Роза Листьева - Дом у кладбища
– Поехали! – и дверь закрылась.
В машине было душно и тесно. Разгорячённые и возбуждённые джентльмены продолжали свой диалог.
– Да в гробу я тебя видел со своей газетой! – орал репортёр.
– Он оскорбляет меня даже в присутствии органов правопорядка. Да ты в зеркало смотрел, чувырла?
– Нет, скотина, ты от меня так просто не отделаешься!
– Что с ними делать-то будем? – спросил один мент другого.
– Ничего, в отделении посидят, успокоятся.
– В отделении? – переспросил журналист. – Да я его… Я его поставлю на место! Он будет у меня как шёлковый!
– Ты, я смотрю, разошёлся! – вставил мент.
– Не терпится на зону!
– Боюсь, что ты не станешь журналистом года.
– Зато у меня руки чешутся дать тебе по морде! Морда-то у тебя здоровая, харя такая, что… кирпича просит!
Менты засмеялись.
– Может, руку заломать?
– Нет, не надо, пусть пар выпустят.
– А я тебе это устрою!
– Знаешь такое слово – облом?
– А вот твоей газетой ещё мои внуки будут жопу вытирать!
– Ты чего так стараешься? Небось только вчера из психбольницы выписали?
– Ты мне диагноз не ставь!
– Хлебосольный ты наш…
– А ты мне не тычь!
– С таким аналитическим умом надо работать детективом.
Феликс улыбнулся и на минуту замер. Первое, что он подумал, как ты узнал? Вычислил? Нет, догадался. А, к чёрту его…
– Да пошёл ты!
– А вы давно знакомы? – спросил один из ментов и оглянулся.
– Да, – ответил Феликс, – я даже успел узнать столько всего нового о себе.
– Скажу тебе по секрету, ты зря теряешь время. Мне ещё ни одного приличного экземпляра не попадалось.
– Это неслыханно! Чтобы какой-то наглый оборванец…
– Чтоб ты сдох! – не выдержав, заорал Феликс. – Козёл!
– Обезьяна!
– Меня ещё так никто не называл!
– Старый лох!
Вдруг машина резко затормозила.
– Мы что, врезались?
– С говном смешаю! – орал журналист.
– Отставить разговорчики!
Феликс больно ударился головой о потолок и не мог говорить. Всё, что его окружало, как будто плыло куда-то мимо его сознания. Эхо больно отдавалось в ушах.
– Э, ты! Ты чё, помер? Выходи, приехали! – журналюга пнул его ботинком. – Давай, давай, шевели копытами, а то помрёшь, на меня скажут… отвечать…
– А ты не переживай за меня, – с усилием воли, еле переставляя ноги, процедил Феликс.
Если бы не все эти поганые журналюги, был бы я сейчас дома со своей невестой и… Ну, не важно, где бы я сейчас был, зато не ломило бы кости и голова бы не болела, как будто меня и правда кирпичом саданули.
– Эй, ты, стоять! Ни шагу дальше, повернись! Подними руки! – мент снял наручники и ещё раз обшарил его сверху донизу. – Что в карманах?
– Носовой платок и ключ.
– Что за ключ? Дай сюда.
– От гаража, – наврал Феликс, потому что он сам толком не знал, от чего ключ.
– Почему такой ржавый? Может, и карета у тебя такая же? – снова послышался смех.
– Что касается моей кареты…
– Отставить разговорчики! – ему не дали закончить. – Прошу следовать за мной.
Их провели в отделение и посадили на дощатую скамью.
– Заткнитесь и слушайте меня! – скомандовал полицейский. – Когда я скажу, по моему приказу будете следовать в кабинет начальника. Он с вами поговорит, и мы распределим вас по камерам. Всё понятно?
– Да, – хором ответили задержанные.
– Начальник! – крикнул Джим. – А можно небольшую просьбу?
– Да, пожалуйста.
– А можно поосторожней обращаться с моей камерой? Я всё-таки репортёр довольно заметной газеты.
– Не переживай, когда тебя будут отпускать, её вернут в целости и сохранности.
– А где она сейчас?
– Я сдал её в камеру хранения, как и все найденные при себе вещи.
– Ты этого не сделаешь! – очнулся задремавший Легранский.
– Сделаю, – как змея прошипел Марк и посмотрел ему в глаза. – Ты ещё не представляешь, что мы можем. Когда ты будешь сидеть в тюрьме, я буду потягивать шампанское.
– Это ещё бабушка надвое сказала.
– Иди ты знаешь куда со своей бабушкой… – с ненавистью бросил он Легранскому.
Уставшие с дороги и осунувшиеся, они уже порядком подустали и перестали ругаться. Александр Михайлович положил руки на стол и жалел, что не вырубил его раньше, чем он ввязался в драку. Попасть в тюрьму ему совершенно не хотелось.
– Легранский, на выход! – скомандовал мент.
– Откуда ты только взялся на мою голову! – в отчаянье прошептал Феликс.
Он, хромая на одну ногу, вышел из небольшой комнаты, где они сидели уже без наручников. Менты следили за ними, не давая разгореться новой ссоре. Легранский шёл по коридору и вдруг за спиной конвойный скомандовал:
– Стой, поворачивай, заходи!
В кабинете сидел начальник. хорошо ухоженный немолодой мужчина был в чёрной ковбойской шляпе. Он посмотрел на Легранского, вернее сказать, окинул взглядом и предложил садиться.
– Что ж это вы, гражданин Легранский, нарушаете правопорядок?
– Я не хотел… Это не я! Это всё эта проклятая газета!
– Нехорошо обижать репортёров, нехорошо. – Ковбой сложил руки у рта и продолжал. – Но у вас случай особенный… – и положил одну ногу на стол. – Давайте рассказывайте, как было дело. – Затем вторую. Скрестив ноги, он с любопытством взирал на арестованного.
– Всё, что там пишут, это невозможно читать! Это неправда!
– Да, ты прав, времена нынче лихие, даже газету страшно взять в руки. В этом я с тобой согласен, – он погладил себя по животу. – Ну, а репортёра зачем избил?
– Я принял его за другого. Эта газета…
– Какая газета?
– «Миррикал Дей» опубликовала статью. Это всё враньё! Я никогда не изменял своей невесте, вместе мы уже три года. Мы живём душа в душу. Конечно, мы не идеальная пара, но мы любим друг друга.
– «Миррикал Дей», говоришь? Какой номер?
– Вчерашний.
Начальник медленно и лениво убрал ноги со стола, подошёл к рядом стоящему стенному шкафу, покопался в газетах. – Эта? – спросил он, достав из пачки газет вчерашний номер, но ещё не прочитанный.
– Да, – Феликс подтвердил и опустил голову, вспоминая произошедшие события.
– Так вы новый хозяин Де Труаля? – спросил начальник, пробежавшись глазами по статье. – Я вас поздравляю!
– Спасибо.
– А что за проклятье? Я что-то не пойму… Тут пишут о каком-то проклятье.
– Я сам толком не знаю. У меня довольно часто спрашивают, верю ли я в проклятье.
– Ну и что, веришь?
– Раньше я бы однозначно сказал «нет», а теперь даже не знаю…
– Почему?
– Понимаешь, какое дело… С того момента, как я переехал жить в этот дом, бывший когда-то замком, я стал замечать странные вещи.
– Какие странные вещи?
– В доме по ночам какие-то шаги и стуки. Я всю ночь не спал, не чудится же мне.
– Зря ты так с репортёром, – усмехнулся ковбой. – По-моему, отличная статья. Это их хлеб. Пусть пишут.
Легранский открыл рот. А может, у него отвисла челюсть?
– Что? Я сижу здесь избитый из-за этой… газетёнки. Моя невеста чуть от меня не ушла. На днях должны приехать мои родители, я должен их встречать в аэропорту. В таком виде я не могу показаться перед матерью, она же в обморок упадёт!
– Вот я тебе на будущее скажу: если ещё раз кто-нибудь напишет про тебя статью, ну, или приедет брать интервью, ты поблагодари и пожми руку, а что уж там будет написано… Потом вместе посмеётесь.
– А если там будет написано, что я с новой секретаршей куда-нибудь вместе ездил, и моя невеста это увидит? Пусть, конечно, пишут…
– Любить надо так, чтобы любимая в этом не сомневалась. А ты, Легранский, я смотрю, парень молодец, постоять за себя можешь!
Глаз у него посинел окончательно, да и нога хромать стала. Он невольно пощупал синяк и усмехнулся.
– Да, бывает.
– У нас ещё и не такое бывает. Даже заносят…
– Нет, я сам дошёл.
– Ты меня даже развеселил, Легранский!
– А что тут смешного?
– Ты себя в зеркале видел? Сидит весь в синяках, одежда порвана, волосы в разные стороны торчат! И ещё спрашивает, что тут смешного!
Легранский покраснел. Разбитая губа болела, один глаз практически ничего не видел.
– У меня есть все основания для того, чтобы возбудить в отношении вас уголовное дело. Для этого мне нужны убедительные доказательства совершённого преступления, – он сделал многозначительную паузу, – но этого я делать не буду. Ваши отношения имели сугубо личный характер, но мне придётся написать рапорт вышестоящему начальству, так сказать, отчёт о своей работе. Участок у нас неспокойный, сами видите, поэтому мы должны отчитываться.
– Товарищ начальник…
– Товарищ капитан первого ранга!
– Простите, пожалуйста, товарищ капитан. Я два дня назад приехал, на меня столько всего свалилось, и эта газета… Я сам не знаю, что я натворил, – как после исповеди выдохнул Легранский.
– На самом деле ничего страшного, если до суда не дойдёт, то всё обойдётся. Я попробую поговорить с этим Броуди, но, по-моему, он не настроен решить вопрос полюбовно. Ничего не обещаю, но попробую решить этот вопрос. Если нет тяжких телесных повреждений, то уголовное дело могут закрыть или вообще не заводить.