Александр Проханов - Политолог
Вот и теперь, отдавая свои персты во власть маэстро, едва увидев Стрижайло, он произнес:
– Королева-мать просила уделить вам некоторое время, не столь великое, чтобы нарушить этикет Виндзорского дворца, где у меня назначена встреча с герцогом Монако. Видите ли, мы участили встречи августейших особ Европы, решив образовать своего рода династический клуб.
В него входят не только представители правящих династий, такие как я, или князь Люксембургский, или королева Голландии, или князь Лихтенштейна, но и потомки Габсбургов, Гогенцоллернов, Бурбонов, Валуа, Каролингов и Капетингов. К нам охотно присоединились потомки царей Румынии и Болгарии, отпрыски литовских Гедиминовичей, потомки польского короля Владислава, король Испании, итальянские отпрыски Витторио-Эммануила, ну и, конечно, выморочная ветвь Романовых, погрязших в спорах о престолонаследии и вносящих в наш дружественный кружок дух соперничества и династических войн… – Карантинов умолк, позволяя Стрижайло проникнуться возвышенным аристократизмом услышанного. Любовался блеском полированных ногтей, над которыми трудился маэстро.
Женщина у конвейера подняла над головой и стала показывать Карантинову большую желтую тыкву, желая порадовать аграрника видом зрелого, упитанного плода. Но Карантинов надменно отвернулся, не желая замечать тыквы, которая возвращала его в деревенское прошлое.
– Королева-мать, идя навстречу наивным и ревностным обожателям, которых не счесть среди подданных английской короны, позволяет им присылать во дворец различные диковинные плоды, выращенные в тех или иных странах Британского Содружества наций. Кстати, она собственноручно готовит из тыквы замечательный кисель и поразительно душистое варенье, которым так любила лакомиться бедная принцесса Диана. – При этих словах Карантинов печально вздохнул, изображая на лице сдержанную грусть, ибо, как и все члены королевской фамилии, умел управлять эмоциями. – Наш династический клуб проводит большую культурно-историческую работу. Мы устраиваем пикники где-нибудь в Альпах, или во фьордах Норвегии, или в живописных предгорьях Карпат. Играем в гольф и крикет. Совершаем автопробеги на «бентли». Путешествуем на яхте по островам Средиземного моря. И постоянно посещаем родовые дворцы и замки, места погребений королей и царей, не давая забыть Европе об эпохе великих монархий…
Женщина подняла с конвейера огромный кочан капусты и показала его Карантинову, желая обратить внимание не только на зеленую, спрессованную из листьев голову, но и на свои белые аппетитные руки и пышные, переполнявшие сорочку груди. Однако усилия ее были тщетны.
– После того как от вас поступило известное предложение, не скрою, я был смущен. Как всегда в подобных случаях, я посоветовался с королевой-матерью, и она сказала, что я должен принять предложение. Видите ли, в случае моей победы на президентских выборах в России возникает совершенно иная геополитическая ситуация в мире. Под скипетром нашей династии окажется не только Британское Содружество наций, но и СНГ, а это больше половины всей земной суши. Если подтянуть сюда Китай и некоторые страны Латинской Америки, где еще чтут испанскую корону, то мы возьмем в окружение США и положим конец их отвратительному господству. Как истинный представитель Старого Света, я ненавижу этих хамов, которые истребили индейцев, бизонов, установили рабство, сбросили на Хиросиму атомную бомбу, заразили человечество СПИДом, с помощью продукции Голливуда разрушили традиционное искусство, а с помощью Диснейленда опрокинули традиционные религию и мораль. Мы должны остановить американского хама. Мое избрание положит начало новой организации человечества, которое не будет нуждаться в проамериканской ООН, в этой вашингтонской марионетке Кофи Аннане. Кстати, однажды у меня с ним вышел конфуз, над которым смеялась королева-мать. Как-то мы зашли с Кофи Аннаном в бар, и я попросил: «Кофе черный». Он решил, что таким образом я решил его оскорбить, и обвинил меня в расизме…
Дородная крестьянка подняла высоко огромную свеклу, держа ее за пышную ботву. Так палач-якобинец на Гревской площади воздел над толпой отрубленную голову несчастной Марии-Антуанетты. Этим жестом крестьянка предостерегала Карантинова об опасностях, подстерегающих династии, и одновременно приглашала полюбоваться на свои великолепные груди, продавившие сосками тонкую кофточку. Карантинов остался безучастен. Его сердце переполняла любовь к другой, безвременно ушедшей. Эта любовь и печальная нежность были столь велики, что он не мог не поделиться ими со Стрижайло, который умел быть прекрасным слушателем.
– Скажу откровенно, королева-мать недолюбливала принцессу Диану. Не сразу согласилась на нашу помолвку, словно предчувствовала – наш брак не станет счастливым. Он и не был счастливым, он не был даже браком. Живя со мной, принцесса Ди оставалась девственницей. Она просила меня: «Чарльз, не касайся меня. Я хочу перед Богом сохранить целомудрие». Я шел ей навстречу. Любил ее, но как дочь или младшую сестру. Мы совершали прогулки верхом, читали вслух ее любимую «Алису в Стране чудес», раскрашивали картинки с изображением бабочек и цветов. Бывало, подойдет ко мне и спросит: «Чарльз, а верно, что Лоуренс Аравийский недолюбливал арабов? А мне они почему-то нравятся». Она пала жертвой своих симпатий к этому вероломному племени, которое Господь сотворил из песка Сахары, обвалял нефтью и вдохнул в них ненависть к евреям. Однажды молодой арабский миллиардер, плейбой и беззастенчивый денди, пригласил ее на яхту, дал покурить кальян, в который был замешан наркотик. Принцесса Диана заснула, а он во сне овладел ею. Потом она говорила мне: «Представляешь, Чарльз, я сплю, и мне снится, что я превратилась в белую верблюдицу, и на мне скачет свирепый бедуин». Одним словом, она забеременела. В ней взрастал эмбрион араба. Британской королевской династии, всей англиканской церкви грозил позор – у принцессы родится незаконный ребенок, араб, мусульманин, который после рождения пройдет обряд обрезания. Я просил ее избавиться от ребенка, обещая лучших гинекологов мира. Ее ответ был таков: «Я не могу убить младенца в моем чреве. К тому же чувствую, что он будет великим арабским правителем, который наконец объединит всех арабов в халифат и сокрушит Государство Израиль». Что мне оставалось делать?..
Женщина на конвейере нетерпеливо подняла огромный продолговатый кабачок, напоминавший гениталии слона. Потрясала, как булавой, изо всех сил стараясь отвлечь Карантинова от горестных переживаний, вернуть к простым крестьянским ценностям, бесхитростным отношениям полов. Все тщетно.
– Я решил открыть мое горе королеве-матери, тем более что возникала прямая угроза династии. Королева-мать взглянула на меня жестоким взглядом, как только она это умела, и сказала: «Ты знаешь, как действовать». Я отправил принцессу в Париж, где в то время проходила всемирная выставка детских игрушек. Нанял доверенного человека, который следил за исправностью ее автомобиля. Тот перерезал тормозные шланги и сообщил папарацци, что на выставке детских игрушек принцесса Ди сделает сенсационное сообщение. Папарацци, как ошалелые бесы, гнались за принцессой, пока один на лимузине не подрезал ее. Шофер затормозил, но тормоза бездействовали. Машина ударилась в столб, и принцесса погибла. Вместе с ней, разумеется, погиб ребенок. Я тут же прилетел в Париж, и хирурги тайно извлекли из нее пятимесячный плод арабчонка, и я распорядился похоронить его на мусульманском кладбище. С тех пор я несчастен. Горе мое неутешно. Королева-мать старается меня утешить. Вчера застала меня в кабинете, где я созерцал портрет моей ненаглядной Ди. Положила руку мне на голову и тихо произнесла: «Чарльз, из всего этого ты должен извлечь урок. Какая барыня ни будь, все равно ее е…»
Карантинов умолк, не обращая внимания на женщину, которая поочередно подымала в воздух связки моркови, пучки укропа, корневища хрена, кривые, как ятаганы, огурцы, красные помидоры. Стрижайло было жаль женщину, жаль Карантинова, жаль безвременно погибшую принцессу, жаль неродившегося арабчонка, жаль королеву-мать. Ему было жаль и себя, попавшего в зависимость от бесов, вынужденного им служить. Только бабушка, ее милое родное лицо, лучистый любящий взгляд сулили возможное избавление. Трепетная, торопливая, она входила в комнату, где он лежал в болезни, испытывая ужас приближавшегося жаркого бреда. Клала на пылающую голову мокрое полотенце, прижимала к горящему лбу прохладную легкую руку, повторяя: «Мой милый Мишенька!»
– «Принц Чарльз» – это прекрасная находка, – сказал Стрижайло. – Вы собьете с толку своих оппонентов. Перенесете дебаты с овощной делянки и молочной фермы в покои Виндзорского замка и Букингемского дворца. У вас огромный шанс на победу. Чем бы мы могли отблагодарить вас за ваше участие?
