Наталья Нестерова - Любовь без слов (сборник)
Егор тихо рассмеялся и тут же услышал:
– Сыночек, ты не спишь? Извини, мне нужно уходить, а я приехала, чтобы поговорить с тобой.
– Да, мама! – Он разлепил глаза и приподнялся на подушке.
– Егорушка!..
В ее взгляде было столько любви – безответной, им, подлецом, неподпитываемой! Видится редко, звонит не каждую неделю, чаще – по делу, с какой-нибудь просьбой и еще когда болеют. Болеть мама с папой не любят, хотя объективно у них должен иметься букет хворей. Он, сын единственный, доктор называется, уже год собирается отправить родителей на комплексное обследование. Все некогда, все он занят. Скотина!
– Мамочка! – скривившись, жалобно пробормотал Егор.
– Я быстро. – Мама поняла его гримасу как нежелание разговаривать. – Или потом? В другой раз? Пойду…
Она умело и привычно… – черт подери, привычно! – прятала разочарование.
– Нет, нет, не уходи! Как вы… Как вы с папой себя чувствуете?
Он понимал, что его вопросы дежурные, что в его голосе нет теплоты и искренности. Но его чувство к родителям, глубинное и настоящее, сейчас было завалено многотонной усталостью.
– У нас все в порядке. Я приехала, чтобы сказать: мы согласны поменять нашу квартиру на меньшую. На разницу вы сможете купить новую машину.
Егор дернулся, как от внезапного штыкового удара, даже сонливость слетела.
– Это Надя предложила? – спросил он зло.
– Мы сами решили. Не хмурься, малыш, – ласково погладила его по плечу мама.
Врала она неумело, но прикосновения к сыну доставляли ей удовольствие, она улыбалась счастливо, точно вернулась в прошлое, когда Егорка был маленьким и время от времени позволял себя ласкать.
Он поймал мамину руку и поцеловал:
– Зачем нам новая машина?
– Не знаю, но если Надя хочет… – говорила мама, улыбаясь.
Она получила толику сыновней любви, она радостна, хорошее благостное настроение на несколько дней ей обеспечено.
– Мама, давай отложим это разговор?
– Конечно, ты устал, я пойду.
– Я к вам заеду вечером… или на днях.
– Конечно.
– Вы скучаете без меня?
– Нисколько!
– Мама!
– Очень! Я-то ладно, в любой момент подхватилась и приехала…
– Мама, ты приезжаешь только с очередными щедрыми дарами.
– Не выдумывай! Папа, да… скучает. Пусть не ты, хотя бы внуки… Тамара Геннадьевна почему-то ревностно относится, когда Гоша и Варя находятся у нас.
– Моя теща специфическая, ты понимаешь?
– Понимаю.
Короткий всплеск активности угасал, на Егора опять наваливалась дрема. Свинцовой тяжестью набрякшие веки, опустились. Егор почувствовал, что мама поцеловала его в щеку, но не услышал, как она вышла.
Тело было невесомым, слабым, безвольным. Поднять руку или дернуть ногой, не говоря уже об усилиях вроде приседания или поднятия предметов средней тяжести – немыслимо. В этом полнейшем бессилии была своя прелесть. Не могу – хоть режьте. Я свободен, потому что не могу. Живой труп. Как им, живым трупам, оказывается, сладко живется! Я уже сплю или еще бодрствую? Что-то мешает, режет, пилит… Жена Надя! Как она могла моих родителей подтолкнуть к обмену жилья? Затолкнуть маму с папой в конуру! Ведь старикам срываться с насиженного места противопоказано – стресс, который подтолкнет их к могиле. Она бы еще их в дом престарелых отправила! Или тещины происки? Я сплю и во сне все, как в жизни, – теща и жена, шерочка с машерочкой… Женщины, они такие – двигатели прогресса… Без них мы сидели бы в пещере, отдыхали после охоты на мамонта. Притащили тушу, смахнули пот с лица – разделывайте, дамы, а у нас законный отдых… Если бы возникало непереносимое желание к творчеству, рисовали бы на стенах пещеры или сочиняли балладу… Женщины женщинам рознь… Есть какие-то особые. Супруги и тещи. Этим подавай прогресс – грабли, тяпку, трактор, стиральную машину, памперсы… А есть просто женщины, без претензий и прогресса. Эти женщины… Как они называются? Не жены. Любовницы! Вот! Ей от тебя ничего не нужно, кроме того, что ты сам с удовольствием готов обеспечить. На первом этапе точно. Любовница! Что за прелесть этот сон, он мне гораздо больше нравится. У Витальки Филимонова есть пассия. Все знают: вызов на Комсомольскую семнадцать – это он к пассии. Все знают и молчат, принимают как должное. Виталька – многостаночник, умеет устроиться. Завидно. А у меня бы? Приезжаю в чистую квартирку, любовница в пеньюарчике, улыбка многообещающая, стол накрыт – с шампанским, со свечами… И никаких тебе героических тещ и сопливых детей…
– Пап, папа, проснись! – тормошил его за руку сын Гошка.
– Чего тебе? – не открывая глаз, спросил Егор.
Оказывается, он не спал по-настоящему, а грезил.
– Папа, я давно мечтаю о собаке. Можно?
– Можно. Мечтать не вредно, – ответил Егор, чтобы отвязаться.
– Ура! – воскликнул Гошка и запрыгал на месте.
– Стой! – открыл глаза отец. – Какая еще собака?
– Настоящая немецкая овчарка.
– Собаки нам не хватало. Мама что говорит?
– Мама говорит, что от нее грязь и бабушка.
– Не понял: грязь и бабушка?
– Бабушка тоже грязи боится. Я сам буду убирать, честно!
– Так я тебе и поверил. А Варя как относится к твоей идее?
– Она меня называет этим… с отклонениями в голове, который Малыш, и Карлсон еще к нему прилетал… Малыш, – вспомнил Гошка, – он тоже щенка хотел. И Варька согласна меня поддержать на маленькую собачку, вроде болонки.
Егор невольно улыбнулся: его дочь-подросток обладает острым умом и ядовитым язычком. Что способно компенсировать другие недостатки.
– Папа, нам не нужна маленькая, – продолжал тараторить Гошка. – Ты ведь тоже хочешь овчарку?
– Я хочу спать! Почему ты не в школе?
– Сегодня воскресенье.
– Тогда иди гулять.
– А собака? – захлюпал носом сын.
– Я подумаю. Когда посплю.
– Когда ты поспишь и подумаешь, мама с бабушкой тебя по-своему обработают. Ты им всегда уступаешь!
– Разве?
– Всегда!
Устами младенца. Конечно, женщинам проще уступить, бросить кость… Нет, неточно… Отдать вожделенную кость – берите, я обойдусь, потерплю… Только не тявкайте…
Егор не услышал, как в комнату вошла теща и прогнала внука. За пару минут в его сознании пронеслись десятки картин. Собака? Сам мечтал о собаке в возрасте Гошки. Собаки тоже болеют. Однокурсник Ванька Сидоркин переквалифицировался в ветеринара. Говорят, процветает. Открыл свою клинику. Комплексная прививка от вирусных инфекций – от пятисот до тысячи рублей. «Не надо завистливого злопыхательства, – возникло лицо Ваньки. – Я оперирую каждый день. А ты клизмы старухам ставишь». Ну, ставлю. Им, старухам, тоже надо… Собаки, ветеринары, старухи – это не то… Было что-то приятное. Любовница! Вернемся к увлекательному фильму… Нажмем на кнопочку видеопроигрывателя… С мозгами точно не в порядке. Стадия возбуждения не уступает стадии торможения. Надо завязывать с кофеином. А развязывать? Шнурки, проблему… поясочек на халате любовницы… Она априори сиротка, или мама где-то далеко, как и дети… дети? Ее дети пусть будут, но вне досягаемости… Опытная рожавшая женщина предпочтительнее испуганной трепетной девственницы. С ними возни, как верно говорит опытный Филимонов. Деликатность, полтора часа разминки – это на любителя. Каждую минуту может раздаться вызов – мчись на ДТП или на аварию, взорвался бытовой газ – тут уж никто не станет потакать твоим донжуанским утехам. И осталось шампанское недопитое на столе, и девушка средней прожаренности… Откуда это? В ресторане стали спрашивать: «Вам мясо какой прожарки?..» … А тут еще открывается дверь соседней комнаты, и любопытствующий старушечий нос показывается. Мамашка-то была! Пряталась, выжидала…
– Егор, я выжидала, но раз ты не спишь и все тебя дергают, то и я на минуточку.
Теща! Примостилась на краю постели, плед поправляет, заботливо приговаривает:
– Нет тебе, бедному, покоя ни днем, ни ночью.
«Если вы такая жалостливая, какого лешего мне спать не даете?» – подумал Егор.
– Одно слово – хозяин, – продолжала причитать теща. – Без тебя мы как без рук, ты рассудишь, за тобой последнее решение.
«Враки! Сами все двадцать раз перетрете, придете к выводу, с которого вас не столкнешь, а потом делаете вид, что советуетесь, что готовы поступить, как я предложу. Ни черта не готовы! Вам нужно мое одобрение, а не решение! Я у вас вроде свадебного генерала, от которого требуется почетное присутствие». – Егор понимал, что мысли его злы и несправедливы. Но на справедливость, как и на обсуждение проблем, с которыми приперлась теща, он был не способен. Испортила чудный сон про любовницу!
– Что вы хотели, Тамара Геннадьевна? – спросил он, даже не пытаясь скрыть голосом раздражение. Помнил слова мамы, что теща оттирает внуков от его родителей.
В оттенках интонаций теща не разбиралась, для нее всегда главным было донести свою мысль. Навязчивая идея зудела в ней как чесоточный клещ.
