Владимир Токарев - У каждого своё детство (сборник)
Примерные годы рождений детей моего прадеда я рассчитал просто по старинной фотографии, имеющейся в фотоальбоме моей матери. На данной фотографии изображена вся семья Галкина Ивана Ивановича, за исключением его матери, его самого и дочери его, Александры. Фотография сделана до революции.
Хочется упомянуть ещё об одной фотографии, сделанной не просто до революции, а похоже – в конце 19-го века. На последней, фотографии, изображены 3 человека: прапрабабушка моя, её сын, мой прадед (надо сказать, других детей у прапрабабушки, насколько я знаю, не было), и сноха её, прабабушка моя. Лично для меня в этой фотографии любопытно то, что прапрабабушка и её сын одеты, не только богато, но и со вкусом; любопытно потому, что настоящего, не противоречивого социального происхождения этих двух моих, так сказать, предков – мне не известно. Ниже я постараюсь объясниться на этот счёт. Ну а если не голословно, то на фотографии прапрабабушка одета в длиннополое, довольно пышное, светлое платье. Её сын – в костюм «тройка». Хорошо видно, что одежда к лицу, в частности, этим двум, запечатленным на фотографии.
Ещё одна деталь любопытна мне в ней, в фотографии: бросающиеся в глаза, очевидно, модные тогда, борода и усы прадедушки. Дополню: борода и усы его равномерно подстрижены, безо всякого сомнения, в парикмахерской на определённую длину и высоту.
Дальше. Прапрабабушка, которой на фото примерно 45 лет, сидит на стуле, её сын – на фото ему примерно 28 лет – стоит по правую руку от своей матери, её молодая сноха, моя прабабушка, которой на фото лет 20, стоит от своей свекрови по левую её руку. Одета моя прабабушка, по сравнению со своей свекровью и её сыном, заметно беднее, проще, – в простое, не нарядное, длиннополое, тёмное платье, которое, впрочем, тоже ей, моей прабабушке, к лицу.
Последняя же любопытная для меня деталь в данной фотографии такая: у прапрабабушки вид очень довольный и представительный, у её сына – серьёзный и тоже представительный, полный собственного достоинства; у прабабушки вид, также как и у её свекрови, очень довольный, но одновременно и заметно смущённый. Попутно замечу, по всей видимости, это предсвадебная фотография моих прадеда и прабабушки. Ну а самое-то главное, из-за чего я подробно описывал фотографию, – так это в связи с предположением, что прапрабабушка и её сын, мой прадед, были дворянского происхождения. Отсюда получается, – понятен арест в 1938 году моего прадеда.
Пенсионного возраста, бывший директор Московской кожевенной фабрики, насколько я знаю, беспартийный, проживавший последние примерно 10 лет своей жизни в деревне, занимавшийся исключительно приусадебным своим хозяйством, – никак не мог, по моему разумению, привлечь серьёзного внимания органы тогда – НКВД; разве что своим названным происхождением. Потому что, помимо всего того, что я уже сказал о прадеде, ещё и год, в который арестовали прадеда, по словам моей мамы, – следующий год за 1937-ым, когда (в 1937-ом г.), как известно, происходили массовые сталинские репрессии, указывает на достаточную основательность моего такого предположения.
Здесь я пишу, разумеется, целиком для своих близких людей, родственников, поскольку всем остальным вряд ли есть дело до того, кто были по происхождению моя прапрабабушка и её сын, мой прадед.
Ну а прабабушка моя была из простолюдинок, потому что была почти что неграмотная. Читать могла – только по складам, и то очень медленно; считать – не знаю, не могу сказать, – ну, вероятно, под стать чтению – тоже кое-как; вместо же подписи – где-нибудь на документе – ставила просто крестик.
Что могло объединять прадеда и прабабушку, – первого (прадеда) – по крайней мере, образованного человека, вторую – почти что неграмотную? – Главным образом, вероятно, то, что прабабушка, по словам знавших её, была очень трудолюбивой. Видимо, прадед мой, предположительно обедневший дворянин, воспитанный в то же время по-дворянски, в духе, в частности, относительного безделья, нуждался в жене – труженице. Кроме того, прабабушка, судя по последней, упомянутой фотографии, была и заметно моложе своего мужа, и на лицо была приятна, миловидна.
Теперь объясню – почему мне не известно непротиворечивое социальное происхождение моего прадеда и его матери. По словам моей мамы, которой в свою очередь рассказал, надо думать, ещё кто-то, прапрабабушка задолго до революции работала служанкой в доме у каких-то богатых людей. Скопив деньги, она дала в царское время высшее образование своему сыну, прадеду моему.
Эти краткие сведения – в отношении социального происхождения названных людей – противоречивы на поверку, никак не увязываются с тем, что произошло в 1938-ом году с прадедом. – Не сын простой служанки подвергся тогда сталинским репрессиям, но, по моим умозаключениям, сын дворянки. Ну а кто же тогда и с какой целью солгал, рассказывая маме небывальщину касательно социального происхождения прадеда и его матери? Лично я думаю, под влиянием самое главное органов тогда НКВД, старшие родственники моей мамы рассказали ей данную выдумку, – от страха, как за свою, так и за её судьбу. И мама, по моим понятиям, была в полном неведении – кто она была по происхождению по линии отца своего. Родные братья её, дяди мои, младше моей матери по возрасту, тоже находились в таком же неведении.
Святая ложь помогла и, не имея никаких – в данном понимании – сомнений в душе и противоречий, мама и мой старший дядя – Валентин (о втором, младшем, Юрии, – скажу отдельно, чуть ниже) были достаточно хорошими в советское время советскими людьми. Работая на заводах (мама, можно сказать, всю жизнь проработала на одном и том же заводе, её брат, Валентин, – точно также, на другом), они имели награды, в том числе и правительственные, за свой подлинно добросовестный, долговременный труд на одном и том же предприятии; например, маму награждали за этот труд – в самом Кремле, в начале 80-ых годов, кажется.
Юрий – теперь о нём – был бы, наверно, тоже таким же, как его сестра и брат, если бы не пожизненная любовь к алкоголю, которая, как водится, делает из каждого человека – не человека, то есть, по меньшей мере, дурака и лодыря. Впрочем, ради денег дядя работал, как мог, до конца своих дней там, где его терпели, – работал до 62-ух лет…
Отклонившись не очень намного от своего прямого повествования, вернусь вновь к нему; при этом опять необходима небольшая предыстория. Итак, прадед мой, как я уже сказал, купил небольшой дом в Московской области, в деревне Богачёво. Покупка данная была сделана им примерно в 1927-ом году. Вселившись далее в него, в дом, с вышеупомянутой частью своей семьи, прадед почти тут же, с помощью нанятых работников, начал строить новый, крупнее купленного, дом. Который, впрочем, стоит и сейчас, то есть, вот уже более 80-ти лет. Дед мой, движимый сыновним чувством, а также отдавая долг благодарности отцу за комнату в Сиротском переулке, в то же время, воспитанный уже далеко не по-дворянски, помогал, как мог плотникам в строительстве дома. На всю жизнь ему, деду моему, запомнились тогда пильщики брёвен в длину; пилившие их вручную длинномерной двуручной пилой, для получения обычно досок нужной длины, ширины и толщины.
«Всё без разбору надо есть, как «пильщики»!» – Нет-нет, да и говаривал он мне, в какой-то степени всегдашнему малоежке и сладкоежке. Вероятно, сразу же проявив интерес – в отношении «пильщиков» – кто они такие? – я получил от деда полное представление о них, о тех – в 20-ые годы, 20-го века – трудовых богатырях, канувших, как говорится, в лету со своей профессией, – с изобретением такого механизма, как пилорама.
Продолжу. По окончании строительства дома, прадед мой с женой Натальей Антиповной, с дочерью Марусей и сыном Владимиром перешли жить в него, в этот новый дом. А дом старый, оставшийся от предыдущих хозяев, был сломан за ненадобностью.
Итак, лето предположительно 1955-го года, деревня Богачёво. Как-то проснувшись после дневного своего сна, а уложили меня спать в сенях, уточню, в нашей части дома (в другой части к тому времени уже проживали соседи, – проживали постоянно; впрочем, я ещё успею рассказать о них), я почти тут же ощутил вокруг себя непривычную пустоту. Было тихо. За сенным окном светило неяркое уже, не дневное, но ещё и не вечернее, солнце.
– Мам! – позвал я (было воскресенье, и мама, укладывавшая меня, должна была быть где-то тут, рядом). Ответа не было. – Мам! – повторил я встревожено. На мой зов из избы, опять скажу, в нашей части дома, вышла прабабушка, Наталья Антиповна.
– А где мама и баба Клава? – спросил я.
– Они пошли в лес за шишками, – успокоила прабабушка. – Шишки принесут, самовар поставим, да чай пить станем, – подойдя ко мне, ещё сказала она.
Действительно. Взрослые близкие частенько похаживали в ближайший лесок за сосновыми и еловыми шишками для самовара. Даже сама прабабушка ходила за этим делом. Скорее всего, она же сама, как местный, деревенский житель, и приучила, в частности, сноху свою и внучку к этому, как я вскоре узнал сам, лёгкому и весёлому занятию. Хорошо поняв моё детское душевное состояние, прабабушка взяла стул и подсела к моей постели.
