Сергей Дроздов - Правдивые байки воинов ПВО
Оставалось или применять силу, что грозило немалым скандалом при силсиловском нраве и состоянии, или искать оригинальный ход, который бы обезвредил его «основной инстинкт».
Я предложил прибегнуть к коллективизму и чувству локтя.
«Давай в гардеробе подхватим этого балбеса под руки и грянем «В жопу клюнул жареный петух!» (была у нас тогда популярная песенка на мотив «Прощания славянки»).
Вайнер, с некоторым сомнением, согласился с таким отвлекающим маневром.
Как ни странно, сработало.
Только успел Сил Силыч галантно подать своим дамам шубки, как мы энергично оттерли их от него, подхватили «нарушителя конвенции» под руки и рванули что есть мочи: «В жопу клюнул жареный петух!»
«Остаюсь на сверхсрочную слу-ужбу
И быть может, вступлю в комсомол…» браво подтянул Сил Силыч, начисто забыв о растерявшихся подругах…
Распевая удалую песню, мы вышли из питейного заведения. Чуть задержавшись, чтобы закурить, я обнаружил, что все наши садятся в какой-то «пазик». Поднимаясь в темное чрево автобуса, я поздоровался с кондуктором в фуражке.
«Да пошел ты на хер!!!» – раздалось в ответ. Это был наш Юра на кондукторском месте.
В ходе кратких переговоров с солдатом-водителем мы выяснили, что автобус идет в Капьяр (откуда я только что прибыл, и куда нам совсем не надо было возвращаться).
Оказывается, первым в автобус забрался Юра, а все остальные проследовали за ним по стадной привычке.
С выгрузкой вышла заминка. Слегка протрезвевший Юра вдруг вспомнил все обиды и категорически отказался выходить, проклиная нас на всех известных ему языках и немилосердно матеря. Пришлось «принимать меры». Решили, что мы втроем с Вайнером и Рудольфычем выкинем Юру из автобуса, а Джон с двумя другими курсантами – его поймает.
С трудом оторвав отчаянно брыкавшегося Юру от стойки, мы выбросили тело на счет «три!» в дверной проем.
Товарищи на улице не были морально готовы к столь резкому его полету и… расступились.
Юра смачно шлепнулся в масляную лужу… Светлая парадная шинель (и так не блиставшая чистотой) на Юрином животе стала черной. Фуражка укатилась под автобус.
Юра, очевидно, решивший, что его будут бить, вскочил и неожиданно резво убежал во тьму. Автобус уехал, Юрину фуражку Сил Силыч отправил в заиндивевшие кусты молодецким ударом ноги.
Ночевать в полк ехали на трамвае, весело, с песнями, около часа. «Где строгий Юра?» периодически вспоминал Джон друга. «Да пошел он на хер!» – дружно звучало в ответ.
Проснувшись утром в общаге, мы с изумлением обнаружили в нашей комнате в углу на полу спящего Юру. Он спал сидя в масляно-грязной шинели, но без фуражки. Когда его разбудили – ничего не помнил ни про вечер, ни про то, как добрался. Мы нашли ему замызганную солдатскую шапку и попрощались навсегда. Впереди была дорога домой и 10 суток незаконного «отпуска» до прибытия в стены родного училища.
Финансы у всех были на нуле. Скинулись из последних сил. Денег хватило на покупку бутылки водки, батона черного хлеба и банки консервов «сайра» на всех. Отчаянно ругая Сил Силыча за вчерашнее «гусарство» с шампанским, двинулись к вокзалу. Там выяснилось, что билетов на Москву нет – вообще никаких. Толпы народа, толкавшиеся в здании вокзала, подтверждали серьезность проблемы.
Вся надежда была на Вайнера. Он прорвался в кабинет начальника вокзала с воплем: «Я по срочному вопросу, на минутку!»
Через полчаса вышел к нам с 6-ю билетами в общий вагон. Даже Вайнер не смог добиться плацкартных мест.
Посадка в поезд обещала быть экстремальной. Мы отрядили 3-х добровольцев захватывать места, так как понимали, что битва будет нешуточная. Добровольцы отдали нам свои чемоданы и «сидора» и разминались, оглядывая море народа, ожидавшего объявления о начале посадки.
Поезд, разумеется, подали с опозданием и на самый дальний путь, до которого надо было добираться подземным переходом.
Что тут началось! Крики, вой, плач, давка у перехода, метание сотен людей вдоль состава в поисках своих вагонов. Когда мы, отягощенные вещами и «сидорами» добровольцев, протолкались к своему «общему» вагону, в его дверь пытались влезть человек 5 одновременно. Наших, из группы захвата, не было видно, значит, они уже в вагоне. Это внушало некоторый оптимизм. Проводника не было вообще, как впоследствии выяснилось, он был один на 2 «общих» вагона.
Прорвавшись в вагон, мы услышали в его конце яростную ругань. Это наши добровольцы сумели занять последнее, дальнее «купе», у сортира, и отбивались от целого цыганского табора, претендовавшего на эту же жилплощадь.
«Я те сяду!» – гремел Рудольфыч на пузатого главаря цыган. «Щас в харю получишь, рожа цыганская!»
Наше прибытие предотвратило мордобитие, и цыгане, отказавшись от силовых приемов борьбы, прибегли к правовым, притащив откуда-то начальника поезда, вставшего, почему-то, на их сторону. Это, правда, уже мало что меняло. Все 6 полок предсортирного «купе» мы уже заняли.
После долгих переругиваний и угроз ссадить нас на первой станции начальник поезда удалился со всем табором в другие вагоны. Общественность вагона была нам очень благодарна и даже подкармливала на протяжении поездки.
Это было тем более важно, что до Москвы нам предстояли сутки голодного пути. Бутылку водки мы выпили вечером, закусив её половинкой буханки чёрного хлеба. Банку «сайры» утром долго катали по столу и съели её в обеденное время с остатками хлеба. На этом всё наше питание закончилось. Рудольфыч с изумлением прочитал на стене рядом со своей полкой оставленную кем-то из наших предшественников надпись: «Сыр, сыр, сыры!!!».
«Значит не одни мы тут голодали! Кто-то о сыре мечтал!» – сообщил он нам, смеясь.
Первым на станции «Грязи» сошел Вайнер, а затем и все остальные наши товарищи. Договорились встретиться в Москве, 31 марта в 12 часов на Казанском вокзале. До Москвы доехали только мы с Джоном.
Через 10 дней, ровно в 12 часов «без замечаний и опозданий» все встретились на Казанском.
Купили билеты на поезд до Ленинграда и поехали домой к Джону, отмечать окончание стажировки. Его чудесные родители нас всех накормили и напоили.
В самом прекрасном расположении духа мы прибыли на Ленинградский вокзал и там встретили наших товарищей, стажировавшихся под руководством Мусикова в астраханском полку. По странной иронии судьбы, мы купили билеты с ними в один поезд и даже в один вагон.
«Астраханцы» были настроены мрачно, предрекали нам исключение из партии, училища и чуть ли не тюрьму.
В общем-то, самовольное убытие со стажировки (да еще на 12 дней раньше срока) было серьезным нарушением.
«Тебя он вообще убъёт!» – заявили они Вайнеру.
Вайнер источал оптимизм: «Не ссыте, я сам с ним разберусь», – сообщил он нам и «астраханцам».
Мусикова пока не было.
Пока ждали посадки, «астраханцы» рассказали нам о последних днях своей стажировки. Мусиков собрал их в Астрахани и привез в Волгоград.
Оставил на вокзале в зале ожидания, а сам поехал в полк за нами, сообщив «астраханцам» что через час приедет с нами и «покажет всем город».
«Астраханцы» прождали его ровно 12 часов, не зная, что и думать. Поздно вечером прибыл Мусиков. Он был пьян и растерян. Одно «очко» в его очках было покрыто трещинами. На все вопросы он отвечал одним словом: «ТРУБА!»
«Что с „волгоградцами“, где они?!» – допытывались взволнованные курсанты. «ТРУБА!» – мрачно отвечал им Мусиков.
«Что, пьянка, самоволка, ЧП?»
«ТРУБА!»
«Что же случилось?»
«ТРУБА!!!… Они уехали 12 дней назад», – наконец выдал Мусиков.
«Куда?»
«Не знаю, совсем уехали. ТРУБА!» – закончил речь Мусиков.
В таком деморализованном состоянии Мусикову было уже, разумеется, не до показа красот Волгограда.
Итак, спустя 3 дня мы ждали Мусикова на Ленинградском вокзале.
Объявили посадку, мы прошли в вагон и начали слегка волноваться. Руководителя все не было.
Ровно за 3 минуты до отправления поезда на перроне показался Мусиков.
В расстегнутой шинели, из кармана которой торчала бутылка водки, он вел под руки каких-то «двух швабр», по меткому определению Рудольфыча. Уже обе половинки его очков были покрыты густой сетью трещин.
Перед вагоном он начал усиленно целовать обе «швабры» поочередно и так увлекся, что мы еле успели затолкать его в тронувшийся вагон.
Мусиков не особенно удивился наличию «волгоградцев» в вагоне и сидел, блаженно улыбаясь.
«Товарищ капитан!», – обратился к нему Вайнер. «Вы мне хотели что-то сказать?»
