Александр Проханов - Крейсерова соната
В осчастливленном сознании Модельера стали возникать яркие, черно-золотые эскизы панихиды. Отрывки слезных речей и стенаний. Скульптурные фрагменты памятника погибшим подводникам.
Счастливчик, минуту назад представлявший собой тучу распавшихся молекул, вновь овладел собой. В щеки ему прыснул легкий румянец. Он приблизил телефонную трубку к вытянутым, напоминавшим хоботок губам. Соединил их через линию кодированной связи с волосатым ухом флотоводца.
– Слушайте мой приказ!.. Ускорить спасательные работы!.. Бросить весь штат водолазов в район аварии!.. Преследовать лодку-убийцу силами противолодочной авиации!.. Привести в боевую готовность ядерные силы подводного и надводного флотов!.. Информировать меня об обстановке каждые тридцать минут!.. Предупреждаю, если в результате аварии мой рейтинг покатится вниз, вы ответите перед трибуналом!.. Выполняйте!..
Оба кинули малахитовые трубки в сафьяновые углубления, и связист-полковник, захлопнув футляр, удалился из комнаты.
Модельер любил в Счастливчике эти ослепительные преображения. Переход от немощи к бесстрашным проявлениям воли, что давало тому право сравнивать себя с Наполеоном. «Мой Тулон!» – повторял он в решительные минуты, и кремлевский портной, по указанию Модельера, сшил ему треуголку и походный сюртук.
Модельер любящим взором рассматривал своего властительного друга, как кукольных дел мастер рассматривает свое заводное изделие.
Вновь появился связист. Держал раскрытый футляр, в котором покоились две бирюзовые трубки с кнопками из самоцветов:
– Господин Президент, на проводе Вашингтон, Белый дом, Овальная комната…
– Что хочет от меня этот вероломный ковбой? – надменно произнес Счастливчик, беря неохотно трубку.
Модельер завладел второй, слыша, как в ней, словно в мелодичной ракушке, рокочет заокеанский голос. Проталкивал сквозь проложенный из Америки в Европу донный кабель булькающие английские слова…
– Мой дорогой русский друг… Лишь чрезвычайные обстоятельства побудили меня обратиться к тебе с этим экстренным сообщением… Командование американского флота только что проинформировало меня, что в верхних широтах, недалеко от Северного полюса, наша лодка класса «Колорадо» столкнулась с русским подводным крейсером и, получив повреждение, движется в норвежскую базу Керкинес… Как сообщает наша разведка, ваш крейсер «Москва», испытав в результате удара серьезные повреждения, лежит на дне, на глубине около ста метров… Инцидент произошел в результате опасного маневрирования вашей лодки, что, к сожалению, стало частым явлением и подвергает участвующие в патрулировании экипажи наших субмарин большому риску… Тех нескольких минут, что отделяют мой звонок от полученной из штаба флота информации, было достаточно, чтобы взвесить все возможные последствия инцидента… Поставив наши дружественные страны на грань несанкционированной ядерной атаки, мы подвергаем испытанию мучительный и многолетний процесс нашего сближения, которое через месяц должно увенчаться грандиозным московским Праздником века, где мы, лидеры мировых держав, собираемся передать тебе высшие полномочия Мирового правительства… Как бы горько ни звучало для меня известие о поврежденной субмарине, я готов закрыть на это глаза, ибо целостность мировой архитектуры, столь тщательно нами возводимой, для меня выше, чем целостность корпуса отдельной подводной лодки… Поэтому, мой друг, я предлагаю тебе незамедлительно отменить боевую готовность русских ядерных сил… Отозвать с места аварии поисковые и спасательные суда, чтобы ваш потопленный крейсер навсегда унес в океан тайну этого досадного столкновения… Наши отношения останутся незамутненными, и ты на виду всего человечества будешь награжден высшим титулом Мирового правителя…
– Ты!.. Ты смеешь мне это предлагать!.. Цвет русского подводного флота!.. Двести моряков!.. Их жены и дети!.. На меня смотрит Россия!.. Мой рейтинг покатится вниз!.. Твоя проклятая «Колорадо» умышленно осуществила атаку!.. Пользуясь временной слабостью России и моей наивной доверчивостью!.. Но знай, у меня еще остается ядерный потенциал, чтобы показать тебе кузькину мать, а твоя ракетная оборона способна сбивать одни дельтапланы!.. – Захлебываясь, путая немецкие слова и английские, Счастливчик вталкивал все это в бирюзовую трубку, сквозь которую его брань врывалась в подводный кабель и мчалась со скоростью электромагнитной волны среди китов, акул и моллюсков. Достигала Овальной комнаты Белого дома, где в час позднего вечера сидел Президент Америки, окруженный госсекретарем, министром обороны, начальником объединенных штабов и темнокожей советницей по национальной безопасности, у которой были критические женские дни.
– Владимир, послушай, что скажет тебе твой верный советник и друг… Он наверняка слушает наш разговор, – таков был ответ Президента Америки.
Счастливчик беспомощно оборотился к Модельеру, стараясь уразуметь стремительно набегавшие мировые события, которые с каждым прилетавшим из-за океана словом обретали новый устрашающий смысл.
Модельер молча взирал. Его мраморное лицо античного бога стало еще белее. Черные волосы напитались серебряным блеском. Алые губы шевелились, произнося беззвучные заклинания. Грозная жила пульсировала среди лба. Глаза огромно и мощно сияли, источая лучи, которые действовали на Счастливчика как потоки жара и холода. Тому казалось, что на лоб его наложили горчичник, и лоб от жгучего компресса начал нестерпимо гореть. Потом почудилось, что в глаза метнули лопату снега, и они ослепли от холода. Затем померещилось, что лицо обмазали толстой глиной, словно наложили посмертную маску. Сквозь каменную маску стало медленно просачиваться тепло, как если бы зажаривали заключенный в глину кусок мяса. Сквозь эту медленно нагреваемую коросту он услышал слова Модельера:
– Сделай так, как говорит американец. Тебе предстоит венчание на Всемирное Царство, а это и есть вершина нашего русского дела. Ты – помазанник Четвертого Рима, Новой Москвы, а помазание требует жертвы. Ты должен отказаться от прежней Москвы, которая канет в водах истории, чтобы новая воссияла как Вершина Истории. Пусть крейсер «Москва» уйдет на дно. Это есть ритуальная жертва твоего восхождения. Жертва, освящающая явление Новой Москвы.
Счастливчик чувствовал, что его голова запечатана в ком раскаленной глины. Сквозь пылающий камень в трещины черепа лился синий огонь. Из каменного валуна, на котором, как на башке скифской бабы, были едва обозначены плоские глаза, вмятины ноздрей, стесанные подбородок и скулы, из глубины раскаленного камня глухо прозвучало:
– Согласен…
Две бирюзовые телефонные трубки, сверкнув аметистами, легли в сафьяновый футляр.
– Соедините меня со штабом флота, – приказал Модельер офицеру связи. Принял отшлифованный брусок малахита, инкрустированный перламутром. – Приказ Президента! – властно произнес Модельер, как только его алые губы коснулись промытого, с пучком волос, уха командующего. – Прекратить поисковые и спасательные работы в районе аварии подводного крейсера «Москва»!.. Вернуть самолеты разведки на аэродромы дислокации!.. Отозвать эсминец в прежний квадрат учений!.. Отменить стартовую готовность стратегических сил!.. Флоту работать по плану мирного времени!.. Выполняйте!..
Счастливчик с облегчением почувствовал, как распался ком накаленной глины и побелевшие от жара черепки со стуком упали на пол. Стало легко дышать. Прохладный душистый воздух наполнил спекшиеся легкие.
– Как хорошо! – произнес он, подходя к зеркалу и рассматривая свое освобожденное от камня красивое лицо. Оно было свежим, молодым, с легким румянцем, какой бывает после дня, проведенного на горнолыжном курорте. И лишь на щеке проступило странное зеленоватое пятнышко, какое бывает у лежалого сыра. – Что это?… – Счастливчик испуганно тер пятно, сначала рукой, затем батистовым платком, смочив его духами. – Как будто рокфор!
– Ерунда!.. – успокоил его Модельер, рассматривая злокачественное зеленовато-лиловое пятнышко. – И на солнце бывают пятна!.. Гримера!.. – Он громко хлопнул в ладони.
Появился гример в форме офицера безопасности. Раскрыл саквояж с множеством красителей, кремов, мастик, с набором помад и гримов. Стал священнодействовать, обмахивая Президента пышными благовонными кисточками, скрадывая проступившее досадное пятнышко, рисуя ему новое лицо.
В «Пещере волхвов» мерцали на полках драгоценные дары. Не мигая, смотрел из колбы чернильно-испуганный глаз медвежонка. Стояла костяная нога Басаева. Серебрился тяжелый перстень с пеплом сожженного тамплиера. Озаренное хрустальными лучами, с трубками рассеченных сосудов, пульсировало отечное сердце Истукана, издавая ухающие хриплые стуки. Под эти барабанные стуки на Ивановской площади, среди сумрачного злата кремлевских соборов, рота почетного караула танцевала дефиле. Тускло сияли штыки карабинов.
