Коллектив авторов - Альманах «Истоки». Выпуск 9
– Звонит Владимир, мой сын, предлагает встретиться, он на машине стоит у ворот дома, я иду.
Владимир Петров сидел за рулём в дорогом светло голубом Саабе и слушал музыку. Через несколько минут после звонка дверь машины открылась и, оглядев салон, Лев Моисеевич уселся на переднее сидение.
– Ты хотел со мной говорить? О чём? – глядя в упор на сына, спросил Лев Моисеевич.
– Ты воображаешь себя моим отцом, так?
– Так, ты мой сын, – улыбнулся Лев Моисеевич.
– Брось, никакой я тебе не сын, ты бросил мою мать в трудную минуту, она, чтобы не умереть с голоду, вынуждена была ублажать богатеньких самодуров, ты променял меня на сытую, обеспеченную жизнь и теперь вдруг заявляешь, что я твой сын. Мне противно глядеть на тебя, меня бесит тот факт, что в моём теле течёт твоя кровь, кровь предателя, кровь приспособленца и политического покойника, который пытается за счёт денег удержаться на плаву. Предупреждаю тебя, если хоть одна живая душа узнает, что ты мой отец, я убью тебя, а потому немедленно убирайся из города.
– Володя, послушай, всё было не так, всё было гораздо сложнее, в то время меня преследовало КГБ, меня в любую минуту могли объявить врагом народа, судить и сослать в Сибирь, но и это ещё не всё, меня предупредили, что, если я не расстанусь с твоей матерью, её обвинят в пособничестве врагу народа и вышлют на поселение в Магадан. Понимаешь ли ты моё положение? Мог ли я подвергать столь тяжёлому испытанию беременную женщину? Нет, не мог, пришлось наступить на горло собственной песне и расстаться с любимой, – с пафосом закончил свою речь Лев Моисеевич.
– Да будет тебе врать, я наводил справки, никакого дела в КГБ на тебя не было, а вот то, что ты был их осведомителем, доказано одним из бывших сотрудников конторы, – помнишь капитана Богданова? А женили тебя твои родители, поставив условие, либо ты женишься на дочери замминистра, либо уходишь из дома и лишаешься их поддержки, а значит прощай, сытая жизнь, прощай, уют, прощай, карьера. Так что не пудри мне мозги, ты как был подонком, так им и остался, думаю, что и сейчас ты играешь на два фронта, – усмехнулся Владимир.
– Это ложь, наглая ложь, я никогда не был стукачом, слышишь, никогда, – взвился Лев Моисеевич и, схватив сына за руку, добавил:
– Я всегда боролся с режимом, и сейчас мы проводим акцию, направленную не только на местную власть, но и против существующей московской камарильи.
– Убери руку, а то оторву, – рявкнул Владимир и раздражённо добавил:
– Никогда не смей прикасаться ко мне.
И с гордостью продолжал:
– Мы сторонники чистоты русской нации, мы за то, чтобы другие нации компактно проживали на своих территориях, не лезли к нам со своими уставами, и уважали наши традиции, мы за то, чтобы другие нации жили по своим средствам, а не за счёт русских. Хватит кормить инородцев пусть они обеспечивают самих себя и живут в своих анклавах со своим укладом и традициями. Будь моя воля, я бы вообще ввёл для некоторых малых народов черту оседлости за которую они могли бы выходить по особым разрешениям, а что ты и твои приспешники предлагаете, ничто, сплошное словоблудие о народном благе, которое скрывает жажду власти и непомерные амбиции выскочек.
В это время чёрный Гранд Чероки остановился в нескольких метрах от Сааба, из него вышла Марина и, подойдя к машине сына, заглянула в открытое окно:
– Володя, ты закончил разговор с Львом Моисеевичем? Если закончил, я забираю его, не возражаешь?
– Забирай, я ему всё сказал, всё, что я о нём думаю, только ответь мне, мама, на один вопрос: зачем он тебе нужен? Что ты с ним возишься?
– Сынок, в своё время ты всё узнаешь, – улыбнулась Марина. – А теперь, Лёвушка, едем со мной, нас ждёт роскошный обед.
Ресторан, куда они подъехали располагался на первом этаже гостиницы «Центральная» и представлял собой совдеповский общепит, но с хорошей кухней. И действительно обед был хорош, завершился клубничным мороженым.
– А теперь у меня для тебя сюрприз, я сняла на втором этаже люкс, догадайся для чего? – рассмеялась Марина.
– Для исполнения моей мечты?
– Да, я решила исполнить твоё желание, – продолжала смеяться Марина, – идём, нас ждут незабываемые мгновения.
В номере всё было готово к приёму гостей – на прикроватном столике стояла бутылка французского шампанского, ваза с виноградом и два хрустальных фужера.
– Лёвушка, иди и прими душ, а я пока разберу постель.
Когда Лев Моисеевич вернулся, Марина протянула ему бокал с шампанским и предложила тост:
– Лёва, предлагаю забыть всё прошлое и начать новую, прекрасную жизнь, жизнь свободную от мрачных воспоминаний и предрассудков, за новую жизнь!
Лев Моисеевич залпом выпил шампанское и, схватив в объятия Марину, уложил её на кровать. Затем, рывком скинул халат, лёг рядом с ней.
– Лёвушка, не спеши, у нас впереди много времени для безумств, – гладя его грудь, прошептала Марина, – я отвыкла от мужской ласки, я должна почувствовать тебя.
– Хорошо, я подожду, – засыпая, прошептал Лев Моисеевич.
Марина встала с постели, оправила сбившийся халат и потрепав своего Лёвушку по щеке, усмехнулась:
– Тебя, милый, действительно впереди ждёт новая жизнь.
С этими словами она достала из сумки шнурок, откинула одеяло и, стянув с Льва Моисеевича трусы, уверенными движениями стянула шнурком мошонку и, завязав на несколько узелков, удовлетворенно вздохнула:
– А теперь обезболим, вколем морфинчику – и до свидания, до новых встреч, спи спокойно, через 8 часов тебя разбудит коридорная, – с этими словами Марина оделась и вышла из номера.
Прошло уже шесть часов с тех пор, как Лев Моисеевич покинул особняк Векслера. Николай Мохов забеспокоился, спустился на первый этаж особняка и, увидев Векслера, спросил:
– Леонид Иванович, вы не знаете, когда вернётся мой шеф? Как вы думаете, где он может быть?
– А вы ему звонили?
– Звонил, он не отвечает, мы не знаем с кем он, где он и что в этом случае делать?
– Он ушёл на встречу с Владимиром Петровым.
– Так позвоните ему.
– Звонил, его пригласила на обед Марина, думаю они где-то задержались, так что беспокоиться не о чем, – усмехнулся Векслер.
– Ладно, подождём ещё, может, появится, – согласился Николай.
Прошло ещё три часа, наконец, Николай не выдержал и позвонил Марине:
– Марина, это Николай, мой шеф не с вами?
– Нет, я в Москве, а твой шеф остался в гостинице «Центральная», ищи его там, чао.
Николай уже собирался звонить в гостиницу, как в эту минуту зазвонил его телефон и незнакомый женский голос спросил:
– Николай Мохов?
– Да, это я.
– Березуцкий Лев Моисеевич находится в хирургическом отделении городской больницы № 3.
– Что с ним?
– Ему сделали операцию, и сейчас он в палате отходит от наркоза.
– Послушайте, что это за операция? Ещё несколько часов назад он был совершенно здоров и вдруг операция! У него аппендицит?
– Нет, об операции вы сможете узнать у хирурга.
– Когда я смогу его увидеть?
– Через час, он ждёт вас.
Сообщив Векслеру о том, что его шеф попал в больницу, Николай вызвал такси и поехал проведать Льва Моисеевича, которого нашёл на больничной койке, после перенесённой операции и наркоза вполне адекватным, но каким-то рассеянным, погружённым в свои невесёлые думы.
– Лев Моисеевич, что случилось, почему вас оперировали? – с места в карьер начал Николай. – Так нельзя, я не знал, где вас искать, поймите, вы не принадлежите себе, вы лидер партии, за вами люди!
– Всё, всё, успокойся, ничего страшного, как видишь жив, а это главное, – слабым голосом ответил Лев Моисеевич.
– Так, что же всё-таки случилось?
– Меня кастрировали, – равнодушно, как будто это случилось не с ним, ответил Лев Моисеевич, – но предупреждаю, об этом знаешь только ты, понял?
– Господи, как же это случилось?
– Очень просто, Марина подсыпала мне в шампанское какой-то дряни, я потерял сознание, она перевязала мне мошонку и всё.
– Но это нанесение тяжких телесных повреждений, это уголовщина, её судить надо, – воскликнул Николай.
– Как ты себе всё это представляешь? Я, политический деятель, подаю в суд на женщину, которая лишила меня мужской силы, сделала меня евнухом, ты подумал о том, как это отразится на моём авторитете? Представляю заголовки газет – «Лидер партии кастрат», и далее, «Может быть, и вся партия состоит из политических евнухов?» А ты – уголовщина, суд… Шумиха, которая поднимется вокруг этого дела, принесёт огромный вред нашему делу, а этого допустить никак нельзя.
– Вы, что же, простите её? – недоверчиво спросил Николай.
– Я не простил, но и шуметь не собираюсь. Официально в истории болезни записано паховая грыжа, понятно?
– Но ведь о таких травмах врачи обязаны сообщать в полицию.
– Не всегда, особенно когда между страниц журнала врач обнаруживает много зелени, понял? – усмехнулся Лев Моисеевич и, похлопав Николая по руке, добавил:
