Александр Дьяченко - Преодоление (сборник)
– Батюшка Александр, моя мама мне однажды сказала: «Сынок, ты будешь жить долго и счастливо». Я верю маме, но не могу не верить врачам.
Я тогда подумал: «Если ты хочешь, чтобы твой сын был счастливым, то стоило ли давать ему такое имя». Но вслух сказал:
– Гамлет, я тоже хочу, чтобы ты жил долго и счастливо, но перед операцией давай сделаем то, что уже давно должны были бы сделать. Готовься, на этой неделе ты будешь исповедоваться и причащаться.
– Батюшка Александр, у меня совсем нет сил.
– Тогда я тебя пособорую.
После соборования, проспав двое суток, вечером в субботу Гамлет приехал в храм. Мы просидели с ним несколько часов. Удивительное дело, рядом с тобой не один год живет человек, ты думаешь, что изучил его досконально, а на самом деле, ничего о нем не знаешь. Причащаясь на следующий день, Гамлет был сосредоточен, и даже торжественен, на нем был парадный костюм и белая рубашка с галстуком.
– Сегодня, батюшка Александр у меня особый день, я чувствую, во мне что-то изменилось, и мне очень хорошо. Спасибо тебе за все, завтра ложусь на операцию.
Мы обнялись.
– Я собираюсь жить еще долго, – он смеется, – и мне нужно обязательно стать счастливым, так мама сказала, не могу же я ее ослушаться.
Операция прошла успешно, Гургеныч постепенно поправлялся, но из больницы его пока не выписывали. А я в те дни улетел в Болгарию.
Мне понравились эти люди, болгары. Узнавая, что я из России, они чаще всего мне улыбались и пожимали руку. Не забуду, как в одном магазине молодой продавец по имени Иван, познакомившись со мной и узнав, что мой предок освобождал Болгарию от турок, делал все, чтобы мне угодить и сделать что-нибудь приятное. Мы сфотографировались с ним на память, и, провожая меня, он вышел на улицу и еще долго махал вслед рукой. Никто не укорил меня в незнании болгарского языка, наоборот, люди сами пытались переходить на русский, а если чего-то не могли объяснить на словах, то при помощи жестов и улыбок мы отлично понимали друг друга. И меня осенило: «Саша, ты посмотри, как к тебе здесь относятся, и это вовсе не потому, что у тебя в кармане несколько смятых евробумажек. Они еще помнят наших солдат той далекой войны, и благодарны тебе, их потомку». Никто и ни разу не упрекнул меня за газ, который этой холодной зимой, не поступал в их дома. И главное, ведь если моя прабабушка болгарка, значит и Болгария для меня точно такая же законная родина, что и Россия, и Беларусь, и Украина.
Все внутри у меня ликовало и пело, есть, есть место на земле, куда при желании я могу запросто приехать и обнять его насколько хватит рук! Стоит приземлиться на летище Варна, выбраться за пределы городской черты, и ложись где хочешь. «Здесь отчизна моя, и скажу не тая: Здравствуй Болгарское поле, я твой тонкий колосок».
Возвращаясь домой, представлял, как встретимся мы с моим армянским другом, и я расскажу ему, что нашел-таки свою родину. Уверен, он, как никто другой, поймет и порадуется за меня.
По возвращении, в первый же день, я узнал, что Гамлет умер. Его уже отпели в соседнем храме, а потом тело отправили самолетом в Армению. После смерти оказалось, что кроме носильных вещей, у него ничего не было. Всю жизнь тяжело работая, он так и ездил на старой девятке. Деньги не задерживались у него в руках, а тут же отправлялись к его многочисленной родне, а еще он помогал детскому дому, постоянно выручал кого-то из своих рабочих, а однажды взял и поставил во дворе своего дома лавочки возле всех подъездов. Я же говорю, он был оригинал, смотрел на мир своими печальными армянскими глазами и всю жизнь тосковал по той стране, где бы его любили, и не только за деньги. Он искал свою родину, а Родина сама его нашла.
Знаешь, Гамлет, все-таки твоя мама была права. Ты действительно будешь жить в радости долго-долго, целую вечность. А когда придет мой час и вслед тебе я пойду дорогой отцов, мы с тобой обязательно встретимся, там, на нашей Родине, и сядем вместе за стол. Я не знаю, чем ты станешь меня угощать, и еще плохо представляю, о чем мы будем спорить, но то, что в твоих глазах больше не будет печали, в этом я не сомневаюсь.
Послание к Филимону
Однажды, уже под вечер, звонит мне отец Виктор:
– Бать, беда, из Ингушетии позвонили, Вова тяжело ранен. Говорят, напали на их блокпост, ранение, не совместимое с жизнью. Врачи сделали что могли, просят молиться.
Володя уже полгода как на Кавказе. Посылали на три месяца, а он еще на три остался. И все из-за того, чтобы не сдавать ЕГЭ.
В свое время он так и не окончил одиннадцатый класс, и отец Виктор договорился у нас в вечерней школе, что в связи с командировкой Вова пройдет курс обучения экстерном и вместе со всеми летом сдаст выпускные экзамены.
Провожая Вову на аэродром, батюшка, словно заботливая мать, благословил духовного сына и сунул в руку ему узелок, но не с плюшками, а со школьными учебниками.
– Там в горах гулять будет негде, так что в свободное время не бездельничай, открывай и читай. И помни, у тебя на носу ЕГЭ. Сдашь экзамены, будем думать, где тебе дальше учиться. Молодость проходит быстро, а без образования сейчас никуда.
– Конечно, – делился уже со мной отец Виктор, – высокого бала на экзаменах ему не набрать, но два креста за мужество позволят поступить вне конкурса, лишь бы сдал. Учиться, паразит, не хочет, ему бы только в спортзал. – Потом немного замялся, и словно извиняясь сказал: – Ты знаешь, Вова на физподготовке сломал штангу.
Я опешил:
– Как такое может быть, бать?
– Не пойму, но оправдывается, говорит, мол, не хотел, так получилось.
Батюшка как в воду глядел. Наш ученик «прогулял» по горам все три месяца и, понимая, что от экзаменов ему все равно никуда не деться, и здесь в Москве его ждут бессонные ночи, упросил командование оставить его еще на один срок.
Теперь наш Вова, добрый ласковый гигант, лежит в коме где-то там, в далеком госпитале с ранением, не совместимым с жизнью. Как же так, ведь наши общинники постоянно о нем молятся?
Зная, что Вова фактически сирота, бабушки, несмотря на его внушительные габариты, жалеют «мальчонку». В дни, когда батюшка привозил Вову к нам в гости и в трапезной вкуснее готовили и пироги с утра пекли, чтобы мягонькими угостить, «а как же, чай, сиротка». Вова, чувствуя к себе любовь, отвечал тем же. Приедет, обнимается со всеми, ну чисто «сын прихода».
Немедля оповестил всех молитвенников:
– Володя ранен, вставайте на молитву.
Весь свой «духовный спецназ» мобилизовал. Служили молебны в храме, молились по домам. У нас есть и такие, что за день всю Псалтирь прочитывают. И каждый день созванивались с отцом Виктором:
– Что слышно?
Пока вдруг дней через десять обескураженный батюшкин голос не сообщил:
– Бать, ничего не понимаю, Вова отзвонился, завтра прилетает в столицу.
– Как прилетает, может ему наконец полегчало, и его смогли перевезти в центральный госпиталь?
– В том-то и дело, Вова абсолютно здоров, и не ранен. Тогда за кого мы молимся? Мне же серьезные люди сообщили о его ранении.
Я не знал, что и сказать своим, конечно, все очень обрадовались неожиданному Вовиному воскресению, и подобно отцу Виктору пытались узнать, за кого мы все эти дни молились?
Не стану рассказывать, как радовались наши приезду «сына прихода», как сидели потом за большим столом в трапезной и слушали его сбивчивый рассказ.
– Да, и рассказывать-то мне особо не о чем. В горах красиво, но скучно, так иногда постреляем. Мы – в них, они – в нас, почувствуешь немного адреналин и снова любуешься. Нет, горы это все-таки непередаваемо. Недавно мне вдруг ни с того ни с сего, пришла замена. Зачем-то рокировку провели. Меня перебросили на другой блокпост, а на мое место прислали моего тезку, тоже Володю. Я уехал, а на моих ребят в ту же ночь напали, и Володю того ранило и очень даже серьезно. Боялись, что не выживет, но, – и солдат перекрестился, – все, слава Богу, обошлось, на днях он, наконец, пришел в себя.
Я слушал нехитрый Володин рассказ и только укреплялся в мысли, что не случайно нам в крещении даются имена святых. Каждое имя, что в святцах, это не просто некое созвучие звуков, это еще и конкретная личность. Святой князь Владимир, а наш Володя и был крещен в его честь, не сомневаюсь, прикрыл нашего друга, не зря же столько людей ежедневно молится о нем, а на его место прислал другого Владимира, о котором при других обстоятельствах никто бы не вспомнил, будь бы он хоть трижды ранен. Вот так премудро обоих и защитил.
Чем дольше живу на свете, тем все более убеждаюсь, нет, без молитвы мы не народ. Именно мы, кто определяет себя русскими. Русский, в моем понимании, – это не столько кровь, сколько наша земля и вера. Не будь у нас нашей веры, и нас бы не было. Не стану сравнивать Древний Израиль с Россией, у нас разные предназначения, у Израиля мессианское, а Россия – это врата в Царство Небесное. Мы и начало свое полагаем с Владимирской иконы Пресвятой Богородицы. Русская кровь – необычная кровь, в ней смешалось такое множество племен и народностей, начни разбираться и концов не сыщешь. Многие наши князья вышли из Золотой Орды. Приходили к великому князю Московскому, принимали православие, присягали на верность новой родине, и служили ей верой и правдой. Даже в государи наши предки готовы были принять кого угодно, но всегда ставили одно условие – креститься в нашу веру. В смутное время и Лжедмитрия приняли, и на польского королевича Владислава соглашались, да те надежд не оправдали и остались католики со своими интересами.
