Наталья Горская - Дендрофобия
Хотя, какое там «стареет»: на мэра ведь наехал. И вот никак не может научиться нормально в дом входить! Явится, как Копперфильд какой-то, словно сквозь стену проходит. Домой придёшь, дверь откроешь, а он уже там сидит. Прямо на нервы действует эта его сволочная манера! Ещё недовольство выразил, увидел подвох в том, что Арнольд Тимофеевич дар речи потерял от такого явления. Заехал мэру по морде пару раз, что тот якобы не ждал его живым увидеть. Да почему же не ждал?! Очень даже ждал, чуть ли не каждый день готовился, как к смерти, но нельзя же так пугать, в самом-то деле! Замок не взломан, окна изнутри закрыты, следов нет никаких. Чёрт его знает, как он так делает? Шёл бы в цирк выступать, что ли, с такими талантами. Мужику уже под сорок, а он всё в прятки играет.
Арнольд Тимофеевич, после его ухода тайком в окно выглянул, зажимая разбитый нос полотенцем, а в машине Авторитета его старший сын сидит. Белокурый хрупкий мальчик лет тринадцати. Интересуется алгеброй и шахматами, побеждает в районных и даже областных математических олимпиадах. И вот отец уже берёт его на свои «разборки»! Что скажет ему сын на всё это? Станет участвовать в делах отца? А может, он и так знает, чем папа занимается?
Мэр напился с горя. И как раз Авторитета повстречал на заправке – на ловца и зверь бежит. С пьяной смелости спросил его об этом. Спросил и испугался, что тот сейчас размажет его по капоту за подобную дерзость. Но Авторитет спокойно ответил, что скоро необходимость насилия и террора, этих вечных повивальных бабок истории, отпадёт сама собой, поэтому дети его будут жить совсем иначе. Должна же когда-нибудь смениться эта блядская эпоха! У него за эту эпоху дети выросли, а она, сука, всё не кончается. И укатил. Умиротворённый такой. Не иначе, порешил кого-нибудь.
Мэр подумал, какой всё-таки странный эффект даёт смесь марксизма и бандитизма, и вспомнил о дочке, которая тоже успела закончить школу и институт, уехать и разучиться его понимать за эту нескончаемую эпоху. Ужаснулся: «Неужели мы раньше этой эпохи закончимся, так ничего другого не увидев?». Не сумел он своему единственному ребёнку объяснить самые важные вещи в жизни. Вёл себя дома всегда как-то бесцветно. Была у него какая-то аллергия на семью, как на тополиный пух. Ему четвёртая или пятая жена – он точно уж не помнил, какая именно – как-то сказала:
– Ты красиво ухаживаешь, но жить с тобой в браке скучно до безобразия! Почему мужчины после свадьбы становятся такими пошлыми и кислыми?
Это с ним-то скучно? А кто их возил на курорты, кто дарил подарки стоимостью в несколько десятков минимальных окладов? Даже квартиры и машины дарил, когда в стране народ вовсе зарплаты не получал. Обнаглели бабы! Привыкли, что их веками били смертным боем, а теперь не знают, как отыграться за это на тех, кто их по-настоящему любит и лелеет… Хотя, кто там знает, что такое любовь? Он сам знал за собой, что в семейной жизни нападала на него мучительная хандра, когда внутренний голос неизменно задавал коварный вопрос: «И вот к этому ты стремился? Неужели? Неужели, не захочешь ещё раз проверить своё мужское обаяние и покорить новую вершину?». Подарки дарил, а сам думал, как бы начать всё по-новому. С новой бабой, разумеется.
А теперь жены нет и снова скучно. Дома так одиноко, что он иногда на работе остаётся ночевать, чтобы эти гулкие стены не давили на психику. Никто не зайдёт, бывшие жёны не вспоминают, дочка не приедет. Авторитет как-то заходил на днях, так мэр даже обрадовался, что хоть кто-то пришёл, пусть даже этот кто-то – ужас всей его жизни. Дорогой гость удивлялся, как можно жить в таком огромном и мёртвом доме, в котором не продуман путь к отступлению и мало возможностей для проведения каких-то манёвров. Всё к какой-то войне готовится, стрельба ему мерещится! Поговаривают, подземный ход или даже бомбоубежище строит под своим домом. И как с ним жена прожила столько лет! Хотя, куда от него денешься…
И вот этот мальчик, которого Арнольд Тимофеевич так же, как и Варвару, помнил ещё учеником начальной школы, знавал его родителей много лет, теперь считает себя вправе бить его по морде. Никакого уважения к старшим! Хотя, к матери Авторитет относится очень почтительно. Пожаловаться ей, что ли? Нет, лучше не рисковать. Был бы жив его отец, так надрал бы сыну уши за такое хамское поведение.
Отец Авторитета умер в начале девяностых. Точнее, не умер, а убили его. Мэр хорошо помнил этого сильного человека с хитрыми татарскими глазами. Он был егерем в местном лесничестве. Егерем он только назывался, а на самом деле никогда не охотился. Не любил это дело – тишину любил. Хотя стрелял хорошо и сына научил бить по цели без промаха. А так, то подранков каких-нибудь найдёт и выходит, то заблудившегося волчонка приютит. Осиротевшего лосёнка, у которого браконьеры завалили мать, возил пристраивать в питомник в соседнюю область. Говорил, уж коли человек провозгласил себя царём природы, то надо относится к ней, как к своему царству: защищать, беречь и преумножать. А кто грабит и разоряет своё царство, тот не царь, а так – почесаться вышел.
Когда лесное хозяйство в ходе реформ перестало финансироваться, он всё равно там работал. Говорил просто: «Кто же, если не я? Лесу ведь не объяснишь, что в государстве деньги на его содержание закончились». За это начальство его очень уважало. Наше начальство вообще любит ответственных работников, которые своими силами обходятся там, где начальством этим всё расхищено, развалено и пропито. И ставит их в пример всем несознательным, требующим хоть какой-то оплаты за то, что им разрешили трудиться на благо кого-то, но только не себя.
Волков-старший был очень ответственным человеком, за что и пострадал. Говорят, что только в других странах ответственных и требовательных людей жизнь и власть ласкает, а в России таких всегда больше бьют. Иногда убивают.
Он на свои деньги и своими же силами каждый год высаживал ели на окраине леса, чтобы варварский «ёлочный десант» не лез вглубь под новогодние праздники, не тонул в болоте, не уродовал и не калечил лес спешными и неуклюжими вырубками лесных красавиц. А то ведь так испоганят лес, словно через зажиточное хозяйство прошла шайка одичавших мародёров. Постоянно обновлял эти посадки, следил за ними, как за детьми. Иногда целыми днями ходил по лесу, сбивал с веток слежавшийся снег, превращавшийся в лучах солнца в огромные куски льда, которые застревали в кронах и ломали своей тяжестью ослабшие за зиму деревья.
Однажды в декабре обходил так свои владения и увидел, как двое парней пилят макушку у высокой ёлки. А ель после такого надругательства гнить начинает и вскоре погибает. Или растёт на две макушки вкривь и вкось, а ствол от такой нагрузки тоже деформируется или вовсе ломается. Он им сказал, зачем же вы, ребята, губите такое высокое и красивое дерево, если на окраине полно стройных и пушистых молодых ёлочек, специально посаженных для новогодних праздников? Они только захохотали, слезли вниз и… помочились на ствол изувеченного ими дерева. Есть такие обладатели мужских мочеполовых органов, которые считают, что деревья, собственно, для того и созданы, чтобы им было на что свою нужду справить. Иногда совсем без нужды.
Ей отвратительно было:
В страхе столбом стояла,
От брезгливости умирала,
Молча позор терпела.[13]
Назревал конфликт. Сам-то егерь был человеком недюжинной силы, большой, как медведь, но как-то не ожидал, что эти дети станут его убивать из-за обычного замечания. Раньше ведь не было столько неврастеников с гипертрофированной обидчивостью и болезненным самолюбием. Каким только местом нынче делают таких психопатов?
Их оказалось не двое, а трое. Третий сзади вышел и ударил егеря по голове дубиной. Добивали все вместе. Как потом на суде сказали, «чтобы дед не вякал не по делу». Суд этих парней оправдал. Адвокаты подсуетились, что егерь сам на них напал, вот и пришлось невинным юношам защищаться. Они оказались детьми каких-то влиятельных «шишек» из бывшего Обкома Партии, а один даже имел родственника чуть ли не в Смольном. Кто-то из них снимал одно время дачу в наших краях, вот они и приехали культурно отдохнуть на природе, так сказать. А макушку ёлки спилили, потому что так прикольней.
Волкова-младшего тогда в городе не было. Он в это время служил по контракту где-то в Югославии, где с новой силой разгорался вечный «спор славян между собою», за неимением другой работы поближе к дому. Тогда многие его друзья этим делом промышляли. Через пару месяцев после случившегося приехал, всё узнал и словно бы не удивился. Он вообще после службы в армии уже никогда и ничему не удивлялся. Так бы все и забыли тот случай – эка невидаль, убили лесника, если в стране стали стрелять именитых журналистов и депутатов! Но через пару недель стало известно, что парни те пропали куда-то. Словно бы растворились. Искали их повсюду, с ног сбились, но так и не нашли хотя бы один волос с их голов.
