Александр Гордиенко - Любовь без репетиций. Неполоманная жизнь
Закончив стандартным «Если у вас будут вопросы, звоните, пишите. С уважением…», Железнов перешел в «окно» «Inbox» – «Входящие» и понял, что по состоянию «на сейчас» он всех удовлетворил, всех – «обинформатил», и можно переходить к делу значительно более важному, хотя и более «склочному» – к купанию Оберста. Однако не срослось.
За дверью в кабинет Железнова кто-то скребся. Не с первой попытки дверь открылась, и в кабинет очень плавно внес себя Наум. Бледный. Весь в себе. С гримасой боли на лице. Очень аккуратно и осторожно Няма присел на «пьяный» стульчик у полукруглого стола и свернулся в позу роденовского «Мыслителя».
– Привет… – выдавил из себя Няма умирающим голосом.
Железнов, молча наблюдавший за появлением Наума, усмехнулся, поднялся из кресла, достал из шкафа стакан, бутылку с водой, бросил в стакан большую круглую таблетку и налил воды. Жидкость в стакане пошла крупными пузырями:
– Пей, тень отца.
– Гамлета?
– Ты знаешь других теней отцов?
– Не… не знаком.
– А с королем Датским ты, значит, знаком.
– Да… Бедный Йорик…
– Потерпи, Йорик, – Железнов тепло улыбнулся. – Через пару минут воскреснешь.
Железнов уселся в кресло и молча наблюдал за эффектом реконструкции Няминого сознания.
– А ты чего как не родной? – Наум понемногу начал приходить в себя. – И почему не спрашиваешь, где я провел вчерашний вечер?
Железнов усмехнулся:
– Судя по твоему виду – важно как (!), а не где. Мне уже на тебя настучали.
– Кто?
– Ну, Няма, ты даешь… – в определенной степени Железнов был восхищен другом – такая выдержка. – Я все, конечно, понимаю… Но не сказать «здрасьте» девушке, с которой ты провел всю ночь…
Наум, не понимая:
– Не был я там… – по лицу Наума было видно, что он мало что помнит и не очень понимает, о чем идет речь.
– Но где-то же ты был.
Наум напрягся, явно пытаясь что-то вспомнить:
– Ага… День рожденья в бухгалтерии… Случайно зашел. Ууу… Я думал, что знаю больше тебя… А почему я ей не сказал?
– Вот и она о том же. Она не просит жениться на ней после совместной ночи. Но на «здрасьте» на следующей день после «этого» настаивает.
– Ишь какая. Как в деревне. «Здрасьте» всем говорить… А почему она к тебе пришла жаловаться?
– Наташа ее зовут. Из бухгалтерии. Как заходишь, в дальнем левом углу. Ну, кому-то же ей нужно было возмутиться. Не главбуху же. А я больше известен, как твой друг. Вот она и пришла ко мне – в надежде, что я донесу до тебя ее гнев.
– Ну ладно, Сань. Пойду я.
– Далеко?
– В дальний левый угол. «Здрасьте» говорить. А ты чего? Когда освободишься? Обедать пойдем?
– Через полчаса. Есть тут у меня одно достаточно склочное дело…
– Тоже «здрасьте» сказать? Или «до свиданья»?
– Типа того. Оберста нужно искупать.
В одной из умных книжек по уходу за птицами Железнов вычитал, что крупных попугаев обязательно (!) один раз в неделю нужно купать. Не в тазике, конечно. А из распылителя, каким обычно опрыскивают цветы. Чтоб пёрышки, значит, были одно к одному… Оберст книжек не читал, пёрышки свои периодически чистил вполне самостоятельно, а потому нужды в купании не испытывал и мириться с этим «мочиловом» не желал. О чем каждый раз «сигнализировал» своему другу. Железнов из благих побуждений сигналов «не замечал», однако, по мере возможности, старался процедуру помывки смягчить и укоротить.
Железнов поднялся из кресла и развернулся к Оберсту, который по известной схеме «лапа – клюв – другая лапа» уже минут пять «наматывал» по клетке вертикальные круги, пытаясь привлечь внимание старшего друга. Этот маршрут Оберста Железнов про себя называл «Малый круг», который включал в себя левую стенку клетки, диагональ потолка, заднюю стенку, конечно же, верхнюю жердочку и выход к исходной точке – к левой стенке.
Круг замкнулся. В силу того, что по жердочке Оберст перемещался боком и, соответственно, из процесса передвижения выпадал клюв, то именно во время передвижения по этой самой жердочке все окружающие неоднократно имели возможность проникнуться, что «Фигурка хороша! Но дурра!» Круг за кругом: «Фигурка хороша! Но дурра! Фигурка хороша! Но дурра!» Железнов явно знал истоки этого философского обобщения, и кого имеет в виду Оберст, но на провокационные вопросы не поддавался и ни под каким видом и ни в каком состоянии не кололся, какая такая история так вдохновила Оберста, отделываясь фразой: «Здесь замешана честь женщины. Вопросы неуместны».
Внутренне усмехнувшись, вспомнив ту историю, Железнов положил руки по бокам клетки.
Ну, что, Оберст, помоемся?
При слове «помоемся» Оберст словно налетел на стену. Замер. Кратчайшим путем добрался до жердочки. Укоризненно посмотрел на Железнова: – Ну ты и придумал! Грозно взъерошился, зыркнув глазом в сторону оранжевой трехлитровой бутыли с распылителем на подоконнике – единственного источника разногласий между друзьями – слегка присев, крепко ухватился лапами за жердочку, готовясь к активному противодействию.
Железнов взял бутыль и двинулся на кухню за горячей водой, по пути прикидывая, нет ли у него сегодня какой-либо встречи в ближайший час, на которую было бы не с руки явиться в мокрой рубашке. Как выяснилось, Оберст свое имя (в переводе с немецкого – Полковник) носил совсем не зря и раз за разом совершенствовал свою стратегию и тактику ухода «из-под удара искусственного дождя противника».
Поначалу Оберст позорно отступал, бегая по клетке и пытаясь увернуться от дождя, потом бесхитростно выставлял вперед лапу, пытаясь погасить струю. Но опыт, он и есть опыт. Приходит со временем. Тем более – боевой. Оберст перешел в наступление – первоначально был уничтожен распылитель на бутыли. Откушен начисто. Железнов оценил. И купил полиуретановый.
Оберст тоже оценил. И пошел в штыковую – глаза в глаза: во время помывки максимально сокращал дистанцию и начинал хлопать крыльями, нанося ответный «мокрый» удар… Железнову, смеясь, приходилось отскакивать от клетки и прекращать процедуру. Ноева ковчега в кабинете у Железнова не было…
Таща из кухни в кабинет готовый к действию распылитель, Железнов пытался сформулировать убедительные для Оберста слова о необходимости соблюдения «политкорректности в борьбе за личную гигиену», в конце концов, о… – Железнов открыл плечом дверь в кабинет – …о целесообразности… Продолжение мысли слетело. Мгновенно. Оберста в клетке не было! Нет, Железнов никогда не запирал клетку. Но и Оберст не желал «гулять» по кабинету в отсутствие Железнова. Как-то так уж сложилось… Железнов внимательным взглядом обвел кабинет. «Да бог с ней! С помывкой… Где же он?!.» Наклонившись, Железнов заглянул за компьютерный блок под столом. Никого. «Черт! Да где же он?!.»
Распрямившись, Железнов еще раз взглянул на клетку. Пусто.
– Оберст! Ты где, друг мой! Тишина.
– Оберст, ну хватит! Помывка отменяется! Обещаю! Ты где? Выходи! Тишина.
– Оберст!
Железнов еще раз обвел взглядом кабинет. Никого. И в этот момент раздалось откуда-то со стороны клетки:
– З-з-во-нок!
Железнов уже с удивлением еще раз посмотрел на клетку. Никого. И тут еще раз раздалось: «З-з-во-нок!». И Железнов с безумным облегчением увидел! Увидел хитрющие глаза своего маленького и бесконечно любимого друга, проглядывающие сквозь траву на дне клетки… Замаскировался! Ну как же!
Железнов на своем друге не экономил, и дно клетки всегда было устлано достаточно высоким, сантиметров десять, слоем сухой травы… Железнов радостно рассмеялся – внутри его разрасталось чувство гордости за Оберста – какой молодец! Додумался же! Разведчик, мать твою!
Оберст, поняв, что выиграл, высунул голову из травы: «Оберст – молодец! З-з-во-нок!».
– Молодец! Еще какой!
– З-з-во-нок!
– Да слышу я, слышу! Вылазь! Не будем мыться, как и обещал.
Наблюдая за отряхивающимся от травы Оберстом, Железнов «открыл» книжку телефона:
– Аллё. Слушаю вас…
– Саша…
– Маша?!. Что у вас случилось?!.
– Саша, а вы что, никогда не смотрите, кто вам звонит? И почему вы решили, что у меня что-то случилось?
– Если мне кто-то звонит, значит, кому-то я нужен. Или нужна моя помощь…
– А вам, Саша?
– Что – вам?
– Вам бывает нужна помощь?
– Да, конечно. Иногда – очень. Но я – не прошу. Никого. И никогда.
– Почему?
– Да… Как-то не умею. Вернее, не знаю, умею или не умею. Потому как никогда не пробовал. Да и потом… у меня есть два друга, которых не нужно ни о чем просить… Маша, мы отвлеклись, так что у вас произошло?
– А кто они, ваши друзья?
– Как-нибудь потом. Хорошо? Вы уходите от ответа. Не хотите говорить?
– Учусь у вас – отвечать вопросом на вопрос. Вы не ответили на мой – почему вы так решили, что у меня что-то произошло?
– Маша! Ну что тут объяснять? Попробую по-научному. В моей жизни вы – самый эмоционально значимый элемент. Пятый. В силу этого я знаю все, абсолютно все оттенки ваших интонаций… Вам практически невозможно ввести меня в заблуждение, если ваши слова не соответствуют вашему настроению. Если не хотите говорить, не говорите. Но мне показалось, что вы немного растеряны, прилично расстроены и явно раздражены. Нет.