Александр Проханов - Крым
Колдовская песня кружила голову, печально и сладко томила, и он улыбался, окруженный роем разноцветных пылинок.
И где черви?
И где черви?
Они в гору ушли.
Они в гору ушли.
Голос Верхоустина становился свежим и сочным. В нем гудела жаркая сила. Так огонь выталкивает из дымохода сырой воздух и ровно поет в трубе. Голубые кристаллы глаз испускали лучи, которые обнимали Лемехова, подхватывали, лишали телесности, куда-то влекли. Перед ним возникали образы прошлой жизни, которые он, казалось, забыл, но они возвращались отчетливо, драгоценно, словно иконы в окладах, складывались в волшебный иконостас. И он шептал перед ним бессловесные молитвы.
Деревенская девушка в ситцевом платье провожает его до околицы, дарит на прощание цветок розовой мальвы, чтобы больше никогда им не встретиться. Молодое лицо отца склонилось над детской кроватью, и он ликует в своем утреннем пробуждении, так благодарен отцу, так любит его родное лицо.
Лемехов слушал горловые, то глухие, то трубные звуки, роковые вопросы и вещие на них ответы, и ему казалось, что его подхватили огромные качели и переносят из одного мироздания в другое, и сердце замирало от счастья.
И где гора?
И где гора?
Быки выкопали.
Быки выкопали.
Ему казалось, что колдовские глаза Верхоустина рисуют огромный круг, в котором раскинул руки он, Лемехов. Синеглазый чародей закручивает время в упругую спираль, совмещая его краткосрочную жизнь с бесконечным бытием. Его судьба исчислена и расчерчена небесным чертежником, помещена в круг всеведущим геометром, который выбрал его мерой всех вещей, поставил в центр Вселенной и вращает вокруг него громадную карусель мироздания. Его судьба на учете. Она важна, ею ведают высшие силы. Его ожидает впереди великое свершение, и где-то на спирали времен отмечено мировое событие, связанное с его именем.
И где быки?
И где быки?
Они в воду ушли.
Они в воду ушли.
Верхоустин то прикрывал глаза, так что под веками что-то слабо мерцало. То распахивал их во всю яркую ширь, и тогда лицо его превращалось в лик, озаренный лазурью. Он вращал головой, на шее вздувалась дрожащая жила, и казалось, что он месит густое варево, состоящее из колдовских слов, варит зелье из тягучих звуков, жгучих огненных капель.
Лемехов почувствовал, как тяжело в груди, набежала муть, стало тоскливо. Спираль, на которой была записана его судьба, оборвалась и померкла. Райское блаженство, волшебное чудо казались недостижимыми. Клубящийся ком тьмы окутал его. Из этой тьмы стали падать, подобно камням, воспоминания, о которых он старался забыть. Но звуки угрюмой песни вырывали их из мглы, и они падали, как раскаленные метеориты.
Собака, которую он купил, мечтая иметь рядом преданное добродушное существо. Он застрелил ее в приступе слепой ярости, когда она загрызла деревенского индюка. И теперь видел ее, милую, веселую, со смеющимися глазами, за секунду перед тем, как спустил курок. Жена, беременная, стояла у крыльца рядом с цветущими флоксами. Он уговаривал ее отказаться от ребенка, который будет мешать их молодой, неустроенной жизни. Жена согласилась, бессильно побрела от крыльца и плакала одна в беседке.
Эти воспоминания вычерпывались из памяти, их подхватывал колдовской напев. Зелье, которое подносили к его губам, горчило и жгло.
И где вода?
И где вода?
Гуси выпили.
Гуси выпили.
Как тучи, толпились кошмары. Мерещились грядущие войны, горящие здания, окровавленный асфальт площадей. Пулеметы гнали толпу, били из окон снайперы. Государство качалось и корчилось. Сражались ватаги и банды, самозванцы стремились в Кремль. Пронзенные торпедами, тонули подводные лодки, выплескивая из реакторов огненный яд. Лучи дальнобойных лазеров сбивали ракеты, жалили в небесах самолеты, жгли и плавили танки. Взрывались плотины и дамбы, и ревущий поток сметал города и селенья.
Песня гудела, как звук поднебесной трубы. Синеглазый пророк возвещал скончание мира, и в синих кристаллах переливалась прозрачная смерть.
И где гуси?
И где гуси?
Во тростник ушли.
Во тростник ушли.
Песня была похожа на ворожбу дурного шамана, на заговор злого кудесника. Водила по кругу, морочила, не выпускала из лабиринта. Душа беспомощно старалась спастись, вырваться из плена, заслониться от смертоносных голубых излучений. Хотела умчаться туда, где мама раскладывала на столе привезенные из Суханова акварели, и он любовался золотой березой, отраженной в темном пруду, белоснежной беседкой с кустами пунцовых роз. Туда, где старый московский двор с тополями и кленами и они с соседским мальчишкой зарывают в углу двора драгоценный клад – осколки цветной расколотой чашки. Девочка в красных туфельках прыгает через скакалку, ее косы танцуют, а в нем такая внезапная нежность к ее красным туфелькам, к белым танцующим бантам…
Лемехов стремился туда, где было спасение от грядущих напастей и бед. Но упорная сила возвращала его обратно, захватывала в колдовскую спираль, водила по кругам, и он плутал в лабиринте среди синих кристаллических вспышек.
И где тростник?
И где тростник?
Девки выломали.
Девки выломали.
Он пребывал в дурной бесконечности. Был деревянной чуркой, которой перебрасывались два лесных колдуна. Один колдун задавал дурные вопросы, а второй находил ответ, предполагавший новый дурной вопрос. Эти вопросы и ответы сводили с ума, заставляя рассудок двигаться по порочному кругу, рождали безумие. Не было такого ответа, который остановил бы это изнурительное круженье. Стал бы ответом на все мучительные вопросы бытия. Этот ответ находился вне лабиринта, вне колдовской спирали. Лемехов силился вырваться из порочного круга, чтобы отыскать желанный ответ. Но властная сила вновь помещала его на заколдованное колесо с синими спицами, и это походило на бред.
И где девки?
И где девки?
Они замуж пошли.
Они замуж пошли.
Он сражался с безумием. Старался сокрушить циклотрон, по которому мчался вместе с гибельными лучами. Вырывался из ревущей трубы, в которую его засосало и носило по гигантским кругам. Он был частицей, попавшей в космический вихрь. Вселенная, по которой он мчался, состояла из двух половин, в одной из которых содержались бесчисленные, не имевшие смысла вопросы, а в другой – бесчисленные ответы, лишь умножавшие неведение. Вселенская тайна оставалась нераскрытой, мировая загадка – неотгаданной. Он носился, достигая краев Вселенной, и на этих краях, по обеим сторонам стояли два чудовищных великана, кидали один другому его изнуренный разум.
И где мужья?
И где мужья?
Они померли.
Они померли.
Он вдруг нашел в лабиринте малое ответвление, едва заметный ход, который уводил из заколдованной спирали, сулил избавление. Он дождался, когда в песне прозвучал и оборвался очередной вопрос и еще не прозвучит ответа. Нырнул в этот ускользающе-малый проем между звуками. Услышал, как у него за спиной проревел вихрь и, не находя его, умчался по жуткой трубе.
Он втискивался в спасительный ход, ввинчивался в него плечами и бедрами. Застревал, закупоривал его своим телом. Ужасался тому, что так и останется в нем навсегда.
И где гробы?
И где гробы?
Они погнили.
Они погнили.
И этот последний ответ был чудесным и долгожданным. Прерывал мучительное кружение, разрывал порочный круг бытия. Лемехов вырвался на свободу, в ослепительный свет, в божественную лазурь. Испытал блаженство, словно кончилось изнурительное время, растворилось пространство, и он все объял, все любил и славил.
Это продолжалось мгновение. Ночная изба. Догорают в печи поленья. Умолкнувший певец, и в синих его глазах лучистые слезы.
Они сидели молча, словно хотели привыкнуть к новой, возникшей между ними близости.
– Я хотел вам сказать, – тихо произнес Верхоустин.
Лемехов слышал, как звенят в печи угольки.
– Мне важно, чтобы вы меня услыхали.
Деревянная голубка раскачивала свою пернатую тень.
– Слушаю вас, – сказал Лемехов.
– Вы станете президентом России.
Пернатая тень скользила по потолку. На столе в стеклянной бутылке блестела зеленая искра. Тетерка на блюде уронила мертвую голову, и в раскрытом клюве краснела ветка брусники.
– Что вы сказали?
– Вы станете президентом России.
– Мне странно это слышать. Вы уподобляетесь пророчицам и гадалкам. Но я не заказывал вам гороскоп и не просил погадать по руке. – Лемехов шевельнул плечами, сбрасывая сладкое наваждение, рожденное песней. Был ироничен, с досадой смотрел на Верхоустина, который разрушил таинственный мир.
– Вы должны утвердиться в мысли, что станете президентом России. Уверовать в это и делать все, чтобы приблизить этот момент.
– С какой стати? – раздраженно сказал Лемехов. – У России есть президент Юрий Ильич Лабазов.
