Роман Бубнов - 290 секунд
– Ты вообще, что за клоун? – Дурнев морщится от стекающих с волос по лицу колючих струй талой от снежинок воды.
– У нас есть кое-что общее с тобой, то, о чем ты редко или никогда никому не рассказываешь.
Гипнотизер задумывается о чем-то на время:
– Подойди чуть ближе на свет, – командует мне.
Делаю полшага вперед, так, что ненормальный фонарь, подвешенный чуть выше контактного провода электропоезда, оказывается прямо над моей головой.
– Подожди-ка, – Дурнев всматривается мне в лицо, сверяется с крупной составной наколкой на тыльной стороне левой ладони, потом кидает удивленный взгляд на наколку на правой, роется в кармане куртки, достает помятые квадратные фотографии, глядит на них, потом на меня:
– Ромка? Брат, ты нашел меня!
* * *Дурнев опускает пистолет и второй рукой протягивает мне уже изрядно успевшие намокнуть фотоснимки.
Я подозрительно принимаю их. На каждом из них в разных декорациях крупным планом улыбаются две довольные монохромные детские физиономии, одна из них точно моя, а вторая, я присматриваюсь, маленького Дурнева. Да, это так. Ошибки быть не может.
– Но, – я пытаюсь подобрать слова, – как это возможно?
– Ещё как возможно, брат, – кажется, он светится от счастья.
– У нас даже фамилии разные, это какой-то бред.
– Не бред! Пару лет назад, когда всё только началось, я ездил к матери, она меня даже не признала. Я и сам бы ни за что тебя не вспомнил, если бы не фотоальбомы в моей комнате.
– Я ушел из дома, когда мне было 14. Мы тогда с матерью здорово повздорили, я точно помню, что она оставалась одна, – я пытаюсь собраться, но свалившаяся каша новостей не укладывается в голове.
– А я ушел только в 18 и вообще не помню тебя. Может у нас разные отцы просто. Эта штука здорово память стирает. Скажи же!
– Извини, я не разделяю твой восторг, – я чувствую себя каким-то обманутым.
– Я себе контурной машинкой даже подсказаньки напортачил, – Дурнев демонстрирует татуировки поверх кистей, – чтобы тебя не забыть! Видишь, я знаю о тебе больше, чем ты обо мне!
В таких ситуациях в кино обычно звукорежиссером нагнетается драматическая музыка, монтажер, как может, укрупняет план, чтобы подчеркнуть эмоциональность момента.
Я заглядываю внутрь себя и понимаю, что вся эта канитель, даже если она и является правдой, а этот вооруженный человек – действительно мой брат, – всё это мне безраздельно и безоговорочно безразлично.
Мне всё равно. Я смотрю на него в упор и не чувствую ничего.
По барабану, будь этот преступник хоть внучатым шурином соседского мопса.
Я пытаюсь поменять ход беседы в более продуктивное русло:
– Сергей, откуда это у нас?
– Что именно?
– Проблемы с взаимодействием с людьми. Почему нас не помнят?
Дурнев вынимает из брюк телефон, копается в меню, слегка нагибаясь вперед, протягивает через рельсы мне:
– Я уже сотни раз смотрел, может, ты вспомнишь, где это было?* * *На экране айфона во встроенном медиапроигрывателе запускается видеоролик с сильными помехами и прыгающей картинкой.
Дурнев в каске, с веревкой через плечо, экипированный для горных восхождений, наигранно вещает в камеру:
– Уважаемые друзья, наверно это мой последний репортаж…
– Серега, не наговаривай, – слышу свой собственный голос на фоне.
Камера меняет ракурс и наезжает на меня, зависающего на отвесной скале, машу в кадр.
– Готов? – спрашивает Дурнев.
– Да, чур, я первый.
– А вот и нет, – камера начинает трястись и в кадр попадает углубление в боковом рельефе скалы, напоминающее пещеру.
Сергей отстегивает карабин и, не прекращая снимать, заползает внутрь.
– Ну что там, золото есть? – по-видимому, заползая следом, я спрашиваю на глухом фоне.
– Темно как в, бл…., – динамик телефона хрипит от сильного крика Сергея.
Камеру жутко трясет. Помехи. Ролик обрывается.
* * *Я помню!
Три года назад, в самом начале всех этих перемен, я ехал на электричке с каких-то местных соревнований по экстриму в неподготовленных условиях. По-моему это была то ли Лисья, то ли Заячья гора далеко в области, неопробованные ранее склоны. Точно!
Я ещё никак не мог понять тогда, откуда на моих руках взялась кровь и ссадины. На меня ещё косилась старушка-огородница. Оказывается, то были первые весточки того загадочного инцидента. Странно, что я раньше не додумался. Скорее всего, Дурнев провалился в расщелину, а я его достал и спустил вниз на землю, спас, получается, от смерти. Выходит, я герой.
– А ты что помнишь? – я не тороплюсь раскрывать все карты.
– Всё, что осталось в голове, брат, как очнулся в больнице в хирургии, какая-то лажа со спиной. Врачи бегали туда-сюда, потом… Потом я просто встал и ушел.
– И когда понял, что стал особенным, решил грабить ростовщиков?
– Человек должен есть. Я думал, они просто забудут меня и всё.
– Это называется преступление, по сути, ты обычный вор.
– Ну, брат, не тебе говорить – не мне слушать.
– А ты попробуй не слушать, а услышать. Мать дала тебе имя и что ты с ним сделал? У меня нет слов – одни буквы с конца алфавита, и те по три.
– А-а-а, – машет рукой Дурнев, – разговор мимо дела, брат. У нас такие возможности в руках, кто узнает – обзавидуется. Только представь, чего мы можем вместе достичь: мы покончим с мелочевкой и будем брать только крупные банки, будем жить, где захочется, иметь любых баб в любое время, и они даже заяву на тебя не напишут. К нам никакая грязь не прилипнет.
– И это твоя цель? Поэтому ты так жестко с девушкой на вокзале?
– А у вас что, любовь?
– Давай мы о романтике в другой раз поговорим, – я поёживаюсь от ледяного мокрого ветра, – или ты так со всеми девушками себя ведешь, например, с Элиной.
– Элина, да, – смакует Дурнев, – злобная девка, может трипаком прямо по телефону заразить. Так и знал, курва, сдаст меня рано или поздно, неблагодарная с….
– И ты поэтому её насиловал? – я обрываю меткое ругательство.
– Её, других баб, какая разница, живи и дай жить другим, я беру, что могу взять.
– Страшные слова говоришь, Дурнев. Ты подонок, гадишь другим, а потом ныряешь в нору, своё же дерьмо нюхать.
– Тише, брат, не пыли чего не знаешь. Я сделал свой выбор, теперь твоя очередь.
– Я ни за что не пойду с тобой. То что ты делаешь – это подло.
Дурнев как-то наигранно смеется, пытаясь импровизировать перерыв, чтобы взвесить все за и против. Говоря проще, он не знает, как ему поступить.
– А что ты тогда предлагаешь? – он смотрит на меня уже не так доброжелательно, как минуту назад, – разбежимся и всё? Забудем друг друга как и раньше? Бац! И не было этой встречи, да?
– Я не думаю, что после всего, что услышал сейчас, смогу просто так отпустить тебя.
– Ты спятил, пушка у меня, – Дурнев демонстративно трясет передо мной стволом.
– Я боюсь, что мы прошли точку невозврата. И одному из нас придется «уйти», – я чуть наклоняю тело вперед.
– Дурак ты, брат, – Дурнев скалится и оглядывается по сторонам.
– Я не доверяю людям, которых не понимаю и ты не исключение. Твои мозги настолько засраны, бульдозерной фермы не хватит, чтобы всё развести.
– Черт, – ругается Сергей, – ладно.
Дурнев поднимает руку и наводит на меня оружие, взводит курок:
– Будь по твоему, пусть один сегодня уйдет, – медлит Гипнотизер, – учись красиво проигрывать брат!
* * *Сбоку раздается громкий протяженный гудок.
Сергей поворачивает голову, и я совершаю отчаянную попытку перехватить инициативу.
Я бросаюсь вперед, хватаю двумя руками пистолет, уводя дуло чуть в сторону от моей головы и, ставя упор правой ногой в живот Дурнева, что есть силы отталкиваю его от себя. Брат отлетает назад и валится на гальку. Пистолет остается у меня в руках.
На огромной скорости, не переставая сигналить предупредительными протяжными гудками, слепя сильными передними фарами, на нас летит поезд.
Я успеваю отступить назад, и, разделив наш тандем на две части по разные стороны одного пути, по рельсам долбит длинная, забитая под завязку, электричка.
Пока Дурнев встает на ноги, я осматриваю пистолет – компактный для ношения без кобуры, с удобной рукояткой и крупными насечками, хорватский Springfield XD.
Во время службы в армии я всегда выбивал на стрельбище мишеней на твердую четверку. Я проверяю, дослан ли патрон в патронник, слегка отводя указательным пальцем затвор-кожух. Судя по форме спускового крючка, у него очень короткий ход, что по идее должно способствовать более высокой точности стрельбы.
Но смогу ли выстрелить? Смогу ли убить брата?
Сквозь стыки вагонов, образующих при движении мигающую картинку, я наблюдаю за тем, что происходит по ту сторону проносящегося состава.
Дурнев уже подбежал к периметральному бетонному заграждению и, сняв с себя куртку и перекинув её через цилиндрические витки колючей проволоки, пытается с помощью выступа в основании забора, забраться на него, чтобы перепрыгнуть и скрыться.
