Ольга Новикова - Христос был женщиной (сборник)
Конечно, она могла бы посидеть за университетским компьютером, когда Матюша в аудитории, но раз уж приехала с ним в город, потратилась на дорогу, то неловко не пойти на его лекцию. Матюша обижается.
Сердится молча…
Чем себя занять?
Попоэтить?
Но стихи не высидишь за столом. Пыталась – бесполезно. Какую наживку ни придумаешь – не приманиваются. Слова, строчки вольнее птиц… Если и прилетают, то записываешь их за мгновение. Но появляются-то все реже и реже. Так быстро упархивают, что не всегда успеваешь пригвоздить к бумаге. Фьють – и исчезли. Мысли, не отлившиеся в слова…
Даже в телевизор вглядывалась, чтобы прогнать унылые думы. Было любопытно: в московском доме Матюша ни за что не хотел заводить «оболваниватель», а здесь – квартира съемная, мебель хозяйская, экран большой и плоский вмонтирован в белую стену – выковырять нельзя и даже не прикроешь.
При Матюше Лина, конечно, его не включала. Перед гипотетическим приходом мужа старалась не смотреть или уменьшала звук, чтоб он с лестницы не услышал. Но он ее все равно застукал. Потеряла бдительность, когда показывали любимые «Часы» с неузнаваемой Николь Кидман.
Вот ее Вирджиния нагибается, берет с земли большую гальку и кладет в карман пестренького осеннего пальто, вот подходит к реке, останавливается и смотрит на бегущую, живую воду. Движение манит. Она заходит в поток. Медленно, вдумчиво отдает ему ботинки, щиколотки, колени… Растопыренные ладони лежат на поверхности воды… Полы пальто подхватывает течение… Нисколько не холодно…
А вот и я вся в спасительной среде…
Лине начинает казаться, что это она высвободилась…
Но тут экран гаснет. Фильм оборвал разъяренный Матюша. Вернулся раньше времени…
…Так чем же себя занять?
Как ни старайся, на хозяйство много времени не потратишь: до ближайшего супермаркета пятнадцать минут самым медленным шагом, а там – все вымытое, расфасованное и практически готовое. У Матюши язва двенадцатиперстной кишки, поэтому готовить надо на пару и прямо перед едой. Легко и недолго. Тем более что чаще всего он возвращается сытым: все встречи – деловые, приятельские, а может, и любовные?.. – проходят в ресторанах, иногда на дому у его сослуживцев.
Пока всего лишь раз он взял Лину с собой: коллега-искусствовед позвал в гости непременно с женой. «Чтобы сожитель не приревновал, – объяснил Матюша. – Он у него архитектор, богатый и известный».
Симпатичные такие… Оба высокие, статные, с бугристыми плечевыми поясами и никакого брюшка, никакой рыхлости, свойственной тем, кто олицетворяет женское начало в гомосексуальных парах. Европейские интеллектуалы не пренебрегают фитнесом. На обоих светлые фланелевые брюки и рубашки с крокодильчиком. Нежно-розовая и желтая. Обходятся без сюсюканья, нет и вульгарной, утрированной женственности.
Лина углядела, что у Матюшиного коллеги слегка припухшие губы и контур рта подразмыт. И еще он не по-мужлански чуткий, внимательный: проследил за взглядом гостьи, с любопытством обшаривающим помещение, и тут же организовал экскурсию по апартаментам. Сам накрывал на стол, а архитектор отстраненно и совсем не рекламно – никакой беззастенчивой настырности – демонстрировал свои дизайнерские идеи: белые стены без картин, белая мебель, белый рояль в специальном для него зале, белые стеллажи в библиотеке с цветными корешками, белый фарфор на белых льняных квадратах.
Чисто-чисто, как в операционной.
Нормальные человеческие чувства тут препарируют?..
Вряд ли они повесят на стерильную стену принесенный подарок, а ведь Лина специально потратилась на деревянные рейки (пластиковые были бы дешевле), чтобы обрамить своих ню на Тайной вечере.
Может, все-таки не спрячут в кладовке ее творение, ведь рамка-то белая?..
Ходьбой, долгими пешими переходами Лина пытается раздвинуть пространство своей здешней жизни. Это бесплатно.
По-русски беспечно, не обращая внимания на отсутствие разрешающей и защищающей «зебры», перебегает она дорогу возле дома и утыкается в озеро. Тут как раз яхтенный причал. Можно скинуть халат, и если рано утром или затемно, то прямо голышом нырнуть с цементного бордюра в прозрачную воду, шуганув косяк юрких мальков и пугаясь большого белого лебедя, появляющегося из ниоткуда.
Леда и лебедь…
Правда, не всегда тут свободно. Бывают и другие желающие искупаться на халяву. По обе стороны от причала – сотни метров частных владений, за заборами, за невысокими оградами, которые никто не штурмует. Не принято у них. Гораздо дальше – если лицом к озеру, то справа – городской парк с платным пляжем. Но раскошеливаться каждый жаркий день Лине не по карману.
Еще можно пойти в противоположную от дома сторону: вверх, на гору. Там тень, там специально для прогулок обустроенные тропинки с указателями: в одну сторону пойдешь – полтора километра нашагаешь, в другую – три, в третью – четыре тысячи семьсот метров. В любом случае упрешься в вершину холма, на которой – кладбище, аккуратное, с тщательно выверенными одинаковыми квадратами могил и одинаковой высоты мемориальными плитами. Возле входа на муниципальное захоронение – пирамидка из пластиковых рожков цвета хаки. Любой может взять эту удобную унифицированную вазочку, налить воды из крана по соседству, поставить в нее заранее купленный букет и острым концом воткнуть в землю родной или просто знакомой могилы. Когда цветы завянут, служитель выбросит их на помойку, а рожок вернет на место. Входит в его обязанности.
Всякая Линина прогулка как жизнь – начинается рождением из воды и кончается кладбищем, причем к озеру ведет лишь одна небезопасная дорога, а к смерти – много разных благоустроенных тропок…
Акриды и дикий мед
Ева
С первого сентября все, как сговорились, зазвонили Еве насчет очередного Салона. Деликатно намекали, что соскучились, что пора бы… Те, кто поближе, кто был в курсе ее быта, сначала спрашивали про переезд, предлагались в помощники-грузчики, а узнав, что они с Павлушкой уже обустроились на Курице, начинали кудахтать: «Что это?»
Отвечала: «Река».
Продолжали: «Где это?»
Услышав: «Справа от Новорижского шоссе», – перебивали: «От нуворишского?»
Где-то на третий раз захотелось стукнуть каламбурщика по кумполу. Но что поделать: друзья-знакомые одного эстетического разлива, из одной колыбели, из одного воннегутовского карасса. Их мысль идет по одной и той же тропинке, ни шага в сторону… Слишком дисциплинированно на Евин вкус.
Василиса единственная не поскользнулась на банальной корке, единственная знала, что Курица – речушка на западной окраине Москвы, но она, затурканная работой и ребенком, подкатилась с претензиями:
– Неужели меня не пригласишь? Все вокруг только и базарят о твоем Салоне. Учти, у меня непогашенный билет! Ты меня звала, помнишь?! – пулеметом строчила Василиса. – Но ты же устроила его в Великий пост, да еще и в среду! Конечно, я пропустила! – Ее речь назидательно замедлилась. – Обидно! Мне Криста доложила, какой крутой был последний обед на «Титанике»! А я, блин, даже в третий класс не попала. После апреля вы собирались? – Восторг без запинки сменился ревностью. Парой ходят два этих чувства…
Указывает, что мне делать…
Контролировать себя Ева никому не позволяла. Если б что-то подобное она услышала в своей прежней бизнес-жизни, то мгновенно дала бы по рукам, нисколько даже не взволновавшись. Отбрила бы просто для порядку, острастки ради, чтоб другим неповадно было.
Так пару раз ей пришлось уволить отличных работников, которые по разным причинам, но по одной самолюбивой дури пригрозили уходом, чтобы добиться своего. Один – повышения зарплаты, другая – отпуска в самый разгар заключения годовых договоров. Ева тогда распрямила губы в улыбке, следя, чтобы линия не прогнулась (знак обиды или нерешительности), добавила теплоту в голос и протянула руку для пожатия: «Желаю вам всяческой удачи на новом месте». Понимала, что сотруднички зарываются по глупости, во вред себе, жалко обоих было, но ничего не поделаешь. В коллективе все становится известно, одну гайку ослабишь – весь механизм расшатается.
Дело прошлое…
Сейчас Ева совсем не настроена на строгость. Лестно же, что все говорят о ею затеянном, что все к ней рвутся… Я это сделала!
Да и апрельский, самый трудоемкий Салон вспоминается с приятствием.
Думала тогда, думала… Концептуальные идеи к весне не то чтобы исчерпались, а постепенно автоматизировались. Ничего не стоило сочинить для очередного сбора тему, подыскать к ней пару выступальщиков и несколько оппонентов, которые без понукания, сами начинают дискуссию. Неудобного молчания, тягостного для слушающих, не припомнить, а вот «тпру!» и «брейк» пригождались.
Ну а с едой еще проще. Когда есть замысел – тут же выскакивает в голове с десяток блюд, которые можно назвать словами из данного языкового куста. Дальше – дело техники, пусть затратное по труду и бюджету, но оно того стоит. Рвутся люди!
