Сергей Десницкий - Пётр и Павел. 1957 год
Первый секретарь горкома потерял одну запонку, и по этому поводу метал громы и молнии, от которых стены дрожали. Главной проблемой для Капы был вопрос, когда ставить пироги в духовку. Матюша из последних сил пытался избавиться от ненавистного галстука, который мать хотела навязать ему силой. Зинаида, как всегда, разрывалась между всеми домочадцами, чем сильно способствовала всеобщей суматохе. Лишь одна Валентина Ивановна хранила олимпийское спокойствие: с отрешённым видом сидела в своём кресле и ждала, когда же они, наконец, выметутся за дверь. Алексей Иванович как сторонний наблюдатель тоже не принимал участия в этой суете. Его главной задачей было: не помешать.
Вот как, примерно, это выглядело со стороны:
– Где моя запонка?!..
– Пироги когда ставить?
– В хрустальной ладейке под зеркалом…
– Алло!.. Дом первого секретаря горкома!..
– Там только одна!.. Где вторая?!..
– Говорите, вас слушают…
– Ба, спрячь галстук… Он противный!..
– Не капризничай!..
– Опять говорить не стали…
– У тебя его не будут искать…
– Где вторая?!..
– А может, потом разогреть?..
– Я вас спрашиваю!..
– Ты никому не скажешь?..
– Лучше не греть, подсохнут…
– Могила!.. Клянусь!..
– Вы что оглохли?!..
– Я же сказала!..
– Что тебе?
– Издеваетесь?!..
– Я про пироги…
– Ты ищи лучше!..
– Когда ставить?..
– Сейчас же надень!
– Конечно. А виноватой я останусь…
– Не хочу!.. Он противный!..
– Не могу я с одной запонкой!..
Резко прозвенел дверной звонок. Все вздрогнули и замерли от неожиданности. В гостиную вошёл Савва.
– Это почтальон. Телеграмму принёс, – он отдал телеграфный бланк Капитолине.
Та взяла, взглянула на бланк и медленно опустилась на стул.
– Капа что с тобой?
– Правительственная, – еле слышно проговорила домработница.
– Дай сюда! – Пётр Петрович почти вырвал телеграмму из её рук. – Да, действительно… Савва, читай… У меня очки в кабинете.
Савва кашлянул и начал читать торжественно, как и подобает читать правительственный документ. Правда этой торжественности хватило ему не надолго.
– "Коллег и я мастерства тяжелого ма строения поздравляет юбилеем зпт желает здровья зпт успехов работе лаго нашей любимый родная вскл зн зам мин кутяков…" Да-а!.. Видать, телеграфист после большого бодуна телеграмму передавал…
Пётр Петрович саркастически улыбнулся:
– Ишь, ты!.. Сам "мин" поздравить не пожелал?.. Ну, ничего, узнает про письмо Геннадия Андреевича, кровавыми слезами изойдёт! – и вдруг, вспомнив о своей потере, заорал на весь дом: – Где моя запонка?!..
– Милый, что ты бушуешь?.. Я сейчас найду.
Зинаида олицетворяла собой само смирение.
Пётр Петрович взял Савву под руку.
– Ну, что?.. Довёз?.. Всё благополучно?..
– Он ещё в машине заснул. Пришлось мне его, как маленького, на руках в номер нести.
– На руках?!..
– Да вы не волнуйтесь, Пётр Петрович. Он лёгонький, словно пушинка. Я его раздел и в койку уложил…
– Савва, ты – гений!..
– Только он спать не хотел, всё порывался встать и лепетал, что "там у нас осталось"…
– Что же ты?.. – с тревогой спросил Троицкий.
Савва покраснел и слегка стушевался:
– Я?.. Уложил, одним словом… Да вы не волнуйтесь, я тихонько… Без последствий… Честное слово.
– А он?!..
– Сразу послушался, в момент… Алкаши, по-моему, всего на две категории делятся: на тех, которые, чуть что, сразу в бутылку лезут, и на тех, которые тут же краснеют… Стесняются, то есть. Акимыч, видать, из вторых. Безвредный… Когда я за дверь выходил, он уже сопел и похрапывал.
– Ну, смотри у меня, Савватий!.. Если художества эти тебе с рук сойдут, с меня причитается, а если нет, не сносить тебе головы. Ты меня понял?..
– А почему нет? – ухмыльнулся тот.
Вернулась Зинаида с запонкой в руках:
– Эх, ты!.. "Следопыт"!.. Совсем не умеешь ничего искать!.. – она чмокнула мужа в щёку. – Что бы ты без меня делал, горе моё?..
– Надо вещи всегда на место класть, – буркнуло "горе". – Тысячу раз вам говорить…
И посрамлённый Пётр Петрович быстро вышел из гостиной. К Савве тихонечко подошёл Матюша.
– Савва, покажи пистолет.
– А чего на него смотреть?.. Не игрушка ведь.
– В том-то и дел о!..Ну, пожалуйста, Саввочка, миленький!.. – взмолился парнишка. – У меня только игрушечный, а всамделешный я ни разу ещё в руках не держал!..
– И правильно. Оружие не для забавы сделано, – однако, увидев, что Матюша сильно расстроился, неожиданно предложил: – Ладно… Подержи маленько…
– Ух ты!.. Тяжелющий какой! – восхищённо проговорил парень, взяв пистолет в руки. – Так… Это, значит, дуло… это курок… А эта штучка зачем?
– Это предохранитель, – объяснил Савва. – Когда он вверх поднят, вот как сейчас, пистолет ни за что не выстрелит.
– А если опустить?..
– Тихо!.. Тихо ты!.. Неровен час, ранишь кого! – остановил парня Савватий и забрал у него пистолет. – С оружием баловаться нельзя!.
Мальчишка разочарованно вздохнул.
– Я знаю… А он у тебя зачем?.. Чтобы врагов убивать?
– Для самообороны.
– Ты, Савва, счастливый!.. А вот у меня их нет.
– Кого нет?.. – не понял Савва.
– Врагов. Не успел я ещё ими обзавестись!.. Но ничего, потерплю маленько, а потом обязательно найду. И пистолет тоже у меня будет…
Опять зазвенел телефон, Капитолина сняла трубку:
– Квартира первого секретаря горкома… Говорите же!.. Вас слушают… И чего звонить, когда говорить не хочут?..
В гостиную при полном параде вошёл именинник. На тёмно синем костюме весело позвякивали боевые медали и ордена. Что ни говорите, награды украшают человека, придают всему облику его какую-то значительную торжественность.
– Дядя Лёша, а вы, что же, не едете? – удивилась Зинаида.
– Да нет, – смутился тот. – Я на твоём торжестве, Петя, вроде белой вороны буду. Уж лучше мы с сестрёнкой вас дома встретим. К тому же мы с ней целую вечность не виделись.
– Ну, как знаешь, – похоже было, что Пётр даже слегка обиделся.
– Ох, и закопались вы сегодня! – недовольно проворчала Валентина Ивановна.
– Не переживай, мать, успеем! – бодрым голосом, словно не было пять минут назад скандала и всеобщей неразберихи, успокоил её сын. – А ну-ка, присядем на дорожку!..
Все сели.
– Пап, у тебя враги есть, – шёпотом спросил отца Матюша.
– Помолчи, – оборвал его Пётр Петрович.
– Нет, скажи. Есть?..
– Есть.
– А где твой пистолет?..
– Я его подальше запрятал, чтобы шалуны, вроде тебя, не баловались.
– Ничего… Ты только не волнуйся… я тебя защитю!.. То есть мы… с Саввой. У нас с ним оружие имеется…
– Будет тебе ерундить!.. Ну, мать…
Пётр подошёл к матери. Та обняла его, перекрестила.
– С Богом, Петруша!..
Савва не выдержал и вмешался:
– Пётр Петрович, время!..
– Я не ерундю, – тихо, но отчётливо произнёс Матюша.
– Поехали!..
Когда за ними закрылась дверь, Валентина Ивановна виновато поглядела на брата.
– Что ты смотришь на меня… так?.. Думаешь, не права?.
Алексей покачал головой.
– Зря ты так… Почему про Павла ничего не сказала?..
– Пусть напоследок порадуется, – безпомощно попросила она. – Больше ведь уже не придётся. Рухнуло наше семейное счастье!.. В тартарары полетело!.. Завтра с утра начнём жизнь сызнова… А как?!.. Не представляю. А про потом и подумать страшно!.. Меня-то рядом не будет! Кто его поддержит?.. Кто за руку возьмёт и на правильный путь наставит?.. Он у меня, как младенец несмышлёный. Ничего сам ни решить, ни сделать не может… Я его по жизни, как собачонку, за собой на привязи таскала!.. Думала, только так смогу от беды уберечь, глупая. За что Ты нас так караешь, Господи?!.. За что?.. – и заплакала жалобно, как маленькая, всхлипывая и вытирая то и дело глаза и нос.
Алексей нежно погладил её морщинистую руку, судорожно сжимавшую край пледа.
– Ты поплачь, Валечка… Поплачь… Раскаянье всегда на пользу нам… И слёзы свои от меня не прячь… Я всей душой…
– Если бы ты только знал, Алёшка!.. Если бы знал!.. – повторяла она, хлюпая носом, совершенно забыв про носовой платок.
– Поверь… Я всё понимаю… – брат гладил её руку, изредка целовал, в глазах его тоже стояли слёзы.
– Ничего ты не понимаешь!.. И не знаешь ты ничего!.. – Валентина Ивановна вдруг вырвалась от него, вытерла сырость под глазами и будто бы подобралась вся, в комок сжалась. Алексей подивился: каков характер!..
– Нет!.. Нельзя мне раскисать!.. Не ко времени я!..
И потом они долго сидели и молчали. Валентина, с отрешённым видом мрачно думала о чём-то своём, а на губах Алексея вертелся, готовый в любое мгновенье сорваться, самый важный для него вопрос. Но решиться задать его было ужасно трудно. И всё-таки он не выдержал и спросил… Мягко спросил, осторожно.
– Валечка, скажи, ты Павла до сих пор не простила?..
Валентина вскинула на него свои тёмные глаза: яркая вспышка на короткое мгновение сверкнула где-то в самой глубине зрачка, словно молния обожгла… Вспыхнула и погасла. Она отвернулась от брата и ничего не ответила.
