Ирина Лобусова - Камасутра. Короткие рассказы о любви (сборник)
— Очень красиво. Одесса всегда прекрасная.
— Да, я знаю. Я так хотела бы прогуляться по Приморскому бульвару, зайти на Соборку, увидеть Горсад… Знаете, даже улицы там необыкновенные! Ходишь по городу, и каждая улица — как родной дом! В мире нет ничего замечательней! Теперь я все время думаю об этом… — она тяжело вздохнула. Потом, видя, что я молчу, снова улыбнулась:
— Меня зовут Галина.
— Очень приятно!
— Я ненадолго здесь. Знаете, у меня в Одессе есть дочка, и она скоро приедет за мной. Все это вопрос нескольких дней. Она скоро приедет, и заберет меня домой. Там, в Одессе, у меня есть квартира…
И женщина рассказала свою нехитрую историю: развод с первым мужем, дочка, которую воспитывала одна, работа в конструкторском бюро, второе замужество в 45 лет.
— Мой второй муж был из Киева. У него была в Киеве однокомнатная квартира. Я вышла замуж, когда моя дочка была уже взрослой. У нее есть сын. Потом муж умер, дети мужа отобрали квартиру. А я оказалась здесь… Но ничего! Скоро меня заберут. Дочка за мной приедет!
Дальше она заговорила о своей дочери. В этот момент яркий луч солнца, отразившись от стеклянных бокалов, ударил прямо в глаза. Я зажмурилась, отодвинула голову, и… вдруг окаменела! Лицо женщины, в которое бил солнечный луч, оставалось неподвижным, а глаза смотрели в одну точку… Женщина была слепа.
По паузе, вдруг наступившей в разговоре, она все поняла:
— Вы догадались, правда? Люди не сразу догадываются. Я после смерти мужа болела долго. Потом ослепла. Жаль, конечно, но что поделаешь. Молодости не вернешь… Меня хотели в обычный дом престарелых определить, а потом сжалились, и послали сюда, в элитный. Теперь вот от политиков прячут, чтобы слепая старуха им настроение не попортила. А я здесь уже освоилась, знаете. Сама хожу.
В коридоре раздались голоса. Моя собеседница вдруг прислушалась.
— Ну, пойду. Пора мне. Приятно было поговорить. Может, в Одессе увидимся.
И, развернувшись точно к двери, женщина той же шаркающей, тяжелой походкой пошла прочь.
После фуршета я тихонько поднялась в кабинет заведующей домом. Полная, симпатичная женщина принимала меня за столичную журналистку. Я спросила ее о слепой женщине.
— Вижу, вы уже познакомились с нашей Галиной. Ужасная история…
— Скажите, у нее действительно есть в Одессе дочь?
— Да, есть. Это правда.
— И они заберет ее отсюда?
Заведующая замолчала, потом, нахмурившись, тихо сказала:
— Знаете, что я вам скажу… Она ведь подарила свою квартиру дочери. Оформила на нее дарственную. Живет дочь в квартире мужа, свою сдает.
— Ну и что?
— Вы меня не понимаете?
— Нет.
— Она отказалась от матери. Почти официально оформила отказ. Я ведь ей звонила, как только Галина поступила сюда. Телефон она мне дала. Дочь послала меня матом, сказала, что Галина ей не мать и пусть она провалится к дьяволу, куда-то от нее подальше.
— Это невозможно!
— Возможно. Квартира Галины находится в центре Одессы, и дочь ее сдает. Берет 500 долларов в месяц. Как вы думаете, она откажется от 500 долларов в месяц, и заберет вместо этого слепую старуху-мать?
— Я не хочу вас слушать! Не хочу! — в ужасе я всплеснула руками.
— Милая девушка, если б вы знали, какие здесь проходят судьбы и что я вижу… Я давно уже разуверилась в людях! Хотите узнать всю правду о жизни — приходите в дом престарелых. А Галине ждет. Я ничего ей не рассказала, не смогла. За слепой ведь нужно ухаживать, они не сможет одна жить. Пойти на это — значит, совершить подвиг.
— Тысячи людей совершают этот подвиг каждый день!
— Это люди, у которых есть сердце.
— Но кто ее дочь? Бандитка? Проститутка? Ханыга?
— У ее дочери два высших образования — техническое и экономическое. Раньше она работала в банке, теперь работает в облгосадминистрации. Муж у нее работает в банке, а сын учится в престижном экономическом университете. Живут они в трехкомнатной квартире на Фонтане — в Одессе это очень престижный район. Муж ездит на джипе „Ниссан-патрол”. А квартиру Галины они сдают. Постоянно.
— Но ведь есть же законы против таких деток.
— Да, есть. Можно подать в суд, припугнуть. И отдать Галину ей. Но знаете, что она с ней сделает? Да попросту убьет! Могу спорить, что у нее Галина проживет не больше месяца! Я знаю это, уже видела… Рисковать так я не хочу. Пусть спокойно живет здесь. Это самое правильное, что я могу сделать.
— Дайте мне адрес квартиры Галины. Хочу сходить, посмотреть.
— Это бесполезно. Но смотрите, если хотите. И учтите: на смерть я Галину не отдам.
Я пообещала, что не буду писать статью и поднимать на ноги общественность, и ничего не сделаю из того, то могло бы повредить несчастной слепой.
Уже по дороге в Киев мне позвонил продюсер, сообщил, что с кинопроектом все затягивается, и я пока получаю свободное время. На следующий день я уехала в Одессу.
Был прекрасный, теплый воскресный день, когда я шла по улице дворянской в поисках бывшей квартиры Галины. Залитая солнцем Одесса была прекрасна, и я думала о том, какое счастье просто жить здесь…
Вскоре я вошла в старый одесский дворик, где гуляли кошки, висело белье и из окон переговаривались соседки. Квартира Галины была в двухэтажном флигеле, на втором этаже.
Это был общий коридор-веранда, куда выходили двери трех квартир. Дверь нужной мне квартиры была распахнута настежь. Толстая девица, крашенная под блондинку, одетая в старые мужские шорты и белый лифчик сомнительной чистоты, стояла в кухне, обложившись тремя тазиками, в которых пузырилась мыльная вода. Девица стирала. С ее узких губ свешивалась полузатушенная сигарета. Коридор был полон грязной воды, так как вода выплескивалась из тазиков прямо на пол (а дочь Галины заметно сэкономила на стиральной машине). В коридоре стоял тяжелый запах дешевого стирального порошка и несвежего белья. Девица стирала с таким видом, словно стирка представляла собой весь смысл ее жизни и являлась самым важным занятием на свете.
Из двери квартиры напротив (кстати, тоже открытой настежь) выглянула толстая соседка в бигуди, накрученных на черные волосы.
— Олечка, постираться решила? Вот умничка! Хозяюшка ты наша!
— Ага, я уже с утра стираюсь, — девица заговорила басом прожженной вокзальной проститутки, — стираюсь все время! Футболку он два дня одел — надо уже стирать. А потом пол в кухне буду мыть. А потом еще постираюсь. И пол в комнате мыть буду. А потом тряпку постираю и пол в коридоре помою.
— Ага, ага, а я тоже постираюсь, я вчера стиралась, а сегодня не постиралась… — закудахтала толстая соседка. Они явно находили общий язык.
В этот момент из — а жирной спины девицы выглянул обрюзгший парень лет 25-ти, с животом, как футбольный мяч. Увидев его, толстая соседка тут же ретировалась, захлопнув двери.
Парень закурил дешевую папиросу, хлопнул девицу по жирной спине и рявкнул:
— Жрать давай!
— Голову б теле проломить, ….! — лениво отозвалась девица.
— Шо, по морде заехать? Жрать давай, говорю!
— Да пошел ты, …….! Я тебе не жена!.. — услышав лексикон девицы, я удивленно распахнула глаза. Это было что-то свежее и новенькое…..
— Когда твоя мать из села приедет?
— К вечеру приедет, сумки привезет…
Дальше мне расхотелось слушать. Я вспомнила деликатные шаги за спиной, тихий голос «простите, пожалуйста», и вышла из коридора.
На обратном пути Дворянская улица в сердце Одессы показалась мне черной. В доме у реки умирала старая слепая женщина, чтобы толстая девица со своим сожителем могли стирать вволю, превращая старинный коридор в общий, так, как привыкли в своем родном селе. Двое хамов, облюбовавший чужой дом. Квартиранты, которые платят доллары.
Доллары. К вечеру следующего дня я поехала на Фонтан. Прошло совсем немного времени, когда к нужному мне дому подъехал черный джип. Из него вышла полная черноволосая женщина лет 40. На шее ее, в ушах, на жирных пальцах рук сверкало золото. Одета она была в дорогой брючный костюм белого цвета, который ужасно ей не шел. Сопровождал ее седой мужчина лет 50, в представительном черном костюме. Женщина что-то громко рассказывала своему спутнику визгливым голосом.
На ее расплывшемся лице было написано самодовольство — такое, какое бывает только у состоятельных людей. Женщина высоко держала голову и не смотрела по сторонам. Так они вошли в подъезд. Я видела их мельком, но достаточно для того, чтобы заметить: лоснящееся от сытости лицо женщины напомнило мне черты другого лица….
Потом я ехала домой по вечернему городу, стараясь не думать о том, что в доме у реки слепая старуха каждый день ждет того момента, когда приедет ее дочь, чтобы наконец-то забрать домой… Слепая женщина верила в то, что ее дочь приедет. Все это — лишь вопрос нескольких дней. Не может не приехать, потому, что она — ее мать.
