Михаил Веллер - О любви (сборник)
– Святые не имеют детей, – пожал плечами Звягин, – а человечество хочет жить. Заметь – грех тоже привлекает женщину.
– Порочная привлекательность. И чем же привлекает?
– А тем, что грешащий имеет силу, храбрость, страсть достаточную хотя бы для того, чтобы нарушать общепринятую мораль.
Величина, смысл, ценность человека определяются тем, насколько он способен переделать мир, – Звягин оседлал любимого конька – или сел на диван, смотря в какой плоскости рассматривать действие. – Вначале все было просто: побеждал сильнейший, он мог прокормить семью, продолжить род, охранить его от врагов и опасностей. Затем в преобразующую силу все больше превращался ум; недаром женщины испытывают интерес к умным мужчинам…
– Господи, как политинформацию читает, – поморщилась жена, подруга боевая дней суровых, дух един и плоть едина.
– Молчать и слушать старших по званию, – приказал Звягин. – Тот, кто доказывает свою правоту физической силой – по-природному исконно прав: он доказывает, что значительнее своего обидчика и врага на Земле…
Победа привлекает женщину – да! Потому что доля мужчины на Земле – побеждать! Силой, умом, страстью! Выдержкой, волей! Побеждать – значит переделывать мир, оставить свой след, реализовать свои возможности. Это и есть удел и назначение человека.
Вклад женщины – принадлежать к роду победителей, продолжить его, тем самым – продолжить передел мира, обеспечить саму возможность этого передела, рожая победителей.
И женщина инстинктивно стремится к мужчине, в котором победительное начало выражено сильнее. Ведь любовь – проявление инстинкта жизни, а жизнь – это самореализация и передел мира.
– А почему любят богатых?
– Богатство – свидетельство силы человека в этом мире.
– А знаменитых?
– Слава – свидетельство значительности человека.
– А красивых? – Жена торжествующе посмотрела на замолкшего в затруднении Звягина.
– Красота – это тоже значительность, – нашелся он. – Красивый многим нравится, он заметен, ему легче идут навстречу, он ценен уже сам по себе.
Да… Так, если мужчина избит тремя хулиганами – это не поражение в глазах женщины: ну, втроем они сильнее физически, вот один на один – еще посмотрим. И побитый одним, но не сломленный, неукротимый, – он тоже победитель: в конце концов не он, так дети его своей неукротимостью и устремленностью добьются любой цели. А вот струсивший, отступивший – он проиграл, он слаб духом, и в глазах женщины падает. Ум и благородство на словах – дешевы. Ибо трусость – означает непригодность мужчины в борьбе, которая есть жизнь, добиваться своего, оставлять след в жизни. Трус слаб всегда, потому что трусость не дает ему возможность реализовать силу. Наверное, ничто так не отвращает женщину от мужчины, как трусость.
– Ты у нас известный храбрец, – засмеялась жена.
– Чашку кофе храбрецу! – велел Звягин.
26. Не имей сто рублей.
– Одолжи у него стольник, – посоветовала Лариса. – А лучше двести-триста.
– Зачем? – изумилась Валя.
– Посмотреть – даст или нет.
– Зачем? Мне не нужно. Если будет – конечно даст. Но если б и понадобилось – я не хочу брать у него, это… нехорошо…
Лариса сощурила длинные глаза:
– Если женщина для мужчины что-то значит – он рад для нее на все и с деньгами не считается. Надо знать, с кем имеешь дело. Просьба о деньгах – прекрасная проверка чувств.
Совет был неприятен: презренные уловки!.. Но – верен… Валя разыгрывала в воображении сцену: срочно продается, скажем, фирмовая куртка. А отдаст – постепенно, со стипендии, отдаст.
В Дом журналистов, место престижное, для посвященных, Игоря пускали без пропуска, здороваясь: знали. Потягивая внизу в баре кофе, Валя, невольно кося по сторонам, где обычные на вид люди запросто разговаривали о публикациях и командировках, спросила как можно небрежнее, ввернув в удобную паузу:
– Кстати, ты не мог бы немного одолжить мне?
– Сколько? – улыбнулся он готовно.
– Ерунда. Сотни две. (Улыбка его стала резиновой.) Даже полторы.
Игорю казалось, что он ничем не выдает себя.
– Прямо сейчас?
– Если можно – завтра.
Вот оно. Лариса права. Девочка рассматривает его как дойную корову. Не удержалась. Раз у него машина, раз она ему нравится – деньги и подарки разумеются сами собой.
С оттенком внутреннего презрения (ожидал, ожидал подобной просьбы) шутливо вздохнул:
– У меня нет столько в наличности.
Она как бы не придала значения ответу:
– Ну, может быть, снимешь со сберкнижки.
Откуда она знает про его сберкнижку? Да и много ли там…
– Какие сбережения у нищего аспиранта, – вздохнул он.
– Мне казалось, ты такой бережливый, организованный, – протянула Валя, подпуская нотку разочарования. – Я бы могла взять у родителей, но они и так на меня тратятся.
«Но незачем посвящать их в мои траты», – перевел он ее слова.
Ему хотелось смягчить ситуацию, спустить на тормозах, но Валя вперилась испытующе – внутренняя неловкость нарастала.
– Ты не бойся – я отдам, – произнесла она сакраментальную фразу, пахнущую ледяным насмешливым леденцом.
«Значит, если б мне понадобились деньги, пришлось бы вот так унижаться, и после длительных раздумий и взвешиваний он бы осчастливил золотым дождем на сумму в двести деревянных. И не чувствует, что сейчас получит в рожу свой поганый журналистский кофе!»
Когда двое не понимают друг друга – непонимание взаимно.
«Значит, она уже считает естественным располагать моими деньгами? Дает понять, что не тратить больше, чем было, на такую заметную девочку – фи? Или – намек, что такая сумма сделает ее покладистей? материальный эквивалент ее благосклонности? Да, раз богат, родители не нищие, – что ж будущей родственнице не пользоваться деньгами?»
Он опасался и вызвать презрение, и поступить неверно, и поссориться; сыграл, как всякий нерешительный человек:
– Завтра принесу, – и легко расслабил улыбку.
– А… триста сможешь? – наиграла она.
– Конечно, – проглотил он.
Сомнения ее рассеялись: конечно, откуда у него столько при себе! На миг вновь почувствовала себя влюбленной, глаза ее сказали об этом. Он щедр, добр, бескорыстен, даже не спросил ее ни о чем.
Выражение ее глаз как раз укрепило Игоря в подозрениях. Она даже не считает нужным скрывать, что рада деньгам и за деньги согласна любить его. Презренье, государь, презренье! Мелкая шантажистка, динамщица, хищная плотвичка.
Результатом мучительных размышлений явился назавтра компромисс в сто рублей.
– Извини… это все, что было у меня на книжке (вранье). И стипендия еще нескоро.
– Спасибо! Но… – Валя спрятала деньги. – Мне срочно. Мне нужно! – с чувством и значением сказала она.
Он смутился, похолодел. Нужно. На что? Лечение? Она кому-то должна? Комплекс содержанки?
– На что? – вслух произнес он.
«Вот и спросил. Вот и все благородство. Жаден, подозрителен, лжив… противен!»
Объяснение про куртку прозвучало очень детально и неубедительно. Эта неубедительность окончательно доказала несчастному, что его водят за нос, причем в неизвестную сторону водят!
– Я боюсь, что в ближайшие дни у меня не будет такой суммы, – размеренным голосом подал он отрепетированный текст.
«Вот и отказал. И дал понять, сколько именно я для него стою. Господи, да он же мелок!..»
Через несколько дней она вернула деньги с милой благодарностью, сделав вид, что все в порядке.
27. Женские преимущества.
За цепью случайностей всегда кроется чья-то воля – будь то воля провидения или конкретных лиц. Ларику нужна была Валя, Ларисе – Игорь, и две эти вполне разумные силы исподволь и непреодолимо растаскивали нашу пару в разные стороны.
Очередное конкретное лицо появилось при дружеском застолье Игоревой компании. Лицо было длинноносое, худое и слегка асимметричное. Обладательница подкачавшего лика искупала некоторый недостаток природных данных избытком французской косметики и сдержанной ослепительностью туалета – по последней парижской моде!
– Знакомьтесь – Лена, – представила ее Лариса. – Моя подруга. (Лицо подруги чуть поморщилось, что не приблизило его к симметрии.) Мы вместе отдыхали в Пицунде.
Лена подала руку высоко – при желании можно было счесть ее поданной для поцелуя. Игорь, помедлив, ограничился пожатием, и колебание его от Вали не укрылось.
Расселись, и Лена оказалась напротив Игоря, имея полную возможность одаривать его взглядами столь же долгими, сколь претенциозными обдавались остальные.
С дефицитов и политики речь естественно перетекла на заграницу.
– Когда я в последний раз была в Лондоне, англичанка, в доме которой я жила, удивлялась: «Как, вы не знаете, сколько фунтов сегодня потратили?» Я спрашиваю: «А вы знаете?» И она называет с точностью до пенса!
Лена настолько не сомневалась, что является центром компании, что ее и стали воспринимать как таковую: неоспоримые преимущества наличествовали. Красочные картины забугорья разворачивались небрежно, как надоевшие карты соседнего района: