Наталия Терентьева - Синдром отсутствующего ёжика
– Ну, давай за нашу неожиданную встречу! – Олег уже держал свой бокал, второй протягивал мне. Он успел порезать чуть подсохший лимон, даже разложил его вперемешку с шоколадными конфетами на блюдце с веселыми цыплятами в спортивных кепочках.
Я взглянула на темно-красное вино, красиво переливающееся в отблесках огня.
– Ты тоже будешь пить? А как же машина?
– Я только пригублю. Не спаивать же тебя одну, – он поднес мне бокал и вложил мне его в руку, несколько задержавшись своей ладонью на моих пальцах. – Сашка… Вот сижу рядом с тобой сейчас… Ладно, давай выпьем. – Он слегка прикоснулся своим бокалом к моему и не торопясь выпил, наверно, половину. – Великолепное вино, попробуй. Хранилось для специальных случаев с прошлого года. Знаешь… наверно, это прозвучит романтично до идиотизма, но я как будто самого себя встретил, двадцатилетнего… Удивительно…
Я смотрела на Олега, а думала совсем о другом. Как же я привыкла к одиночеству и совсем перестала его замечать. И только в те минуты, когда становится плохо, я понимаю: нет на земле такого места, куда мне можно прийти со своими бедами. Нет места, нет такого человека в мире. Человек рождается один, и один умирает, это правда. Поэтому кто-то ищет Бога, веря в то, что тот послушает, даже поддержит при случае, придумывает сам себе могущественного, верного, доброго друга. Кто-то упорно ищет пару, половину и держится за того, кто рядом, даже если рядом не очень подходящий человек. За годы ведь острые грани стираются…
Вот почему я когда-то давно не стала сближаться с Олегом? Он был одним из самых симпатичных ребят на нашем курсе, хорошо учился, у него была приятная интеллигентная семья… Но он мне не нравился. А Вадик Хисейкин очень понравился – быстрый, ловкий, глазастый, рядом с ним мне становилось жарко, а рядом с Олегом всегда было хорошо и спокойно – не более. Так вот за это и надо было держаться. Научила бы Ийку, если бы она не ушла.
Я быстро сделала несколько глотков вина.
– Очень хорошее вино. Как называется?
– Да обычное французское шардоне, просто настоящее, не поддельное. – Он смотрел не на бутылку, а на меня. – Ты изумительная, Сашка. Ты даже сама не понимаешь, какая ты…
Я растерялась и одновременно ощутила приятное тепло – то ли от вина, то ли от его слов. Наверно, я не заметила, как превратилась в существо среднего рода… И дело не в том даже, что у меня нет мужа и мужчины… Я просто перестала об этом думать…
Мысли у меня окончательно спутались. Я пыталась уцепиться за что-то мало-мальски внятное и понять: кто же завтра рано утром должен прийти ко мне на прием – то ли азербайджанка с тремя детьми, которым она упорно отказывается делать прививки, то ли та одинокая мамочка с бледной веснушчатой дочкой, никак не начинающей говорить…
Я не заметила, как Олег сел чуть ближе ко мне. Или он здесь сидел с самого начала? У меня так сильно шумело в голове, как будто завывал ветер и тяжелое сломанное дерево волокли по земле, а его ветки шуршали, ломались, задевая за что-то стонущее и хрупкое… Интересно, как возникают посторонние звуки в твоей собственной голове, да еще такие ужасные?… Я попыталась сильно тряхнуть головой, чтобы прогнать этот шум, но от резкого движения он только усилился. Теперь еще как будто огромная бормашина стала вворачиваться в мягкую, живую плоть с диким, отвратительным визгом. Все что угодно, только не такие звуки и натекающие на реальность картинки…
Голос Олега едва пробивался сквозь этот гул. Мне захотелось лечь и выключить изображение и звук в моей собственной голове.
– Ты в порядке?
– Кажется, да… – проговорила я с трудом, не уверенная, что Олег меня услышит. Сама я своего голоса не слышала совершенно. – Только я совершенно не умею пить…
– Да ты и двух бокалов вина не выпила за весь вечер, – кажется, засмеялся Олег.
– Я же… вообще не пью, – пыталась вразумительно объяснить я, укладываясь на диван.
Он склонился надо мной.
– Так. И что мне с тобой делать? Ты собираешься спать?
– Нет… Я только… чуть-чуть…
Я на секунду закрыла глаза и тут же их открыла, с трудом разлепив веки. В комнате почему-то выключился свет. Передо мной было большое окно с плотными цветастыми шторами. Странно, а я и не обратила внимания, какие яркие шторы… Даже в полутьме были хорошо видны огромные оранжевые круги и полосы… Рядом кто-то пошевелился. Я вздрогнула и отодвинулась. И села. Мне тут же стало холодно. Я натянула простыню на голые плечи. Голые… Так что же, это значит, я… я тут спала? А этот человек рядом… Это Олег? И я с ним… Но я ничего не помню… Он повернулся ко мне и рукой пошарил рядом с собой. Я отодвинулась подальше. Он причмокнул во сне и обнял мою подушку.
Да… Ну и дела… Я постаралась потихоньку встать, покачнулась и с трудом удержалась на ногах. Что же это я так? Ну конечно, я же все глотала и глотала то вино, вкусное, легкое и терпкое… И, кажется, ничего не ела с самого утра. Что-то съела в ресторане… Рыбное… или не рыбное… Не помню даже… Ужас… Как стыдно и глупо… Я всегда быстро пьянею, но чтобы вот так, до потери памяти… А главное, как теперь понять, что же было потом? Я посмотрела на голую ногу Олега, высовывавшуюся из-под одеяла, с ровными чистыми пятками и светлой рыжеватой шерстью на икрах, и вспомнила. Я вспомнила, как он сказал: «А теперь ты», – и попытался посадить меня к себе на грудь. А мне, кажется, стало очень смешно – он так серьезно, ответственно это произнес. А потом я сползла на бок и уснула… Хорошенькое дело.
Я походила по комнате в надежде найти свои вещи, но так ничего и не нашла. Неужели я шла сюда голая? Или он меня нес? Совсем не помню… Но одеваться-то надо… Я осторожно приоткрыла дверцу небольшого шкафчика, стоявшего напротив кровати. На полочках лежали аккуратно сложенные женские вещи. А на внутренней стороне дверцы была неровно прилеплена детская наклейка – улыбающаяся фея в ярко-розовом бальном платье. Нет, только не это!
Я побыстрее закрыла шкаф и взяла с края кровати клетчатую мужскую рубашку. Наброшу пока ее хотя бы… Холодно… Стылый, промерзший дом. Я вдруг ощутила, как холодно в доме, влезла в рукава и попыталась застегнуться. Пуговицы застегивались туго. Они были крупнее дырок и разные. Я присмотрелась повнимательнее. Каждая пуговка была аккуратно пришита и плотно обмотана ниткой по ножке. Ниточка серая, темно-синяя, черная… Понятно, все понятно. Любимая байковая рубашка. Теплая, уютная, домашняя. Та женщина, которая накрепко пришивала пуговицы, не имела в виду меня в этой рубашке, это уж точно.
Я спустилась вниз по лестнице. Перед глазами у меня почему-то все была детская наклейка с улыбающейся изо всех сил феей. У феи в руках была палочка, с нее сыпались волшебные искры, принося чудо… Вот к примеру, меня…
Я присела на край большого кресла и подтянула ноги. На первом этаже было еще холоднее. Камин давно потух. Я взяла со стола почти пустую бутылку минеральной воды и допила остававшийся там глоток. Вода была без газа и отдавала содой. Хорошо бы почистить зубы. Только очень не хочется в зеркале смотреть себе в глаза.
Я подошла к окну. На подоконнике сидела кукла, очень похожая на ту фею, чей портрет был приклеен в шкафу. Сколько же у нас таких кукол осталось – с одинаково красивыми личиками в ореоле буйных кудрей, с огромными голубыми или фиолетовыми глазами, победной улыбкой… Все они так нравились когда-то Ийке… Я глубоко-глубоко вдохнула и выдохнула. Надо умыться, найти свои вещи и быстро отсюда уйти.
Вынув из кучи вещей, валявшихся на полу в гостиной, свои брюки и водолазку, я увидела колготки и белье, почему-то аккуратно сложенные прямо на столике, за которым мы вчера сидели, и я пропустила момент, когда… Да ладно! Что уж теперь! Наверно, мое сознание очень хотело отключиться, поэтому я так легко и опьянела. Иногда на этом свете устаешь до невозможности. До невозможности существовать дальше.
Я быстро натянула свою одежду и подошла к окну. Почему я одна? Почему? Мне всегда казалось – вот наступит момент, и придет он. Обязательно придет. Я даже как-то смутно представляла себе его. Он будет совсем не похож на вертлявого Хисейкина. Может, будет чем-то похож на моего молчаливого папу, только выше ростом и крупнее. Я так хорошо себе его представляла, так явно, что он просто не мог не материализоваться. Я ждала и ждала. А он так и не приходил. Ни высокий, ни крупный, ни средний – никакой. Сережа с лохматым Кузей на поводке не в счет, они мне самой в спутники жизни не подошли.
Я ни разу не пожалела, что не смогла удержать Хисейкина. Даже в самые отчаянные минуты одиночества я не могла вообразить, что вот приходит Хисейкин и, обнимая меня, говорит: «А давай-ка, Саша, начнем все с начала…» Я ждала кого-то совсем другого, а он, наверно, меня просто не нашел. Ходит где-то по свету и думает: «Да где же эта Саша, маленькая, беленькая, тоненькая, как веточка, которая ждет не дождется меня? Где она?»
