважина
– Что ты в нем нашла? – спросила Светланка уже не в первый раз.
– А у тебя вообще никого нет и не будет! – выкрикнула Танюша сестре и уткнулась в подушку, заливаясь слезами.
Она знала, что это – запрещенный прием. Нельзя было обижать сестру, у которой действительно никогда не было мальчиков и с которой никто не целовался у подъезда – у Светланки даже перспективы такой не открывалось. Она только делала вид, что не переживает, но на самом деле очень комплексовала – Танюша это знала.
– Лучше одной, чем с Валеркой, – отрезала Светланка.
Танюша видела, что та обиделась.
Повзрослев, сестры отдалились. Они были совсем разными, хоть и выросли в одной комнате, ходили в одну школу, играли в одни и те же игрушки и носили одну и ту же одежду, точнее, Светланка носила, а Танюша донашивала. Но на жизнь они смотрели совершенно по-разному.
Светлана, тихая, умненькая, спокойная девочка, никогда не доставлявшая хлопот учителям и матери, повзрослев, обозлилась. На весь мир. Она не то чтобы ждала принца, но считала, что ей все должны. Есть такой тип сначала девочек, девушек, а потом женщин. Светлана была убеждена, что мальчик, юноша или мужчина должен положить к ее ногам дом, себя и все, что она пожелает. На меньшее она была не согласна. При этом взаимообмен она считала невозможным. Ей должны дать, а она благосклонно примет. Поэтому скоротечные, одновечерние встречи, во время которых Светлана честно предъявляла претензии, продолжения не имели. Редкие поклонники, скорее приятели, рассчитывающие на самый обычный студенческий скоротечный роман, испарялись, толком и не проявившись, не утвердившись. Шарахались от возложенных на них в первый же вечер ожиданий и какой-то тяжелой, давящей требовательности и уходили к более легким, смешливым, ничего не просящим, ни на что не рассчитывающим, хотя бы с виду, однокурсницам, готовым ехать на дачу, пить дешевое вино, танцевать и с легкой душой расставаться. Светлана корчила гримаску – не больно-то и хотелось. Ей они даже не нравились – один был недостаточно хорош собой, другой – недостаточно умен. То, что девушка должна очаровывать, привлекать, заманивать, она считала в корне порочным и неправильным и продолжала ждать «своего» мужчину. Подруг она так и не завела. Светлана была тяжелой на подъем, не хотела быть подружкой, которую взяли для друга, чтобы не скучал. И уж тем более она не хотела быть той самой «страшненькой» подружкой, флирт с которой зависит от количества привезенных бутылок вина. Светлана не хотела связей, она хотела любви и, главное, гарантий. «Или все, или ничего», – говорила она своим более удачливым знакомым, с которыми познакомилась во время экзаменов. Она их всех ненавидела. Всех, кто сидел на лекциях, в то время как она просиживала часы в душном деканате. Она не верила в справедливость и честность. Неужели, например, Ритка умнее ее? Нет, конечно. Зато ее папа дружит с деканом. Или Ленка? Вообще дура дурой. Но ее мама построила ректору гараж. Ни за какие коврижки она бы не поехала с ними отмечать сданную сессию. Унижаться – ни за что.
Надо сказать, что и Ритка, и Ленка хотели вытащить Свету на дачу без всякой задней мысли. Девочки были искренние и очень переживали, что Света не поступила. Когда же сдавали экзамены, мечтали оказаться в одной группе.
В общем, девочки крутили пальчиками у висков и говорили, что Светка вообще одна останется с такой жизненной установкой. Так оно, кстати, и вышло. Подруги хоть и были не семи пядей, но рассуждали по-бабски трезво, мыслили здраво: надо отдать, все, что есть – молодость, красоту, щедрость, душу, вывернуться наизнанку и ничего не ждать взамен. Радоваться тому, что есть, а иначе и этого не будет.
Танюша была категорически не согласна с сестрой. Для своего Валерки – а другого мужчины рядом с собой Танюша не видела и видеть не хотела – она готова была на все: отдать, оторвать, отрезать. Лишь бы ему было хорошо. Лишь бы для него. А если ему, то и ей. Ошметок счастья. Но такой сладкий.
Танюша вообще ничего не ждала. Жила как живется и в принцев не верила. Нет их, принцев. Валерка есть, рядом живет, знакомый и родной с детства, красивый до обморока. Лишь бы посмотрел в лифте и сказал «привет» – уже счастье невероятное, аж душа замирает.
И пусть ничего не даст, ничего не сделает, не любит, не уважает, не ухаживает – она сама, все сама. Пусть только позволит себя любить.
Она вообще была жертвенной особой – отдавала себя без оглядки, без раздумья. Давала списывать, брала на себя вину за всех, помогала, утешала. Но вот, что странно – никто эту жертвенность не ценил. Танюшу за нее не уважали, а использовав, бросали. Но она этого не видела, не знала и знать не хотела. И опять подставляла живот – пусть режут, бьют, вынимают кишки, лишь бы спасти, лишь бы им, чужим, посторонним, было хорошо.
Светланка же медленно плела свой кокон, обвивалась, закутывалась и никого не впускала в свое пространство.
Удивительно, но никто, даже родная мать, не видел, насколько разными были сестры. Все воспринимали их как одно целое – где Светланка, там и Танюша. Их часто путали, особенно учителя, учившие сначала старшую сестру, а потом и младшую. И переносили черты характера старшей на младшую. Но если Танюша только радовалась такой путанице, невольному сравнению, то Светланка от злости сходила с ума. Они даже внешне, как говорили все вокруг, были похожи как две капли воды. И только это доставляло Танюше небольшую, быстро проходящую горесть. Она видела, что Светланка совсем не красавица, не Маринка, и смотрела на сестру как в зеркало. Нет, она не хотела быть такой. Хотела, как Маринка. Но Танюша не умела долго страдать. Она опять подставляла свой живот солнцу, новому дню, смеялась, шутила и решительно отказывалась рефлексировать. Нет, нет и еще раз нет. Все будет хорошо. Они с Валеркой поженятся, будут жить долго и счастливо и умрут в один день.
Валерка тоже вырос не тем, кем должен был. В детстве он был ласковым мальчиком, часто плакал, лет до тринадцати спал с плюшевым мишкой и купался в ванне с солдатиками. Лида считала это странным, даже злилась.
– Веди себя в соответствии со своим возрастом, – говорила она. – Тебе сколько лет? Два года?
Валерка не понимал, почему мама сердится, и страдал от этого еще больше.
При живых родителях он рос как трава. Лида, занятая работой и невнятными попытками устроить личную жизнь, сына не то чтобы не замечала или не любила – нет, любила, конечно. Кормила, вызывала врача, когда он заболевал. Но не сидела на кровати и не гладила по голове, о чем Валерка тайно мечтал, не спрашивала про одноклассниц, не проверяла уроки. Валерка иногда думал, что мама вообще не знает, в каком он классе. Он сам записывался в секции – недолго поиграл на гитаре, походил на футбол… Он быстро увлекался и так же быстро остывал. То же самое происходило и с его чувствами. Он мог увлечься одноклассницей и так же быстро в ней разочароваться.
К Маринке, с которой действительно целовался, он вообще ничего не чувствовал. Но кто же откажется целоваться с первой красоткой района, тем более такой доступной? Он и не отказывался. Мужчиной он стал рано и быстро сообразил, как, что и в какой момент нужно сказать, на какие кнопки надавить, чтобы получить желаемое. Но если девушка оказывалась неприступной, он быстро охладевал к ней. Он не собирался страдать и добиваться. Зачем? Ради чего? В жизни так много всего доступного, того, что само плывет в руки – достаточно лишь оглянуться и поманить.
Про чувства Танюши он прекрасно знал, но так привык к соседке, которая обмирала в его присутствии, что вообще не видел в ней девушку – Таня и Таня. Соседка. Вынужденная, не им выбранная подружка детства. Маленькая девочка.
Про то, что Валерка способен испытывать хоть какие-то чувства, никто и не догадывался. Он был дерзкий, уверенный в себе, красивый мальчик. Такая красота и поведение одновременно и притягивали, и отталкивали. Даже Маринка, привыкшая к тому, что мальчики перестают дышать в ее присутствии, отчаянно потеют и заикаются, удивилась: даже после поцелуя Валерка был спокоен и смотрел на нее достаточно холодно. Но она быстро отогнала от себя эти мысли, не поверила – Валерка ей нравился. Они были похожи: одинаково равнодушные ко всему окружающему миру и хорошо знающие себе цену. У нее после поцелуя тоже не упало сердце, не перевернулся мир и не подкосились ноги. Валерка хорошо целовался – это единственное, что отметила для себя Маринка и засмеялась. Валерка подхватил ее смех, и на этом все закончилось. Больше они друг к другу не прикасались. В своих ощущениях, эмоциях они были как брат и сестра и немедленно отторгнули друг друга, как близкие родственники, хотя продолжали создавать видимость романа – самый красивый мальчик в районе и самая красивая девочка. Пара, от которой захватывало дух. Танюша, когда видела их вместе, вжималась в стену, настолько хороши были они. Настолько некрасива была она.
