Ирина Глебова - Мне снился сон…
Вика села на песок и даже закрыла глаза. Значит, сон в самолёте был вещим? Пророческим?
– Ты что, уснула?
Это вернулся Тони, сел рядом.
Виктория открыла глаза, увидела его весёлое лицо. «Да, – прямо так и потянуло сказать. – Я спала и ты мне снился!» Но вдруг пришло в голову, что есть какая-то тайна в этом сне, которую она должна разгадать сама. Поэтому она упала на спину, раскинув руки:
– Всё, дальше не пойду! Хочу в океан!
Сначала они плескались на довольно широком мелководье, прыгали, брызгали друг на друга. А потом девушка сказала шутя:
– Салют! Я поплыла домой!
И устремилась вперёд.
В такой воде – тёплой и чистой, и совершенно необъятной, – плавать не просто удовольствие. Приходит чувство, что ты есть частица этой стихии, что твои руки и ноги растворились, стали продолжением этих лёгких струй, что нет необходимости вновь возвращаться на твёрдую грубую почву. Океан заманивал, тянул, как магнитом. Такое не испытаешь на переполненных людьми шумных пляжах.
Вика несколько раз говорила себе: «Пора возвращаться», – но никак не могла заставить себя повернуть к берегу. Ещё немного, ещё несколько взмахов рук, ещё вот на ту волну… Эти волны так ласково качали, так переливались золотом ещё не дошедшего до зенита солнца, что просто невозможно было глаз отвести! Только большим усилием воли Вика заставила себя поднырнуть под гребень волны, развернуться под водою и вынырнуть уже лицом к берегу. А он оказался не так и далеко.
Тони вошёл по колено в воду, протянул ей, подплывающей, руку.
– Хорошо, что я знаю, какой ты отличный пловец, а то бы волновался.
– Правда волновался?
– Ещё бы! Даже не плавал. Но теперь моя очередь. А, может, вместе?
– Нет, я всё-таки немного устала.
Вика с наслаждением раскинулась на теплом песке. Теперь уже она смотрела на Энтони. Он всё ещё стоял в воде. Красиво: только стройная фигура молодого человека, волны и песок. Но вот побежал – сначала по мелководью, потом глубже заходя в океан. Оглянулся, махнул ей обеими руками…
Опять от волнения у неё сбилось дыхание: так знакома была эта картина! Где она видела что-то очень похожее? На мгновенье мелькнула мысль: «Во сне?..» Но тут же Виктория вспомнила, и даже потрясла головой, отгоняя наваждение. Вот так же, очень похоже бежал по морским волнам гвардии поручик Говоруха-Отрок из фильма, сделанного по повести Бориса Лавренева. А с берега смотрела на него девушка – так же, как сейчас смотрит Вика. Поразительно: ведь они с Тони тоже вдвоём, как Вадим и Мария, на затерянном острове, и не знают, когда придёт спасение…
В этот момент, прежде чем окунуться в волны, Энтони вновь оглянулся. Почти машинально Виктория сымитировала следующий эпизод: подняла руку, изображая ружьё, прицелилась, спустила курок…
Плавал молодой человек недолго, вскоре вернулся на берег, улыбаясь, сел рядом на песок. Спросил, укоризненно качая головой:
– Ты в меня стреляла? Убила?
– Наповал! Как Марютка.
– А я, значит, синеглазый поручик?
– Вау!
Вообще-то Виктория терпеть не могла дурацкий американский вопль, похожий на лай. Но сейчас, от крайнего изумления, у неё вырвался именно этот возглас.
– Ты знаешь? Ну уж это!.. Откуда?
– Это давний советский фильм, называется «Сорок первый». Он есть в домашней фильмотеке моей бабушки.
– Бабушки?
– Да. Можешь удивляться, но это её любимый фильм. Потому и я смотрел его дважды: первый раз ещё мальчишкой, а второй – пересматривал не так давно. Мне он нравится: есть в нём мощь, интересная философия, сильные чувства.
– Но почему твоя бабушка?.. Или она русская?
– Что ты, нет. Чистокровная англичанка. Но она во время войны была в России с какой-то миссией, наверное, полюбила вашу страну.
Виктория хотела поправить Энтони, сказать: «Не в России, а в Советском Союзе», – но не стала. Только спросила:
– С какой миссией? Военной?
– Кажется, да. Впрочем, я плохо об этом знаю. Мы с самого начала жили с ней раздельно, общались не часто.
Ему почему-то стало неловко за это, и он добавил, оправдываясь:
– Я много чем занимался, учился…
– В военном училище?
– Не только. У меня и светское образование, самое разнообразное.
– Наверное, закончил Оксфорд, судя по твоим обширным знаниям.
Тони поморщился скептически.
– Ох уж эти иностранцы! Только и слышали, что название «Оксфорд» и «Кембридж»! Нет, милая девушка, я выпускник Итона. Это такой колледж в Виндзоре, где резиденция королевы. Кстати, внуки нашей королевы тоже там учились.
– Значит, очень престижный? – изысканно-томно спросила Виктория.
– Именно, – резковато ответил Тони. – А потом я окончил Ноттингемский университет.
– Тоже очень престижный?
– Не понимаю твоей иронии. Верно, это оплоты английского классического образования.
– Да ты, оказывается, сноб!
Теперь уже Энтони иронично приподнял бровь:
– Я не могу быть снобом.
– Это почему же?
– А ты знаешь, что означает это слово? Думаешь, наверное: этакий высокомерный тип из высшего общества, педантично соблюдающий все правила и презирающий других?
– Ну… – Виктория именно так и думала, но замешкалась с ответом, чувствуя подвох.
– Так вот: это слово происходит от латинского «Sine Nobile», «Без титула». Такую запись – «S. Nob.» – ставили в твоих любимых Оксфорде и Кембридже перед фамилиями студентов-простолюдинов. Потому я не могу быть снобом – я аристократ.
Краска залила лицо девушки. Она демонстративно отодвинулась от него, бросила вызывающе:
– Махни рукой!
– Как? – удивился Энтони. – И зачем?
– Вот так! – Она сделал выразительный жест кистью руки. – И скажи: «Хамка!»
Он понял: вспомнил эпизод из фильма. Именно так взмахнул рукой и сказал Марютке поручик. Тони прикусил губу, ему стало неловко. Он обидел девушку, но ведь не хотел этого. Совершенно непонятно, отчего он завёлся, говорил высокомерно… Надо было исправлять положение, сделать, сказать что-то очень простое – оправдать себя.
– Тори, ну что ты, в самом деле, себе вообразила! Посмотри на меня: это я, твой давний приятель, обыкновенный парень! Сейчас сбегаю в ближайший киоск, куплю тебе, в знак примирения, что-нибудь вкусненькое. Вот, куплю сникерс! Это шоколадка такая, с орехами и сладкой тянучкой…
– Я знаю, что такое сникерс, не объясняй! – Виктория смотрела насмешливо и даже презрительно. – У нас этого барахла сейчас навалом! Вы, так называемые цивилизованные европейцы, думаете – если подобной ерунды у людей нет, то они дикари.
Девушка вскинула ладонь, останавливая хотевшего возразить Тони. Глаза у неё сверкали, резче обозначились скулы, волосы тёмными локонами разметались по щекам и шее. «Чудо!..» – успел подумать он. А Виктория продолжала с напором:
– Да, мы жили прекрасно, что бы вы там не думали о нашей стране! У меня хорошие, только хорошие воспоминания о детстве. У нас, знаешь, тоже хватает скептиков: ах, деток заставляли учить ура-патриотические стишки о дедушке Ленине!.. А я и сейчас люблю эти детские стихи и песни о Родине, и о Ленине тоже! В них настоящие чувства были, и доброта…
Она вдруг задохнулась от подступивших слёз и, сама не понимая зачем, стала читать:
– То берёзка, то рябина,
Куст ракиты над рекой.
Край родной, навек любимый,
Где найдёшь ещё такой!
Детство наше золотой
Всё прекрасней с каждым днём,
Под счастливою звездою
Мы живём в краю родном.
Отвернулась от него, закусив губу. После паузы, Тони рискнул проговорить – мягко, осторожно:
– Очень мелодично… О чём?
– Я тебе уже сказала: о счастливом детстве. Думаешь, оно только у тебя было – в бойскаутах, в твоём Итоне?
Он вскинул руки жестом «сдаюсь!», хотел что-то сказать в этом духе, примирительное. Но Виктория уловила в его движении иронию и вновь завелась!
– Да, да, я тоже не понимаю, почему у нас были очереди совершенно дикие за майонезом, туалетной бумагой, бананами! Почему не было скотча? Я ведь знаю, что ваши солдаты уже в войну приклеивали им запасные обоймы на свои автоматы! Не понимаю, почему нельзя было тогда, в советское время, всё это выпускать, продавать… Вот эти мелочи и сгубили нашу страну. Люди их захотели, им казалось: будет в магазинах тридцать сортов колбасы, навалом апельсинов, жвачек, пепси и сникерсов – наступит рай земной! Всё это мы и получили. Но очень скоро поняли: потеряли гораздо больше. Столько, что я тебе и объяснить не могу. Да ты и не поймёшь… Посмотри на меня!
Девушка вскочила на ноги и стала перед молодым человеком. В своём единственном «купальном костюме» – топике и трусиках, бронзово-загорелая, высокая и гибкая. В один из первых дней на острове она уже стояла так перед ним, давая себя разглядеть. Тогда она это делала весело, кокетливо. Сейчас она тоже покружилась перед ним, но сдержанно-демонстративно.
– Видишь? Я ведь такая же, как ваши самые красивые девушки, верно? Но это только внешне. Я другая! Ты это чувствуешь, да?
